В частности, асфальтоукладчики. Скажите, какой сейчас самый популярный в России асфальтоукладчик?
— Какой дешевле, такой и самый популярный.
— Для такого ответа не надо быть директором завода. Да, не спорю, вы мэр. Но ведь говорите на каждой встрече: с завода я не уходил. В курсе всех проблем. Поэтому и спрашиваю. А теперь — правильный ответ. Самый популярная техника этого профиля АсфК 302. Он, как раз не самый дешевый, стоит на сто — двести тысяч рублей дороже асфальтоукладчиков вроде ДС-184, но зато ширина укладки асфальта — 3-6 метров. За это его и покупают в богатых субъектах Федерации, где вовсю строят новые дороги. Вот какую технику надо производить и продавать, чтобы поднять завод.
***
— Дрынов, ты охренел, что ли?
— В чем дело, начальник?
— Ты зачем ее сюда притащил? Дочку нашего пивного олигарха. Надеюсь, ее не помяли?
— Вроде нет.
— Запри ее отдельно от всех. И возвращайся, работать надо. Их надо всех дожать за час.
Фургон въехал на территорию бывшей ментовской базы, приспособленной под тренировочный центр охранной фирмы «Перун» десять минут назад. На глазах у Шурыгина, стоявшего у окна, парни в маска и в камуфляже, с молниями на щитках, быстро выбросили из фургона пленных, потащили во внутрь. Приглядевшись к одной из пленниц, Шурыгин слегка схватился за сердце. Ряды МВД Шурыгин был вынужден покинуть не по сумме шестидесяти случаев издевательств над задержанными, а только по шестьдесят первой причине, когда ночь в лапах Шурыгина провел сын генерального директора концерна «Запсибнефть».
Лично проследив за тем, что Юлю отвели в одну из дальних комнат и заперли под охраной одного из бойцов, Шурыгин отправился поглазеть на задержанных. В большой комнате на стульях сидели пленники: трое ребят. Перед ними стоял Леваневский, импозантный и строгий, как гестаповский следователь. Сзади него — двое охранников в масках. Охранники слегка помахивали дубинками, что придавало картине законченную театральность.
Гораздо больше Шурыгина удивило другое. В стороне стояли еще двое его бойцов. Один из них подбрасывал в ладони монетку, другой держал за шиворот невысокого паренька в изящном черном костюме, правда, на ногах — дешевые ботинки. Очки на лице паренька слегка съехали в сторону, но он даже не пытался их поправить, а просто глазел в какую-то точку, найденную на стене. Его лицо было бледным, но спокойным.
— А это что?
— Товарищ командир, — хохотнул боец Дрынов, вот этот шурик, просто бешеный. Меня чуть в кабаке не задушил, Леха из-за него в машине навернулся. Вот, хотим разыграть, кому из нас брать его в разработку.
— Отставить. Кому было сказано, — (тихо, чтобы Антон не слышал) — никаких следов и эксцессов. Я сам с ним разберусь. Пошли, мальчик.
Взяв Антона за плечо, Шурыгин вывел его в соседний кабинет, видимо, директорский, так как там были и шкафы, и мощный дубовый стол.
— Зря вы это, — тихо и буднично сказал Антон. — Никакой юридической силы мои показания иметь не будут.
— Да ну, — удивленно сказал Шурыгин, — и, схватив Антона за плечи, заорал глядя ему в лицо.
— А ты знаешь, что бывает за сопротивление при задержании? А ты знаешь, ЧТО ТЫ МОЖЕШЬ НЕ ДОЖИТЬ ДО БОЛЬНИЦЫ? НУ, ОТВЕЧАЙ, ЗНАЛ?
В эту минуту из соседней комнаты раздался радостный рев. Вбежал Дрынов, чуть не прыгая от счастья.
— Командир, я триста баксов заработал. Вот, оказывается, кто у них художник, — и показал толстую папку с рисунками Антона.
