И у меня собрался просто замечательный актерский состав. Главную роль играл Анатолий Папанов, его жену – Лидия Смирнова, а его ближайшего помощника, который называл себя «нужником», нужным человеком, совершенно блистательно играл Ролан Быков. Кроме них, там снимались Куравлев, Басов, Крачковская, Санаева и Удовиченко, которую я считаю одной из самых талантливых наших актрис. А на роль дочери Папанова пробовались две актрисы: Марианна Вертинская и моя жена. Я показал худсовету пробы актеров, всех утвердили, а потом Гия Данелия, худрук нашего объединения, хитро усмехнувшись, сказал:
– А что касается роли дочери главного героя, то это, конечно, на усмотрение режиссера.
И все засмеялись, понимая, какой режиссер сделает выбор.
Но после худсовета я, вместо того, чтобы поехать домой, поехал в ресторан Дома кино поужинать. И у меня всплыла эта фраза: «Меня должны окружать люди, которых я могу послать». Я подумал, что будет не очень хорошо, если это произойдет на моей съемочной площадке. И, приехав домой, сказал, что худсовет утвердил Марианну Вертинскую. Конечно, для Лугачевой это было большим ударом, она этого никак не ожидала. Я сказал:
– Но есть утешительный приз для тебя. Я постараюсь сделать тебя композитором фильма. И кроме того, я специально для тебя придумаю эпизод, где ты будешь петь свою песню. Зачем тебе быть актрисой? Ты певица.
Фильм «Пена», надо сказать, получился неплохой, даже ваша «Нью-Йорк таймс» посвятила ему статью, где было написано: «едкая киносатира на коррупцию и привилегии советских высокопоставленных кругов», «первая сатира за десять лет, которая режет мясо близко к костям».
И Лугачева действительно написала музыку к этому фильму, лейтмотивом картины стала ее песня про еврейского музыканта. Однако обида засела в Лугачевой так глубоко, что даже через полгода, на банкете в честь премьеры этого фильма, она устроила истерику и скандал. Всем было понятно, что это из-за того, что она не снялась в этой картине.
Такие вот у нас были непростые взаимоотношения. Не знаю, что ты сможешь из этого выкроить…
* * *
– Саша, честно говоря, я ждал несколько иного.
– В каком смысле?
– Понимаешь, французам не особенно интересно, как она называла Пьеху. Нам нужны эпизоды столкновения молодых звезд с реальной советской действительностью и как эти столкновения разрушали или укрепляли их роман. И ничего больше.
– Эдик, я же тебе говорил, что эта новелла не для французов, и я вообще не хотел рассказывать эту историю, ты меня заставил. Никакого сквозного сюжета здесь нет. Так, отдельные эпизоды. Хотя каждый из них чистая правда, но я не уверен, что тем, кто верит в мифы, эта правда нужна. Поэтому давай бросим эту тему…
– Ни за что! Ты рассказал несколько прелестных сцен, от которых я уже не могу отказаться. Поэтому стань, пожалуйста, над личным и расскажи те эпизоды, которые ложатся на тему нашего фильма.
– Не знаю, есть ли в этом смысл…
– Блин! Саша, почему я должен тебя уламывать? Мы работаем. Давай продолжение.
– Ладно… – нехотя сказал Стефанович. – Была действительно пара смешных эпизодов про советский быт. Например, история с камином или сантехникой. Дело в том, что, помимо творческих вопросов, мы должны были решать и вопросы житейские. Жить в однокомнатной квартире на окраине города стало уже невозможно. Поэтому, заручившись какими-то письмами и считая, что при ее появлении все должны ложиться у ее ног, она пошла на прием к одному из руководителей Москвы. Она надеялась взять его на личное обаяние или, в крайнем случае, на взятку. Но этот начальник был, очевидно, уже настолько упакован, что предложил ей расплатиться натурой – поехать с ним в какой-то охотничий домик. На что она довольно остроумно ответила: – Сейчас, только дуло прочищу! – И вышла из кабинета, хлопнув дверью. Тебе нравится этот эпизод?
– Еще бы! Класс! Но, насколько я знаю, вам все-таки дали квартиру на Тверской, возле Дома кино. Там в соседнем подъезде живут мои приятели.
– Да, – сказал Стефанович, – после этого случая мне пришлось брать в Союзе кинематографистов бумагу о моем праве на дополнительную жилплощадь и катить уже к другому начальнику. В конце концов, было принято решение выделить нам жилплощадь в центре города и достаточную, по советским нормам, для проживания трех человек – я, Лугачева и ее дочка – плюс двадцать метров дополнительной площади для творческой работы мне, как режиссеру. Первую квартиру нам предложили в Безбожном переулке, это была замечательная квартира, но мы отказались от нее из-за адреса. На нас посмотрели, как на сумасшедших и сказали:
– Вы что? Вон даже Окуджава согласился!
