Сыголенко владел несколькими языками почти в равной степени – это было характерно для жителей городов, местечек и сел Западной Украины, где на протяжении многих десятков лет жили бок-о-бок украинцы, русские, поляки, евреи, немцы, чехи, венгры. Это затрудняло установление его национальности и подлинного места рождения. Лгал он совершенно беззастенчиво, громоздил одну версию на другую, вовсе не задумываясь о логике, не смущаясь явных противоречий. Когда его уличали, не терялся, а с необычайной легкостью выдумывал что-нибудь новенькое.
Майор прекрасно понимал, что Сыголенко явно чего-то боится, и боится смертельно, что эта кажущаяся наивной ложь на каждом шагу далеко не наивна. Сыголенко борется за жизнь, пытаясь взять следователя измором, заставить его остановиться на сравнительно безопасном варианте обвинительного заключения. Таковым, по-видимому, для Сыголенко было признание, что он некоторое время находился при штабе Бульбы. Если следователь ограничился бы только этим периодом его биографии, сотнику грозило бы лишение свободы всего на несколько лет. Сыголенко не знал, что следствие располагало уже точными данными о его куда более тяжких преступлениях.
…Начальник дубровицкой полиции Кирилл Сыголенко дотошно следил за исполнением местными жителями всех приказов и распоряжений фашистских властей, изымал у населения продовольствие, скот, теплые вещи, выискивал коммунистов и комсомольцев, лиц, помогавших или сочувствовавших партизанам. В середине лета он получил от немцев указание особой важности, которое выполнил оперативно и без колебаний: как уже упоминалось, согнал в гетто около тысячи советских граждан еврейской национальности, проживающих в самой Дубровице и окрестностях. Подтвердились и показания местных жителей, что именно Сыголенко отправил обреченных под конвоем в Сарны, где все они были почти сразу расстреляны.
Свидетели рассказывали, что летом 1942 года полицаи обнаружили в городке девятнадцать скрывающихся у добрых людей евреев, в том числе детей. Их не стали отправлять в Сарны, а расстреляли тут же, на еврейском кладбище. Командовал акцией и лично в ней участвовал комендант Сыголенко. Через несколько дней полицаи схватили еще около пятидесяти евреев. Нашлись очевидцы, в том числе и бывшие полицаи, которые показали, что видели, как Сыголенко выхватывал у матерей детей и стрелял в них из пистолета.
– Что вы на это все скажете? – спросил следователь, предъявив Сыголенко эти показания.
Подследственный все категорически отрицал. Да, евреев собирали по приказу немцев и отправляли в Сарны. Но он и не подозревал, что там их убьют.
– Как не подозревали? – снова задал вопрос следователь. – Вы разве забыли, что сделали оккупанты с евреями в Олевске?
Сыголенко не нашелся что ответить. Но категорически отверг обвинение в причастности к расстрелам в Дубровице. Таковых вообще не было, он не припоминает. Свидетели что-то путают.
И вот уже весной 1952 года в Дубровицу выезжают чекисты И. Т. Семикоз и С. Ф. Силецкий. В составе большой и представительной комиссии они участвуют во вскрытии двух могил в тех местах еврейского кладбища, где, по показаниям свидетелей, происходили в 1942 году массовые расстрелы. Из земли извлекают свыше семидесяти трупов…
Под давлением неопровержимого документа – официального акта комиссии – Сыголенко признает, что расстрелы происходили, но отрицает, что в числе жертв имелись дети. Не возражая, следователь протягивает ему несколько фотографий: останки извлеченных из ям детей…
Лишь на секунду теряется подследственный, и вот он уже признает, что среди убитых были, как он теперь припоминает, дети, но лично он их не убивал.
Ему предъявляется еще один документ: все дети были убиты выстрелами из пистолета. Между тем полицейские, участники «акции», были вооружены винтовками. Пистолет имел только комендант полиции, то есть он, Сыголенко…
Признав, в конце концов, свое участие в массовом истреблении советских граждан, Сыголенко счел, что дальнейшее запирательство уже ничего ему не даст, и подробно рассказал о своей дальнейшей службе в гитлеровских карательных и разведывательных органах.
В октябре 1944 года его перевели вначале в Кенигсберг, а затем в Потсдам. Теперь он уже являлся штатным сотрудником фашистской службы безопасности СД. Специализация Сыголенко была из самых мерзких – он вынюхивал по лагерям военнопленных подпольные организации движения Сопротивления. В 1945 году, почуяв скорый конец третьего рейха, Сыголенко изготовил себе, пользуясь возможностями СД, документы на имя Карла Ковальского, сумел забиться в какую-то щель, отсидеться в ней, а затем вынырнуть уже в западных секторах Берлина в качестве «жертвы нацизма».
