— Сегодня отработаете по полной программе, — обратилась Гаврилова к Жанне и Лоле, лучшим представительницам древнейшей профессии у нее в клубе, которых она вызвала для беседы в свой кабинет. — Мне нужно, чтобы Борис Андреевич остался доволен. Капризов я не потерплю. Будете вести себя правильно, лично заплачу вам в двойном размере.
— Ну, Виктория Николаевна! Ну, пожалуйста! Ну, я не могу! У меня еще с прошлого раза синяки не сошли! — рыдала Лола.
— Заткнись! Хочешь опять на Ленинградке за трешку задницу морозить? Так я тебе это прямо сейчас устрою! Тварь неблагодарная! Тоже мне нашлась неженка! Ты что, решила, что сама можешь клиента выбирать?
Гаврилова отлично знала о садистских наклонностях Савотина. Любому другому клиенту она бы не позволила жестоко обращаться с девушками, тем более уродовать их, но Савотин был не просто клиент. Хозяйка клуба полностью зависела от своего бывшего сутенера. Раньше он ее за копейки подкладывал под нужных ему людей, а теперь Гаврилова даром предоставляла ему своих девочек. Кроме этого, она два года подряд каждый месяц бесплатно перевозила девушек за границу и передавала их Житинкину.
Все началось четыре года назад, когда Савотин помог ее сыну избежать тюрьмы. Его взяли за распространение наркотиков. Что и как сделал Савотин, Гаврилова не знала. Сына выпустили, и счастливая Виктория Николаевна тут же, с помощью все того же Савотина, отправила его учиться во Францию. Четырехлетняя кабала и сам Савотин были ненавистны Гавриловой, но как освободиться от этого рабства, она не знала. От бывшего сутенера зависело будущее ее сына.
— А ты чего ржешь? Тоже на улицу захотела? — Закричала она на Жанну, лицо которой искривила истеричная улыбка.
— Нет, что вы, Виктория Николаевна! Я на все согласна! Я понимаю! Только… — Жанна подняла кофточку. Кожа на животе девушки была покрыта безобразными красными волдырями — ожогами от сигарет. — Может, он сегодня меня не захочет?
— Он только что звонил и назвал тебя и Лолу, — тихо проговорила Гаврилова и отвернулась.
Она, как никто, знала, что приходится терпеть девушкам, воплощая фантазии Савотина, но изменить ничего не могла.
— Все, идите. Больше к этому разговору возвращаться не будем. Работайте. Я все оплачу.
Когда девушки ушли, Гаврилова достала из сумочки косметичку, вынула зеркальце и, немного подкрасив губы, улыбнулась своему отражению. Недавно она сделала операцию по увеличению губ и была очень довольна результатами.
— Борис Андреевич в клубе. Я проводил его в розовую комнату, как вы велели, — войдя в кабинет, выпалил управляющий клубом Евгений.
— Распорядись, пусть принесут виски, лед, лимон, и проверь, готовы ли Жанна с Лолой. Подашь сам, — небрежно сухим тоном сказала Гаврилова.
Улыбка сразу исчезла с ее лица. Женщина выглядела сосредоточенной. Подойдя к большому зеркалу, которое висело на стене рядом с дверью, Виктория Николаевна поправила легкий белый брючный костюм с глубоким декольте, который подчеркивал достоинства ее превосходной фигуры, и вышла из кабинета.
Когда Гаврилова вошла в розовую комнату, Савотин полулежал на огромной низкой кровати. Рядом с ним лежала папка с документами. Кроме кровати и длинного, не более двадцати сантиметров, возвышающегося над полом столика, мебели в комнате не было, зато все пространство было буквально усыпано розовыми подушками разной величины.
— Здравствуй, Вика! Здравствуй, родная! — не изменив позы, приветствовал Гаврилову Савотин.
— Здравствуй, Борис.
Виктория Николаевна, немного помедлив, села на край кровати. Сегодня она твердо решила поговорить с Савотиным и отказаться от участия в торговле девушками.
