И вот, наконец, разгадка: «Первый дом на правой стороне, идя дорогой из села. Новый дом стоит вдоль дороги окнами на север и восток. Других построек нет. В доме отец, мать, девушка 18 лет и хлопец 25 лет. Пароль:
– Продайте мне красных помидор.
– Мы сажали только капусту…»
Дальше – обгорелое место, но на уцелевшем клочке осталось зашифрованным самое главное – название села: Новостав-Дальний Клеванского района.
Выезд на место по указанному в шифровке адресу подтвердил тайну бандеровского блокнота. Хозяином дома был Зарудный, в отношении которого у чекистов уже имелись данные о связях с бандитами.
Через несколько дней, восьмого сентября, проинструктированный Журавлевым, в дом Зарудного явился Кучер.
– Добрыдень, люды добри. Чы нэ продастэ мэни чэрвоных поми-дорив?
– Та мы садылы тилькы капусту, – откликнулась дочь Зарудного Нина.
Итак, первый шаг сделан. Но когда «курьер» завел речь о почте, то оказалось: он должен не забрать ее, а принести на пункт связи. Ничем не выдав себя, Кучер ответил Нине, что почту ему приказано вручить человеку, сообщившему ей пароль.
– Но его сегодня не будет. Придет через неделю. Значит, Назар. Его пункт связи…
Кучер пообещал наведаться 16 сентября. Но в этот день Назар почему-то на связь не вышел. Кучер начал «возмущаться».
– Не было сегодня – будет 26-го, – успокоила Нина. Кучер ушел. Так же скрытно, как и расположились, никем не замеченные ушли и чекистские группы.
Журавлев задумался: стоит ли посылать еще раз Кучера? Не насторожит ли такая его настырность бандитов? Лучше усыпить их бдительность…
26-го Кучер на явку не явился.
1 октября вместо него Нина Зарудная увидела женщину. Обменялись паролями. Женщина сообщила, что Петро (так Кучер представился Нине) болен, но скоро поправится и придет тогда, когда назначит Нина. Не мешкая она села писать записку: «Друже Петро! На обусловленное число приходили друзья и очень долго ждали Вас. Через два дня снова приходили и прямо не могли себе представить, почему Вас не было. Теперь прошу Вас, др. П., прибудьте ко мне 8.Х. Тогда же встреча. Нина».
Теперь Журавлев не сомневался: бандиты выйдут на связь обязательно, и готовиться к этой встрече нужно тщательно. План операции отрабатывался до мелочей. Участники операции скрытно побывали в районе дома Зарудного, каждый из них уже четко представлял, где ему надлежало быть, видел возможные варианты своих действий и взаимодействия с товарищами. Детально разрабатывался сам момент захвата Назара. Около месяца проводились тренировочные занятия, учились даже таким мелочам, как бесшумное спрыгивание с повозки. На роль повозочного, который вместе с Кучером должен брать Назара, выбрали сержанта Спиридонова – оказалось, что у него реакция быстрее, чем у других.
– Удар должен быть сильным, но не смертельным, – поучал его Журавлев. И тут же давал разъяснения Кучеру…
И вот настал долгожданный день.
8 октября 1950 года в 21 час 30 минут на Новостав-Дальний из села Большой Шпаков выехала простая крестьянская повозка с сельскими «дядьками» – Кучером, сержантом Спиридоновым, лейтенантом Ильяшом, капитаном Вишняковым и рядовым Варнаком.
– Ну, вйо, холера б тэбэ брала, нияк нэ тягнэ, – громко покрикивал Кучер, подъезжая со Спиридоновым ко двору Зарудного. Остальные «пассажиры» сошли немного раньше и, обутые в тапочки, тихо подползли к дому. Бандиты Назар и Чумак уже находились в нем, а Володько стоял «на чатах». Услышав стук колес, оба бандеровца вышли из хаты и удалились за угол дома. К повозке приблизилась Нина. Чтобы не заходить в дом, ибо в этом случае выполнение главной задачи операции будет почти невозможным, Кучер злым шепотом начал обвинять девушку в том, что она, наверное, привела «ястребков» и они теперь его поджидают, но он, Кучер, ничего не боится, а ей не сдобровать.
– Да нет, – заспешила успокоить гостя Нина. – Это именно те люди.
– Если так, то пусть сюда придет только Назар.
Эту кличку Кучер впервые назвал девушке только сейчас, и на это тоже в свое время дал указание Журавлев.
Услышав свое имя, Назар в сопровождении Нины подошел к Кучеру и поздоровался.
– От кого прибыл?
– От Давида.
Давид – он же Дубовой. Услышав это, Назар с заметной поспешностью предложил передать ему привезенную почту.
– Она же прибита к доске под возом, – полушепотом ответил Кучер. – Сейчас оторву…
Он присел и начал обеими руками отрывать прибитую им же шалевку. Но она не поддавалась. Кучер кряхтел, наваливаясь изо всех сил, ибо знал, что она не оторвется – пробовал еще в Шпакове, а Журавлев даже подшучивал тогда, мол, не отругает ли тебя Назар, что ты такой слабак…
– Тогда обижусь и скажу: «Ну, то видрывайте сами, панэ Назаре».