Примечательно, что в Потсдаме он встретил своего бывшего атамана. Правда, Бульба к этому времени уже и не вспоминал о своем атаманстве, не кичился и опереточным званием «генерал-хорунжего», как и бывший сотник, он стал заурядным сотрудником все той же фашистской разведки.
Таким образом, следствие располагало уже достаточными основаниями, чтобы предъявить Ковальскому-Сыголенко аргументированное тяжкое обвинение в измене, участии в вооруженной борьбе против Красной Армии, службе в фашистской полиции, а затем СД, участии в массовых убийствах советских граждан. Удалось выяснить также, откуда взялись у Ковальского деньги, на которые он приобрел в Западном Берлине дом. Он попросту грабил свои жертвы, в первую очередь присваивал изделия из золота. Были такие случаи, когда он вымогал у обреченных людей драгоценности, обещая им сохранить жизнь. А потом все же убивал… Невзрачный маленький человечек сумел сберечь награбленный желтый металл вопреки всем превратностям войны.
В биографии Сыголенко, однако, долгое время сохранялось значительное белое пятно – первые сорок лет его жизни. Следствие сумело прояснить и это. Изменник и убийца родом был из Львова. Настоящее его имя и фамилия – Хаим Сыгал. Оказавшись после оккупации гитлеровскими войсками западных областей Украины в Новограде-Волынском, он связался здесь с украинским националистом Крыжановским, занимавшим пост бургомистра города Корца, и через его посредничество был под видом «щирого украинца Кирилла Сыголенко» направлен к атаману УПА «Полесская сечь» Бульбе.
К сожалению, во время следствия не удалось установить, каким образом опытные оуновцы Крыжанонский и Бульба поверили в украинское происхождение Сыгала-Сыголенко, каким образом поверили в это же не менее опытные сотрудники гитлеровской жандармерии и СД, почему молниеносно, без малейшей проверки выдали ему членский билет достаточно умудренные жизнью руководители еврейской общины Западного Берлина, почему столь снисходительно относились к его похождениям американские оккупационные власти…
Сегодня этому есть объяснение. Но тридцать лет назад еще многое не было известно о тайных связях служителей «звезды Давида» с приверженцами свастики, трезуба и американского орла…

ВОЗМЕЗДИЕ

– Встать! Суд идет! – и со стуком откидываются одновременно сиденья сотен кресел в зале Острожского Дома культуры.
Вместе со всеми поднимается за деревянным барьером, отделяющим скамью подсудимых от зала, маленький, щупловатый на первый взгляд, но крепкий и жилистый на самом деле человек неопределенного возраста с острым, выступающим вперед подбородком. Широко раскрытые глаза устремлены на судей – в них напряженное внимание. Это подсудимый Степан Олейник, бандитская кличка Корба. Неприятное лицо, но не более того. В представлении большинства людей самое понятие бандит непременно влючает в себя по крайней мере что-то физически внушительное. А тут – совершенно неприметный человечишко, быть может, мелкий жулик, но чтобы бандит, убийца? Да неужто?! Да, бандит. Да, убийца.
Многомесячное следствие собрало тому неопровержимые доказательства. Обвинительное заключение было доказано по всем пунктам в ходе открытого судебного заседания под председательством В. И. Омельяненко и при участии заместителя прокурора Ровенской области советника юстиции В. С. Полевого.
В нашей стране существует установленный законом срок, истечение которого влечет исключение уголовной ответственности за совершенное преступление – так называемый срок давности. Это гуманный принцип, как норма права он присутствует в законодательстве всех современных цивилизованных государств. Но есть исключение. Президиум Верховного Совета СССР Указом от 4 марта 1965 года постановил, что люди, виновные в преступлениях против мира и человечества и военных преступлениях, подлежат наказанию независимо от времени совершения преступления.
Известно, что уже много лет на Западе определенные круги, в том числе неонацистские, ведут ожесточенные нападки на это справедливое исключение, которого придерживаются все страны, испытавшие на себе ужасы фашистской агрессии и оккупации. Известно также, что все эти попытки добиться отмены названного исключения потерпели провал прежде всего благодаря решительному протесту прогрессивных антифашистских сил, которые отвергают саму мысль о том, что гитлеровские палачи могут официально избежать ответственности за свои преступления. Отмена этого исключения означала бы на практике, что тысячи военных преступников смогли продолжить в полной безопасности уже на законном основании свою политическую и иную деятельность, направленную против мира и человечества.