— Что с тобой? Ты что-то невеселая? Неужели Лешенька снова чего-нибудь натворил? — душевно поинтересовался Борис.
— Нет, — услышав имя сына, Гаврилова не смогла скрыть волнения. У нее стал немного дрожать голос. — Нет, у него все в порядке. Он звонил вчера.
— Ну, вот видишь! — Савотин обнял Гаврилову за плечи. — Я же говорил, что обучение во Франции пойдет ему на пользу.
— Разрешите? — в комнату вошел управляющий и вкатил за собой сервировочный столик. На нем стояла бутылка виски, два стакана, лед, лимон и три блюда, закрытые колпаками.
— Давай быстрее, Женя! Я умираю от голода! — поторопил Савотин управляющего. — Я ужин заказал. С утра ничего не ел, — объяснил он Гавриловой, наблюдая за сервировкой стола.
Управляющий быстро справился со своими обязанностями и открыл блюда. На одном были крупно нарезанные овощи, на другом — сыр, на третьем — жареное мясо на косточке.
— Какай запах! Сто лет не ел баранины! Будешь кусочек?
— Нет, я сыта, — отказалась Гаврилова и обратилась к управляющему, который положил в стаканы лед и налил виски. — Спасибо, ты свободен. Борис Андреевич позвонит, когда прислать девочек.
— Подожди, Женя! — остановил управляющего Савотин. — Ко мне придет человек через полчасика. Предупреди меня. — Управляющий в знак согласия кивнул и вышел.
— Надеюсь, ты не против? — лениво поинтересовался Савотин у Гавриловой.
— Еще девочек заказывать будешь? — равнодушно спросила она.
— Нет! Мне Жанны с Лолкой хватит! — Савотин взял кусок мяса и с наслаждением принялся есть. — А знакомый не по этой части. Его мальчики интересуют. Кстати, ты не думала о расширении персонала? Сейчас на мальчиков большой спрос.
— Да нет. У клуба и с традиционной ориентацией клиентов предостаточно.
— Ты права! Заведение у тебя что надо. И со вкусом, и с фантазией.
— И чтобы поддерживать его в этом состоянии, Боря, нужны деньги и время.
— Не пойму, к чему ты клонишь?
— К тому, Боря, что я не смогу больше сопровождать девушек за границу, — Гаврилова поднялась с кровати и стала прохаживаться по комнате. — Пожалуйста, выслушай меня. Мне нужна передышка. Постоянные перелеты сильно выматывают, а я уже далеко не девочка. Да и дела в клубе нужно привести в порядок. — Она остановилась и, глядя в глаза Савотину, твердо произнесла: — В общем, я прошу тебя, найди мне замену.
— Понятно. — Савотин швырнул недоеденный кусок мяса в тарелку. — Только ты, видимо, Викуля, подзабыла кое-что. Я никого просто так не отпускаю. Тем более из дела. — Он говорил медленно, разглядывая свои руки. — Или, может быть, ты денег захотела? Да, Вика, не ожидал от тебя. Я думал, мы — друзья. Я думал, услуга за услугу. Я тебе с сыном помог, ты мне с делом.
— За то, что ты Лешку от тюрьмы спас, я тебе благодарна! — Гаврилова не сдержалась и перешла на крик: — Но мне кажется, четыре года — достаточный срок! Неужели я до сих пор долг не отработала?
— Шлюха! — рассмеялся Савотин.
Гаврилова тут же замолчала. Она давно отвыкла от такого обращения. Не дав ей опомниться, Савотин резко прекратил смеяться и зло продолжил:
— Как была ты, Вика, дешевой блядью, так блядью и сдохнешь. Не пойму я, с чего ты так осмелела? Тебе что-то Лешенька в уши вчера надул? Ты думаешь, сынуля твой самостоятельным стал? Поумнел? С наркотой завязал? Сука тупая! Сынок твой не на игле до сих пор потому, что я этого хочу! Как я его из дерьма вынул, так обратно в дерьмо и засуну! Ты меня знаешь! Так что гонор свой кому-нибудь другому показывай!
