Прыгнув в холодную воду, я представил себе, как меня хватают за ноги липкие щупальца проголодавшихся морских хищников, и в страхе кинулся на берег. Я уже мчался по сухой земле, выкрикивая пересохшим ртом заклинание старого Атала, когда из тьмы выбежали десятка два рогатых созданий, рожденных в в ночном Ленге! Они бежали ко мне со стороны города, увязая в отсыревшем песке, вытянув вперед свои поганые лапы, но я сделал несколько шагов замкнул круг. Тут раздался удар грома, и я повалился на песок. Оглушенный, я немедленно вскочил и увидел, как на расстоянии вытянутой руки, царапая когтями невидимый барьер — благословенную Стену Наач-Титха — сгрудились рогатые порождения кошмаров. Их раскосые глаза горели огнем ненависти и жаждой крови, но, удерживаемые невидимыми чарами, они впустую скребли воздух.
Не задерживаясь, я вынул из правого кармана второй свиток с заклинанием Атала. Эти чары должны были извлечь Летящего-в-Луче из рубина. Облизав пересохшие губы я начал читать. Когда первый из странных слогов колдовского языка сорвался с моих губ, перепуганные насмерть рогатые повалились на землю, и на их отвратительных физиолномиях застыло выражение бесконечного ужаса.
— Тетаграмматон Тхабайте Сабаотх Тетхиктос! — Как только над залитой тусклым светом новорожденного месяца пустыней раздались эти слова, рев рассвирепевших уроженцев Ленга сменился жалобным хныканьем — мольбой о пощаде. Подобно уродливым личинкам навозных мух, мерзкие твари стали ползать у основания Стены Наач-Титха, пытаясь найти хоть какую-нибудь лазейку. Наконец я признес последнюю руну и оглушающая тишина воцарилась в городе.
Затем, где-то там, в самом сердце безмолвия, что-то загрохотало. Этот звук быстро перерос в рев. Наверное, миллион ирландских банши вопили бы тише. Порыв ледяного ветра из самого сердца Дилат-Лита в один миг потушил адские факелы рогатых. Все крошечные красные огоньки неожиданно погасли, и раздался крик, словно огромный кристалл раскололся. И тут я услышал крики…
Я помнил предостережение Атала — не смотреть — но обнаружил, что не могу отвернуться. Я словно врос в землю и окаменел. Неистовые крики становились все громче и стали невыносимыми. Я же стоял, вглядываясь в темноту широко раскрытыми глазами, стараясь рассмотреть подробности того, что происходило на полуночных улицах. И вот, сметая жалких тварей, пресмыкавшихся у стен, появилось Он!
Он приешл, обрушился на стену, вырвавшись из чрева перепуганного города… Он принес ветер, который смел рогатых тварей, словно осенние листья…
Безглазый, но всевидящий; безногий, но надвигающийся, как наводнение… Мириады голодных ртов в пузырящейся массе — вот каким предстал передо мной Летящий-в-Луче. Великий боже! Вид этого создания сводил с ума! И что Он сделал с этими ничтожными существами из Ленга…
Вот так все и закончилось.
Всего три раза был я в городе с базальтовыми башнями и бесчисленными пристанями — Дилат-Лине, и теперь радуюсь тому, что больше никогда не увижу его.
9.

— Итак, вы по-прежнему хотите попасть в Дилат-Лин? Это странное желание не пропало, несмотря на то, что я рассказал вам?
Грант Эндерби с сомнением посмотрел на собеседника. Потом он поднялся с места и стал расхаживать по комнате. Рассказ Эндерби послужил только началом их беседы, а затем разговор потек своим чередом, затрагивая самые различные аспекты жизни Мира Снов. Мужчины разговаривали о путешествии де Мариньи и Титуса Кроу, о тягостной атмосфере тревоги и обреченности, подавленности перед лицом надвигающегося рока, который, казалось, повис, словно уродливая тень, над Миром Снов.
— Да, — отвечал де Мариньи, — я должен войти в Дилат-Лин. Там мои друзья, и они в опасности.
— Но, Анри, если сами Старшие Боги неспособны помочь вашим друзьям, то что сможете сделать вы — обычный человек?
— И вы об этом спрашиваете меня? Человек, который возвел Стену Наач-Титха вокруг Дилат-Лина, уничтожив рогатых торговцев?
— Мне повезло, — буркнул старик. — Без помощи Атала я ничего не смог бы сделать.
— Но мне тоже помогает Атал, — заметил де Мариньи. — А кроме того, у меня есть антигравитационный плащ.
— Ух! — проворчал недовольно Эндерби. — Вы просто не представляете против чего идете, Анри.
— Отлично я представляю. Вы рассказали, что мне встретится, Грант, и я вам очень благодарен. Правда, кое-что я не понимаю.
— ..?
— Теперь я знаю, как вы создали Стену Наач-Титха вокруг Дилат-Лина, но почему вы считаете, что теперь ее там нет? Почему вы уверены, что все стало, как прежде — и рогатые торговцы вновь кишат в несчастном городе?