Но я сказал, что я хоть и не особенно религиозный человек, но жить в Безбожном переулке выше моих сил. И эту квартиру заняла Кристина Онассис со своим мужем Каузовым. А мы получили квартиру на Тверской недалеко от площади Маяковского. А у меня, кроме хобби помогать молодым талантам, есть еще одно – окружать себя хорошим интерьером. И в новой квартире я занялся ее перепланировкой. У меня был знакомый, который, разводясь с женой, утащил огромную старинную немецкую кровать со спинкой высотой в два метра. Я решил из этой кровати сделать камин и стал искать каминного мастера. А камины по тем временам были в Москве большой редкостью. Наконец через Главное управление строительства Моссовета меня вывели на одного человека, который, как мне сказали, только что закончил делать камин дома у Галины Брежневой. И кроме того, у него еще были другие заказы, о которых тактично умолчали. Пришел такой Петрович.
– Петрович, – мы говорим, – нам нужен камин такого размера, чтобы спинка от кровати вот так прикладывалась, а в центре топка была…
– А чо! Эт сделаю. Этаж последний? Так, долбить надо через чердак. В общем, 500 рублей будет стоить.
Тогда это были большие деньги. Зарплата месячная была сто рублей. Но уж такой специалист. Я его спросил:
– А кому ты еще делал камин?
– Ну, кому? Гале только что сделал, папаше ейному и в квартире, и на даче. Суслову делал, маршалу Гречко. В общем, всем им…
Неделю он долбил стену, делал дымоход. Сложил печку. И в конце концов однажды мы приходим, он говорит:
– От, хозяева, все готово. Давайте деньги, я пошел.
Я говорю:
– Подожди, Петрович, давай сделаем так. Сначала зажжем камин, а потом уже деньги, вот они. Но сперва попробуем, как тянет.
– А чо тут пробовать? На совесть сделано. Зажигайте, если хотите.
Мы собрали какие-то куски паркета, которые лежали в прихожей, положили бумагу, зажгли. Блин! Как повалил оттуда дым во всю квартиру – дышать невозможно. Мы вылетели на лестницу и говорим:
– Петрович, ты что, с ума сошел?
– А чо? Это ветер. Вот когда будет хорошая погода…
– Петрович, мы не только для хорошей погоды камин хотим иметь, а для любой. Ты как его делал?
– Ну как? Сложил, как я всю жизнь кладу. Тридцать пять лет камины кладу.
Я говорю:
– Петрович, переделывай.
Петрович стал ругаться. Но что ему остается, деньги мы ему не отдаем. Он переделывает. Через неделю я прихожу, Петрович опять зажигает этот камин и повторяется все то же самое. Дым тянет в квартиру. А тут у нас поездка в ГДР, и я в Берлине посвятил время посещению немецких книжных магазинов, где купил книгу о каминах. В Москве мне эту книгу перевели, и выяснилось, что существует определенная пропорция между объемом топки и сечением дымохода. И когда в следующий раз Петрович притащился сдавать нам камин, я ему сказал:
– Петрович, давайте сантиметром топку измерим так, так и так. Объем топки у тебя получается такой, сечение дымохода такое. А по формуле должно быть такое. То есть нужно уменьшить объем топки на два кирпича слева и справа. И тогда у тебя все будет нормально.
Петрович стал скандалить, что он тридцать пять лет делает камины, что Галя Брежнева, «папаша ейный», маршал Гречко и Суслов довольны, а мы вот привередливые. Тем не менее, после очередного эксперимента по установлению дымовой завесы, я заставил его переделать этот камин в четвертый раз по моей формуле. И что ты думаешь? Как только туда положили поленья, все стало тянуть просто замечательно. Петрович почесал в затылке и сказал:
– Тю! То-то я думаю: шо у Леонида Ильича все время дымом пахнет…
То есть человек, который тридцать пять лет делал камины, был абсолютный профан в своей профессии. И не он один. Это было правилом жизни целой страны.
В общем, непросто далась мне эта квартира. В то время даже купить, например, подушки было проблемой. Я уж не говорю про мебель и все остальное. А если ты хотел иметь хорошую ванну, то это было совершенно невозможно: чешская ванна и чешский унитаз были пределом мечтаний советского человека. Как говорил Дербенев, при развитом социализме деньги для умных людей не проблема, проблема – товары. И вдруг раздается звонок:
– Бон жур, это говорят из французского посольства, у нас предстоит открытие гостиницы «Космос», ее помогали строить французские фирмы. И мы хотим устроить концерт, первое отделение – ваша жена, а второе – Джо Дассен. Нельзя ли это организовать?
Мой первый вопрос:
– Осталась ли у вас сантехника от этого строительства?
– Да, – удивились они. – А почему вы спрашиваете?
Я подъехал, посмотрел сантехнику, отобрал ванну, унитаз и биде. И это было гонораром самой знаменитой советской певицы за концерт с Джо Дассеном, на который собралась вся Москва.