Гаврилова молча смотрела на Савотина. Она прекрасно знала, что это не пустые слова, и ее сыну грозит реальная опасность. Савотину не составит труда вновь сделать его наркоманом. Теперь она не просто ненавидела этого человека, теперь она хотела его убить.
— Ну, что молчишь, сучка?
— Когда ехать? — опустив глаза, покорно спросила Гаврилова.
— Это что за тон? Да ты, тварь, в ногах у меня должна валяться, чтобы я тебя простил! Или тебе напомнить, как я шлюх непослушных наказываю? Я твое лицо дорогостоящее так распишу, что тебе ни один врач его восстановить не сможет!
— Прости меня, Борис… Я все поняла… — останавливаясь после каждого слова, выговорила Виктория Николаевна.
— Борис Андреевич. Сука! Повтори!
— Борис Андреевич, — произнесла она после паузы.
У Гавриловой со страшной силой колотилось сердце. Ей не хватало воздуха. Она начала задыхаться. Ей казалось, что еще секунда, и она упадет в обморок. В памяти пронеслись воспоминания пятнадцатилетней давности об издевательствах над ней Савотина.
— Сука.
Савотин взял стакан и залпом выпил виски. Затем, разглядывая пустой стакан, повертел его в руках и осторожно поставил обратно на столик. Очень спокойно, как будто ничего не произошло, он деловым тоном обратился к Гавриловой:
— Через восемь дней вылетаешь в Германию. Завтра я принесу тебе билеты. Позвонишь Житинкину, скажешь номер рейса. Повезешь двадцать человек, как он заказывал. Обратно полетишь через Францию. Навестишь своего ненаглядного Лешеньку. Не благодари. Это тебе подарок от меня ко дню рождения. Он у тебя, кажется, послезавтра?
— Да… Спасибо… — почти шепотом сказала Гаврилова и развернулась, чтобы уйти.
— Стой! Подойди!
Виктория Николаевна послушно исполнила приказание. У Савотина зазвонил телефон.
— Да… — ответил Борис. — Да, Женя, я его жду. Проводи, — он отключил телефон и бросил его на кровать. — Ближе!
Когда Гаврилова подошла, он притянул ее за полу пиджака и тщательно вытер об него руки. На белоснежной ткани костюма Гавриловой остались пятна бараньего жира.
— Ступай. — Савотин слегка подтолкнул женщину к двери. — Приведешь девочек, когда я скажу. Сама приведешь!
В дверях на Викторию Николаевну налетел суетливый Михайлов и чуть не сбил ее с ног.
— Извините, ради бога!
— Ничего, — тихо ответила Гаврилова и вышла из комнаты.
— Неужели и такие работают проститутками? — Михайлов скрестил руки на груди и закатил глаза.
— Это хозяйка клуба. — Савотин рассмеялся.
— То-то я и смотрю. Костюмчик из последней коллекции Кордена, пластика на лице, да и по возрасту старовата… — Михайлов увлекся и, наверное, долго еще обсуждал бы внешность Гавриловой, если бы Савотин его не прервал:
— Когда ты все успел разглядеть? Ты же ее секунду видел!
— Для меня секунды предостаточно! Я же профессионал, — с пафосом ответил Виктор Максимович.
Гаврилова и Михайлов не знали друг друга. Савотин и не собирался их знакомить. Так ему было легче контролировать процесс переброски девушек за границу да и самих участников дела. Однако смерть Равца требовала корректировки правил. Теперь он был вынужден представить их друг другу.
— Ну, что ж, профессионал, теперь ты будешь с ней работать. Она перевозит девиц за границу для нашего клиента. Представишь ее как балетмейстера и репетитора шоу. Она бывшая танцовщица, поэтому, как специалист, ответит на любой вопрос девиц, мечтающих о карьере балерины за границей. — Савотин усмехнулся. — Товар, я надеюсь, достойный?