…В 1942–1945 годах на Ровенщине, в основном на территории Острожского района, бесчинствовала сотня некоего Евгения Басюка по кличке Черноморец. В непосредственном контакте с сотней действовала и боевка оуновской службы безопасности СБ под командой Саввы Гордейчука по кличке Якорь. Оба националистических выкормыша были давно связаны с фашистской разведкой и своей националистической демагогией лишь прикрывали задания, получаемые, в сущности, от немцев. Черноморец закончил в свое время офицерскую школу в Австрии. Якорь, прежде чем принять боевку, служил в гитлеровской полиции в Остроге.
Полную зависимость националистов от оккупантов подтверждают многие документы, захваченные чекистами. Так, инструкция службы безопасности прежде всего требовала от боевиков «укрепления устройства и порядка, которые будет устанавливать своим аппаратом на наших землях союзник». Под «союзником» подразумевалась гитлеровская Германия. Ну, а что такое был устанавливаемый ею «новый порядок» – и по сей день помнит Украина, равно как и другие советские республики, испытавшие кошмар оккупации.
В составе сотни Черноморца, а затем боевки Якоря несколько лет состоял и активно действовал тогда еще совсем молодой Корба.
Черноморец, в конце концов, был задержан чекистами и приговорен советским судом к лишению свободы на длительный срок. Эсбист Якорь был убит в 1952 году при проведении чекистской операции. Олейнику же в свое время повезло.
6 апреля 1945 года группа чекистов обнаружила в Завидовском лесу подземное бандитское убежище. Оуновцы отвергли предложение сдаться без боя и оказали отчаянное сопротивление: открыли огонь из автоматов, бросали ручные гранаты…
В числе захваченных тогда бандитов был и Корба. Однако на следствии не были вскрыты самые тяжкие его преступления, в том числе истязания и зверские убийства советских граждан. Он был осужден как рядовой оуновец, оказавший при задержании вооруженное сопротивление.
Отбыв наказание, Степан Олейник вернулся на Ровенщину и поступил на работу в Острожскую областную психиатрическую больницу. В одной и той же скромной должности конюха он проработал здесь до самого своего нового ареста в 1982 году.
Почему же не стали своевременно известны преступления Корбы? Прямо скажем: тогда, в сорок пятом, действовал еще страх. Знали некоторые люди, что не рядовой бандит был Корба, но молчали, боялись мести со стороны скрывавшихся еще по лесам да схронам его сообщников. Рады были уже и тому, что услали его на сколько-то лет подальше от их мест.
Только зимой 1981 года стали докатываться до властей некоторые слухи. Поначалу зыбкие, расплывчатые, постепенно обретали они четкость, наводили на серьезные размышления, требовали принятия определенных мер. Так, за короткий срок неизвестные люди несколько раз били крепко по ночам конюха Олейника. Однако никаких жалоб в милицию от потерпевшего не поступало. Последний раз сильно побили на свадьбе в одном селе, при этом кто-то кричал:
– Так и надо тебе, кат проклятый!
Чекисты подняли старые материалы, нашли списки людей, погибших от рук бандитов при обстоятельствах, не выясненных и по сей день. Стали искать свидетелей, сначала по слухам: кто-то что-то от кого-то слышал, а тот, вроде бы, своими глазами. видел… Терпеливо шли сотрудники Ровенского управления КГБ по тонкой, готовой в любой момент оборваться ниточке от свидетелей косвенных к свидетелям прямым, а то и пострадавшим.
Так снова вспомнились фамилии Панасины Манько и Ксении Масловской, чью гибель людская молва все более упорно связывала с именем Корбы. Потом пошли разговоры, что якобы тот же Корба убил зимой сорок четвертого года двух бойцов Красной Армии.
Этот факт поддавался проверке. Старые документы, поднятые из архивов, подтвердили, что 13 февраля 1944 года на хуторе Завидовском бандиты из боевки Якоря убили помощника начальника штаба 866-го полка лейтенанта П. О. Короля и рядового П. С. Зайцева. Тела убитых были вскоре обнаружены и захоронены в братской могиле советских воинов в поселке Шумск. Их подстерегали в засаде. Расправу над Зайцевым учинили в землянке (все жилища почти в округе были спалены немцами при отступлении) семьи Фридрих. Лейтенанта же убили в усадьбе Йозефа Врубеля.
Корба в этот период как раз состоял в боевке Якоря, но доказать его прямое участие в преступлении было не так-то просто, как, впрочем, и в других расправах над советскими людьми.
Первый документ появился в прокуратуре только в конце 1981 года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33