Антон каким-то чудом извернулся из рук Шурыгина, прыгнул к Дрынову, но Шурыгин выставил ногу Антон растянулся посередине комнаты.
Когда Антона перевернулся, чтобы встать, он увидел стоящих над ним Шурыгина и Дрынова. Они с интересом разглядывали рисунки, иногда хихикая.
— Ха. Да тут не только про Батьку. Еще какая-то девчонка везде.
— Ну, девчонок в сторону.
Потом Шурыгин опустил руку, схватил Антона за шиворот и поставил на ноги, взглянув прямо в лицо. Антон тоже поднял голову.
В глазах Шурыгина уже не было прежней наигранности. В них стояло то, что пожалуй можно было назвать участием.
— А вот это уже серьезно, — сказал он. — Влип очкарик!
***
— Считаю до трех. Если ты будешь отвечать мне только «да», больше не трону. Твоя фамилия Аржанин?
— Да.
— Ты малолетний ублюдок?
— Да.
— Ты напишешь все, что я скажу?
— Да.
— Вот тебе бумага. Двадцать минут, чтобы все перекатать и поставить свою подпись. Потом то же самое скажешь на камеру и в диктофон. Понял? Чего башкой киваешь? Три раза подряд отвечай: «понял»!
— Понял. Понял. Понял.
***
— Вот вы в своем недавнем интервью, прямо так и сказали: надо быть реалистами. Надо, Юрий Петрович, непременно надо. Ведь сейчас дороги в России строят и чинят не какой-нибудь советский Госдорстрой, а власти больших городов: Лужков в Москве, Яковлев в Питере, Лебедев в Нижнем Новгороде. Эти господа дорожат городским бюджетом и покупают ту технику, которая и дешевле, и экономичней, а главное — производительней. Надеюсь, у вас нет рычагов давления на Лужкова, чтобы он купил ваши катки? Или может есть? Откройте тайну, Юрий Петрович.
Ведущая . Иван Савушкин, вам замечание за неэтичное ведение дискуссии.
— Я государственник, — медленно сказал умотанный Батька, чуть ли не с полминуты подумав над тем, что же сказать. — Государству наша техника всегда была нужна и будет нужна.
— Тогда почему государство ее у вас сегодня не покупает? Или может сейчас президент у нас не государственник? Юрий Петрович, вы молчите покороче!
Ведущая . Иван Савушкин, вам замечание за неэтичное ведение дискуссии.
— Не знаю. Откуда знать.
— Зато я знаю, что государство сейчас требует от каждого собственника или директора: работать, платить зарплату людям, платить налоги. Вы не делаете ни первого, ни второго, ни третьего. Так какой вы государственник?
— Ты парень производства не знаешь.
— Я два завода уже поднял, — ответил Савушкин. — Когда стану мэром, буду третий поднимать. В чем-то вы правы, Юрий Петрович, я пока мало разбираюсь в производстве катков. Я и в кирпиче когда-то не разбирался. Теперь — разбираюсь. Жизнь заставила. Но в моей предвыборной программе есть план реанимации завода «Красный каток». Он, уж, поверьте, более реалистичен, чем ваша идея взять деньги в долг, запустить сборочный цех и потом ждать, когда же кто-нибудь чего-нибудь купит. И, кстати, о программах…
— Ванюша, давай перекурим.
— Ладно, — пожал плечами Савушкин. — Долго не курите, здоровью вредно.
Батька огрызнулся сквозь зубы, быстро вышел в соседний кабинет. У дверей встал охранник. Батька достал мобилу.
— Алло, Шурыгин, как дела?
— Процесс пошел. Двоих уже дожали, пишут объяснения. А еще для тебя сюрприз. Угадай.
— Мля, времени нет гадать. Что?
— Мы кукрыникса поймали. Среди этих.
— Он что, малолеток?
— Да. Из лицея. Антон Постников. Он у них художник и бухгалтер в одном лице.