Эндерби пожал плечами.
— Это единственное объяснение многим странным событиям. Путешественники, слишком близко подходившие к городу, исчезали бесследно. Впрочем некоторым удалось бежать. Говорят, что за последние пять лет из города удалось выбраться двоим — всего двоим из нескольких десятков пропавших! Кроме того, в кристалле Ктханида вы сами видели площадь в центре Дилат-Лина — с гигантским рубином посредине. Ныне рогатые вновь установили камень, который несомненно испускает коварные лучи…
— Но как тварям из Ленга удалось обуздать Дилат-Лина. Как они вновь загнали Летящего-в-Луче из Югготха в рубин, видимо джоставленный в город морем… Обо всем этом я могу только догадываться. Мои предположения не лучше и не хуже любых других, но помните, Анри: в древней книге написаны заклинания для возведения Стены Наач-Титха и освобождения Летящего-в-Луче. Разве не могут на соседней странице оказаться таинственные слова — снимающие барьер Наач-Титха?
— В конце концов это всего лишь Летящий-в-Луче, который в дневные часы должен искать темное убежище. Если человек — или дьявольская тварь — знает подходящие заклятия, то поймать вампира в дневные часы будет совсем нетрудно.
Де Мариньи устало провел рукой по лбу.
— В конце концов, это не так уж важно, — проговорил он. — Скоро я сам все узнаю.
Он поднялся с места и потянулся. Грант Эндерби почувствовал угрызения совести и извиняющимся тоном произнес:
— Боюсь, я слишком долго занимал вас разговорами, друг мой. Позвольте мне показать вашу комнату. Вы проделали долгий путь и вам нужно восстановить силы. Иначе как вы сможете спасти своих друзей?
Последовав за Эндерби по лестнице в крошечную комнатку для гостей, де Мариньи вновь обратился к хозяину:
— Я собираюсь заняться этим завтра вечером. Конечно, в город я полечу. Это путешествие займет несколько минут, самое большее — полчаса. При удачном стечении обстоятельств ваши рогатые торговцы даже не узнают о моем присутствии. Снаряжение я уже подготовил: веревка, острый нож… Да, возможно, мне потребуется немного черной краски, чтобы измазать лицо.
— Ладно, Анри, ложитесь спать, — отвечал хозяин. — Завтра, когда вы отдохнете, мы снова поговорим. Если бы я был молод, то…
— Нет, нет. Вы итак многое сделали, Грант, и я вам чрезвычайно благодарен.
— Мои мальчики тоже хотели бы помочь вам, — кивнул Эндерби в сторону спальни сыновей. — Если бы вы отправились пешком, я, пожалуй, не смог бы их остановить. Вы понимаете почему я рад, что вы собираетесь лететь в Дилат-Лин!
Де Мариньи кивнул.
— Конечно. В любом случае мне лучше идти одному… Доброй ночи, Грант.
— Доброй ночи, друг мой. И пусть ваши сновидения в Мире Снов будут приятными.
Следующим вечером, когда сгустились сумерки и первые звезды зажглись в небе над Ултаром, де Мариньи отправился в путь. Люди могли бы принять его за очень крупную летучую мышь, или предположить, что высоко над крышами парит ночной летающий демон, хотя демоны очень редко встречаются в этой местности.
Быстро перемещаясь по темному небу, сновидец мысленно повторял наставления, которые Грант Эндерби дал ему, описывая Дилат-Лин. Найти среди темных кварталов залитую светом площадь — ту самую, на которой рогатые твари терзали и мучали Титуса Кроу и Тианию — совсем нетрудно, а вот сбежать из самого сердца захваченного врагом города — намного сложнее.
Де Мариньи взял с собой крепкую веревку с петлей, острый нож в кожаном чехле и драгоценный сосуд, врученный ему Аталом. Больше ничего. Пожалуй, в подобном путешествии могли пригодиться тысячи разных вещей, но де Мариньи больше всего опасался взять слишком большой — для плаща — груз.
Пролетая над пустыней, он ненадолго остановился и, привязав один конец веревки к большому камню, весом, примерно равному двум взрослым людям, а другой — к поясу своего плаща, попытался подняться в воздух. Результат эксперимента очень расстроил его. Как и подозревал де Мариньи, плащ несмог поднять такую тяжесть. Тогда сновидец подыскал камень поменьше и полегче первого и повторил опыт. С замирающим от радости сердцем, он понял, что поднимается — медленно, но уверенно!
Получалось, что плащ, может поднять двух человек, но не троих. Так примерно де Мариньи и предполагал, но он надеялся…
Что ж, в таком случае придется действовать по обстоятельствам. Отвязав камень, сновидец обернул веревку вокруг пояса и продолжил путешествие к Дилат-Лину. Щурясь под ударами холодного ветра безраздельно властвующего над пустыней, де Мариньи то и дело поглядывал вниз, сверяя свой курс с течением величественной Шай, которая катила сверкающие мириадами звезд волны к заливу.