Мы даже не поинтересовались, сколько получил Дассен, потому что мы считали свой куш просто даром судьбы. Когда мы после ремонта переехали в эту новую квартиру и я притащил туда свой антиквариат из Ленинграда, то было даже трудно представить, что еще три года назад мы спали на матрасе в совершенно голой однокомнатной квартире, на полу которой валялись сто сорок пустых бутылок.
Так или иначе, а наша жизнь стала приобретать цивилизованные очертания. Тут, однако, произошло событие, которое перевернуло все с ног на голову. Однажды в прихожей раздался звонок, мы открыли дверь, на пороге стоял белый, как полотно, администратор ее ансамбля. На подкашивающихся ногах он вошел в квартиру, упал в кресло и сказал Лугачевой:
– Я только что из прокуратуры, они требуют вашей крови…
* * *
В этот миг возле нашего столика возникли метрдотель и официант с тележкой, на которой возвышалась огромная фарфоровая супница. Мэтр церемонно объявил:
– Ваш буйабес, мсье!

Книга вторая
Любовные истории, рассказанные знаменитым московским плейбоем Александром Стефановичем Эдуарду Тополю по дороге из Ниццы в Экс-ан-Прованс, Анси, Женеву, Париж и Травемюнде.
Эпиграф А.Стефановича:
…Я знаю книги, истины и слухи. Я знаю всё. Но только не себя.
Франсуа Вийон
Эпиграф Э.Тополя:
В каждой шутке есть доля шутки.
Народная шутка

Часть шестая
Звезды за экраном
Буйабес – золотистый наваристый суп из редких трав, рыб и морских гадов – оказался настолько вкусным, что Стефанович, с любезного разрешения метрдотеля, ушел на кухню записать у поваров рецепт этого яства и пропадал там минут двадцать. А Тополь, наградив себя еще одним коньяком за храброе решение остаться во Франции даже после трех покушений, вдруг подумал, что они стали персонажами нелепого сюжета – посреди назревающей в Европе третьей мировой войны с упорством двух идиотов гоняются за мистическим телепродюсером, а какие-то недоделанные киллеры все никак не могут их грохнуть. И бежать от них стыдно, и игнорировать их неразумно.
Но разжечь эту внутреннюю полемику между плотью и духом Тополь не смог, поскольку из кухни ресторана вышел Стефанович, на ходу плотоядно захлопнул свою записную книжку с рецептом буйабеса, спрятал ее в карман пиджака и, сев на свое место, спросил:
– Так на чем я остановился?
– На том, – сказал Тополь, – что к вам домой пришел ее администратор, белый как полотно, упал в кресло и сказал: «Я только что из прокуратуры. Они хотят вашей крови».
Стефанович отпил «Шабли» и сквозь стеклянную стену ресторана посмотрел на бухту Жюан-Ле-Пэна. Слева от них были зеленые холмы Антиба, а справа Канны.
История тридцать шестая (продолжение)
Звезда «а-ля рюс»
– Чтобы понять дальнейший ход событий, – произнес Стефанович, – нужно сначала осветить вопрос халтуры и «левых» концертов. Когда исполнителю платят семь рублей за концерт, то это вынуждает его зарабатывать «левым» путем. На чем, конечно, чудовищно наживались эстрадные администраторы, которые присваивали себе львиную долю от «левых» сборов.
Эти «специалисты» делали деньги на всем. Например, по случайности я оказался на завершении концертов Лугачевой в Симферополе. Там в течение пяти дней были даны 14 концертов на 30-тысячном стадионе. Все концерты прошли с аншлагом, по три в день. Фокус же состоял в том, что дирекция стадиона и администрация певицы фиксировали якобы неполное заполнение трибун и составляли акт о сжигании непроданных билетов. Хотя на самом деле сжигалась чистая бумага, а доходы от продажи неучтенных билетов они делили между собой. Вторым источником дохода, который мне показался совершенно циничным, являлась повторная продажа цветов. То есть цветы, которые зрители дарили исполнительнице, складировались под трибуной в ведрах и тут же снова продавались публике, пришедшей на следующий концерт. Это меня покоробило. Как можно? Какая-то маленькая девочка несет ей букетик, глазки сияют, а потом эти цветы идут в оборот. Я ей сказал:
– Ты знаешь, что делают эти подонки, твоя администрация?
– Ну, это их дело, как они зарабатывают, меня не касается. Главное, что они мне отстегивают.
Если тебя шокировало это заявление и ты решишь проверить, как твоя любимая певица относится к деньгам, ты можешь прочитать об этом даже в недавно опубликованной заказной и подхалимской книжке о ее творческом пути, где на одной странице написано, что известие о присуждении ей звания народной артистки она встретила равнодушно, а на соседней, что когда ей увеличили концертную ставку на несколько рублей, она залилась слезами счастья. Но это так, к слову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36