— Слушай, дай ему ремня. Хорошего. Чтобы почувствовал. А когда почувствует — пусть начнет колоться. Я хочу, чтобы он пошел бы главным. Что он все это придумал, и стекла бить, и прочее. Пусть будет организатором. Но перед этим — ремня. Как следует. Как от родного папаши не попадало.
***
— Почти такая же история была у нас в Вологде. Ну как, такая же, конечно, другая, ничего одинакового не бывает. Там тоже есть Заречье, не такое как здесь, наоборот, самый крупный городской район и самый нищий. Задача там была, одного кандидата забить — Суркина. У этого Суркина была куплена районная ментовка, а наша бригада расклейщиков лепила на стены листовки без выходных данных. Четверых ночью менты повязали, привезли в отделение, взяли в оборот. Те раскололись, выдали бригадира. Бригадира тоже повязали и так могли уже выйти на наших. Тогда ответственный за проект, Витя Заец приехал в ментовку. Его спрашивают: «Ты кто?». «Ну, допустим, свидетель». «Фамилия?». «Ну, допустим, Заяц.» А Евгений Заяц был местным Чубайсом, возглавлял местное РАО и постоянно рубильник переключал. Еще дружил с местным губером. Конечно, Витька играл на графи фола, да и не только фола. Но все обошлось. Менты подумали, да всех и отпустили. Теперь у нас так говорят: «Ну, допустим, Заяц».
— Хороший прикол, Инка, — сказал Тараскин. — Только здесь это не сработает. Мы даже не знаем, куда их увезли.
— Кроме «Перуна» и ОМОНа никто в городе камуфляж не носит. Насчет ОМОНа сейчас выясняют.
— Еще был прикол: «Ну, допустим, Шевчук!»
У Куклинса запела мобила, он слушал минуты полторы, потом повернулся к коллегам.
— Сейчас в студии перекур кончится. Звонил Иван Дмитрич, попросил нас подключиться. Он до этого с Бариновым говорил, тот его просто умолял, говорил, что ментов ему по телефону поднять не удастся. Просил взять его охрану, свою охрану и попытаться найти.
— Заморочки, — протянула Елкова.
— Это не ОМОН, — сказал вошедший Гришин. — Я говорил с нашим бандитом, он сообщил: его людей на это не подписывали. Больше ничего не сказал, только когда я попросил его перечислить загородные достопримечательности, упомянул базу «Перуна». Начинать надо с нее.
***
— Ну как, накурились Юрий Петрович?
Батька сел за стол не ответив на участливый вопрос.
— Первый тайм начался с вашей подачи, так? — Савушкин кивнул в сторону ведущей, та растерянно уставилась на него, не зная, что ответить. — Теперь я начинаю. А говорить мы будем о программе. Давайте о вашей. Мне кажется, в городе про нее знают меньше, чем про мою программу, ведь ее занесли в каждый дом. Поэтому всем будет интересно.
— Савушкин, — зло сказал Батька, а почему твоя программа народной называется? Кто тебе дал право от имени всего народа говорить?
— А ты не знаешь? Я ведь программу не с потолка писал. Я попросил народ поделиться своими бедами, напечатали бланки наказов, шесть тысяч человек заполнили. Мало, конечно, но тут уже какая гражданская сознательность есть, такая и есть. Вот почему моя программа народная. Но я хочу сейчас поговорить про вашу.
— Ну…
— Так, раздел «городское благоустройство». Юрий Петрович, вот тут написано: в течении шести месяцев восстановить все поврежденные тепловые коммуникации, все трубы горячего водоснабжения. Мысль хорошая, у нас же не везде, как в Заречье тотальное печное отопление. Пока просто трубы рвутся, а еще года три и замерзнем, как в Приморье. Только вот, твои спецы, которые программу писали, они, часом, не из Ташкента?
— Не понял.