Де Мариньи еще издали заметил огни, расположенные по периметру города. Они образовывали фигуру в виде лошадиной подковы, опиравшейся концами в берега залива. Почувствовав опасность, сновидец поднялся выше — чтобы увидеть светящийся контур целиком — а потом, не желая попадаться на глаза бдительным часовым, решил увеличить расстояние между собой и теми, кто поддерживал пламя сотен костров и факелов.
В городе горели и другие огни, но они ничем не напоминали добрый и приветливый свет, льющийся из окон человеческих жилищ. Больше всего эти бесчисленные красные точки походили на мертвенные огни неоновых реклам. На самом деле эти розовые светлячки были всего лишь сильно уменьшенными копиями зловещего кристалла на центральной площади, непрерывно излучавшего пульсирующий красный свет; кристалла горящего, словно глаз свирепого циклопа. Глядя на него с высоты, де Мариньи понял в чем причина тягостной атмосферы, окутавшей Мир Снов ядовитым туманом.
10.

Трое рогатых часовых, охранявшиех пленников, наслаждались предвкушая ночные развлечения. Их собратья уже спали — кроме тех, конечно, кто нес дозоры в предместьях города. Такая скучная жизнь тянулась уже много лет, и если не считать неосторожных путешественников, которые порой по ошибке забредали в Дилат-Лин из пустыни никаких развлечений в городе не было. Но теперь в лапы урожденцев Ленга попали двое очень важных сновидцев…
Пока же ночные часовые проявляли несвойственную им выдержку и терпеливо дожидались прихода ночи. Чтобы никто не мешал развлекаться они собирались взяться за дело, когда город уснет. Рогатые чудовища тянули жребий, чтобы определить, кому суждено пытать пленных, и эти трое оказались счастливчиками. С мужчиной они могли бы забавляться часами, хотя рогатым было строго-настрого приказанно не калечить Титуса Кроу. Ньярлахотеп, посланец самого Великого Ктулху, прибыл в Мир Снов, чтобы лично допросить пленника. Будет нехорошо, если Ползущий Хаос получит мямлящего идиота. Хотя после беседы с Посланцем ни один из людей не остлся в своем уме. А что до женщины… Ах! Тут и думать не о чем… Они воспользуются ею, прямо здесь, на ступенях пьедестала, чтобы мужчина — несомненно, ее любовник — видел и слышал все, что произойдет. А позже, ближе к рассвету, они снова воспользуются ее телом и, быть может, одновременно все трое!
Время шло. Ночь постепенно вступала в свои права, и город затихал. Трое рогатых сидели на ступенях и, стараясь, чтобы пленники их услышали, обсуждали свои планы и грубо шутили. Они не знали, что недалеко на крыше, притаился еще один слушатель, который не пропустил мимо ушей их угрозы и пришел в ярость от их жестокости!
Пленники, привязанные к ступеням пьедестала, выглядели жалкими и беспомощными. Титус Кроу, обычно такой гордый и величественный, теперь напоминал человека, умирающего после изнурительной болезни — уже обмытого, нагого и готового одеть савану. Его глаза — глаза человека, от подвигов которого качались троны Богов, потускнели и выцвели. Острые кромки базальтовых ступеней врезались в спину Титуса Кроу. Голова его поникла, и только в глазах нет-нет да и проскакивала искра гнева и стыда. Стыда за то, что он в минуту смертельной опасности не смог защитить свою возлюбленную — прекраснейшую из женщин и нежнейшую из богинь, чья преданная любовь привела его в это ужасное место…
Вот взгляды пленников встретились, и — на мгновение — все страдания сгорели в пламени любви.
— Титус? — голос Тиании звучал слабо. Она казалась напуганной. — — Мы погибнем?
— Тиания… — Титус Кроу говорил с трудом — горечь отчаяния сдавила ему горло. — У меня нет…
— Тише, мой Титус. У меня не было другого пути. Если ты погибнешь, я тоже умру. Ты думаешь, я захочу жить без тебя?
Кроу не успел ей ответить, как раздался грубый, режущий ухо голос одного из рогатых охранников:
— Ха! Голубки воркуют! Посмотрите, как разгорелись у них глазки! Какую сладкую чепуху они лепечут! — Он повернулся к своим товарищам. — Что скажете, братья? Не пора ли и нам поразмяться да потешиться?
— Давно пора! — нетерпеливо рявкнул тот, что был пониже остальных. — Надо было давно начать, как я предлагал, а не выдумывать различные помехи. Мы потеряли час, если не больше! Я хочу девчонку — и сейчас!
Его огромный широкий рот кривился в гадкой усмешке. Похотливый взгляд маслянистых глазок, казалось, ощупывал фигуру Тиании, извивающейся на базальтовых ступенях. Мерзкий сатир оценивал будущую добычу.
Услышав слова рогатого, Титус Кроу начал беспомощно биться в своих путах:
— Клянусь богом, я…
— Что ты можешь сделать, человеческое отродье?
Рогатый чиркнул кривым мечом сверху вниз по грудной клетке Кроу, прочертив тонкую красную линию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22