— Товар отборный! Возраст у всех до двадцати трех, рост от ста семидесяти. Модели, одним словом!
— Ты, наверное, догадываешься, Витя, что после смерти Равца ты будешь выполнять его работу.
— После убийства, Боря! После убийства! — по слогам выговорил Михайлов, пристально глядя в глаза Савотину. — Что-то мне нехорошо. Я выпью. — Он схватил стакан с виски и, сделав глоток, поморщился. — Что за гадость?
— Это хорошее виски. Просто лед растаял. Налей чистое.
— Да? — Михайлов недоверчиво покосился на бутылку, стоящую на столике. Не найдя, куда вылить остатки, он, вздохнув, допил содержимое стакана, снова поморщился и, наполнив его до половины чистым виски, выпил залпом. — Как вспомню об этом зверстве, меня в дрожь бросает! — Он взбил подушки и расположился на полу. — Ты не представляешь, Боря, что мне пришлось вынести!.. Я возьму кусочек сыра! Я когда нервничаю, безумно хочу есть! — не дожидаясь ответа, Михайлов взял тарелку с сыром, поставил ее на пол рядом с собой и принялся жевать сыр. — Театр полон ментов! Они думают, что Равца убил маньяк. Я из театра боялся выйти, мне всюду мерещились подозрительные рожи! Есть предположение, что Равца изнасиловали, когда он был уже мертв! Ужас! Кошмар!
— Чтобы трахнуть Равца, для этого его не нужно было убивать! Он всегда с удовольствием на это соглашался. — Савотин налил себе виски и, перед тем как выпить, с отвращением произнес: — Достал меня этот пидер. Его же, кроме собственной задницы, ничего не интересовало!
— Зачем ты так! Неизвестно, что ему перед смертью пришлось вынести!
— Почему неизвестно? Известно! В особенности тебе! — Савотин громко расхохотался.
— Не надо так со мной, Боря! Наше давнее знакомство еще не дает тебе права шутить на эту тему! — произнес оскорбленный Михайлов и, поставив пустую тарелку на стол, отвернулся.
— Ладно, Витя, не обижайся! — прекратив смеяться, очень мягко извинился Савотин. — Давай лучше выпьем. — Он налил виски в оба стакана и протянул один Михайлову.
— А что там за мясо? Свинина? — не поворачиваясь, обиженным тоном поинтересовался Виктор Максимович.
— Баранина.
— Свинину я люблю больше.
В тарелку с овощами Михайлов положил два больших куска мяса, взял стакан с виски у Савотина, выпил и, вновь устроившись на полу, принялся закусывать.
— Кстати, ты всегда недолюбливал Равца, — обратился он язвительно к Савотину, не отрываясь от еды.
— Я его не недолюбливал, я его презирал! Пустой и не в меру жадный был человечишко! — Савотин выпил виски и прикурил сигарету. Выпуская кольца дыма, он равнодушно продолжил: — Ты, насколько я помню, тоже был не в восторге от Юрика. Говорят, ты на банкете по поводу последней премьеры пытался ему морду набить и при всех грозил, что он у тебя дождется.
— Это другое! — Михайлов оторвался от еды. Он прищурился и, глядя в глаза Савотину, зло проговорил: — Он, паскуда, на этом банкете пытался моего Илюшу соблазнить! Каждую секунду за столом повторял: «Какая фактура, какая фактура. Мне бы такого актера в труппу. Мне как раз герои-любовники нужны!» — Михайлов злился все больше. Лицо его стало красным, а глаза превратились в щелочки. — А потом эта тварь при мне его еще и лапать начал! Пидовка старая! Сука!
— Ладно тебе! Не заводись! — попытался успокоить Михайлова Савотин, видя, что тот разошелся не на шутку.
— Да знаешь, как мне обидно, Боря, как больно было!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26