— А ты посчитай. Ведь так и написано: «шесть месяцев спустя, после начала моей работы на посту мэра». Конечно, лучше бы написали — «продолжения», но ведь не в этом дело. Хорошо, никакой инаугурации не будет, двадцать пятого сентября вас выбрали, двадцать шестого начались ремонтные работы. А самый поздний срок начала отопительного сезона у нас — десятое октября. Это у них, в Ташкенте может и можно в декабре ремонтировать теплосеть, без риска угробить весь Ташкент. Но у нас-то не ваша любимая Анталья, Юрий Петрович. У нас…
Ведущая . Слово Юрию Петровичу.
— Ты можешь без демагогии?
— Моя программа это и есть — без демагогии. Она составлена вместе с нашими специалистами, которые говорят: даже вторая котельная, насквозь прогнившая, еще одну зиму простоит. Останавливать ее и менять трубы в Центральном районе нужно весной — зиму переживем. Вас я вредителем не считаю, так что думаю, что ваша программа, всего лишь шутка.
Ведущая . Иван Савушкин, вам замечание за неэтичное ведение дискуссии.
— Ванюша, а можно твою программку посмотреть?
— Смотрите, не жалко.
Савушкин протянул Батьке программу. Тот впился в нее глазами, как учитель обществоведения в «Плейбой», конфискованный на уроке у комсомольца-десятиклассника.
— Читайте, читайте, Юрий Петрович. Это все, что жители нашего города думали о его проблемах, но боялись сказать. Что вы губами шевелите, хотите заучить наизусть? Не надо, дарю экземпляр.
Ведущая . Иван Савушкин, вам замечание за неэтичное ведение дискуссии.
— Ну, извините. Юрий Петрович, или вы хотите экзамен устроить?
— Хочу! Вот ты говоришь: восстановить отмененный третий автобусный маршрут: Автовокзал-Заречье. Откуда ты автобусы на эту линию возьмешь? Автопарк у нас сплошная рухлядь, а там сплошные овраги.
— Автопарк сплошная рухлядь? Тебе как мэру виднее. Но там старые автобусы и не нужны. Не надо покупать у соседей списанные «Икарусы» — дешево, да гнило. Надо будет купить Павловские «пазики»: два за наличку, два взять в лизинг. Все это обойдется в три миллиона — деньги в казне найдутся, зато они пробегают лет пять без ремонта. А большие автобусы для Заречья не нужны, это тоже проработано. Ответ принят?
— Раз мы до Заречья дошли… Видишь, тут же с водопроводом вечная проблема. А ты решил ее за год разгрести. Не верю…
***
— Еще хочешь?
— Что?
— Ремня, чего еще. Ну, отвечай, а то добавлю!
— Не хочу.
— Это правильно. Значит так, садишься и пишешь объяснительную. Просто, перекатаешь эту бумагу, своими словами. Добавь, что сам платил за работу. Потом будет интервью на камеру. Чего молчишь? Еще ремня?
— Нет.
— Тогда приступай. Мы все люди деловые, времени мало. Дрынов, можешь отпустить.
Антон оттолкнулся от стола, выпрямился, натянул брюки, поправил молнию (пуговицы лежали на полу). Сел было на стул, но тотчас же его лицо исказила дикая гримаса. Он отодвинул стул, влез на него коленями, взял ручку.
Шурыгин и Дрынов зашлись в приступе чистого, естественного, жеребячьего смеха.
— Вот что такое муки творчества. Давай, твори! И побыстрее!
***
— …Вполне хватит шести километров труб именно этого диаметра. Трубы придется купить в Челябинске, может быть, по бартеру, в обмен на два катка, которые город получит от завода в счет недополученных налогов. И как тебе самому не пришла в голову такая комбинация?
Ведущая . Иван Савушкин, вам замечание за неэтичное ведение дискуссии.
— Наташа, — обернулся к ней Савушкин, я заявляю в прямом эфире: после того, как стану мэром, с телевидения не будет уволен ни один сотрудник. Поэтому, прошу вас, не краснейте, когда делаете мне замечания или обрываете меня.
— Ванюша, с тобой можно спорить до морковкиного заговенья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37