Так и случилось. С той лишь разницей, что Назару было невтерпеж и он не стал ждать приглашения. Согнувшись, он тоже навалился на доску. В этот миг «повозочный» Спиридонов и хватил его прикладом по пояснице, а Кучер и затаившийся рядом под кустом рядовой Псков схватили и прижали Назара к земле. «На по…мощь», – захлебываясь, закричал он, но в это мгновение уже летела ракета, выпущенная лейтенантом Ильяшем, а капитан Вишняков давал очередь по бежавшим на зов своего «зверхныка» Чумаку и Володьке.
Сколько всего решилось в один миг! В него уложились, как будто спрессованные, долгие дни и бессонные ночи всех этих ребят и его, Журавлева, тоже.
Назар повел чекистов к бункерам банд курьерской линии связи Тихого, районного провода ОУН Матвея…
Сколько раскрытых тайных схронов и ликвидированных банд на счету полковника в отставке Н. А. Журавлева.
…В одной из комнат симферопольской квартиры Николая Андреевича Журавлева, как в музее, на виду редкие вещи – офицерский кортик, золотые и серебряные часы, награды за чекистский труд. Фотография, сделанная в Кремле в ноябре 1948 года, где Николай Андреевич запечатлен с группой офицеров, отличившихся в борьбе с оуновцами. В центре фотографии – Н. М. Шверник, вручивший в этот день Журавлеву второй орден Отечественной войны. К хозяину этой квартиры, на груди которого – знак почетного сотрудника госбезопасности, часто приходят старшеклассники Симферопольской средней школы № 11. Бывает в школе и он.
– Николай Андреевич, а вот мы читали в «Крымской правде» вашу статью. Вы упоминаете многих боевых друзей. Кем они были до того, как стали чекистами?
– Были обыкновенными ребятами, кто на пять, кто на десять лет старше вас. Многие потеряли в войну родных, близких. Но они горячо любили свою Родину и ненавидели ее врагов.
И начинался захватывающий рассказ о мужестве и героизме…

Теодор Гладков, Александр Федрицкий
ПОЕДИНОК

Утреннее солнце уже румянило верхушки сосен, когда неподалеку от бункера разорвали тишину автоматные очереди, а затем громыхнул взрыв гранаты. Медленно закружились срезанные пулями листья, и между кустами мелькнула темная фигура, спешившая в спасительный лесной полумрак. Беглец еще не знал, что вся местность взята в надежное кольцо, которое неумолимо сжимается…
А когда погасла последняя надежда и за плечами явственно почувствовалось ледяное дыхание смерти, он срывающимся голосом крикнул:
– Не стреляйте! Передайте начальству: я – Далекий.
Подбежав к болоту, преследователи увидели долговязого человека, полулежавшего в вязкой жиже. Он мог и не называть себя. Слишком уж хорошо, до малейших подробностей были известны его приметы чекистам. Да, это действительно был Далекий.
Корней – высокий, могучего сложения детина, вытащив бандита из зловонной тины, устало вытер вспотевший лоб:
– Конец!
И улыбнулся. Так улыбаются люди после нелегкой, но как следует, на совесть выполненной работы. Еще раз вглядевшись в ненавистное, забрызганное грязью лицо, он снова – в который раз – вспомнил убитого оуновцами отца. Вот и еще одно возмездие за эту мученическую смерть. И за сотни, тысячи других.
– Обыскать и перевязать! – приказал командир группы. – Уложите поосторожнее на телегу и не спускайте с него глаз. Других пленных к нему ни в коем случае не подсаживать. Лучше, чтобы они вообще его даже не видели.
Опустив автомат, лейтенант зашагал к лазу. Этот бункер ему предстояло осмотреть с особой тщательностью. Еще бы! Ведь здесь укрывался главарь диверсионно-террористического подполья на Ровенщине, руководитель так называемого краевого провода ОУН «Одесса», известный под бандитскими кличками Далекий, Тома, Юрий и… Богослов. Ровенские чекисты искали его уже два года.
Так была перевернута последняя страница в длительной, сложной и опасной операции по обезвреживанию этого «зверхныка». А впереди ждала не менее кропотливая работа по расследованию всех его преступлений, поиск и изучение доказательств, чтобы предъявить ему полный счет за все содеянное…
К моменту задержания Далекому было тридцать четыре года. Он родился в зажиточной семье в Станиславской области. Его характер – вероломный, коварный, жестокий – формировался в Станиславской духовной семинарии, где Степан Янишевский проучился три года после окончания гимназии в Перемышле. Именно так: убийца, на совести которого смерть многих советских граждан, когда-то всерьез готовился стать священником. Отсюда и одна из его кличек – Богослов.
Воссоединение западноукраинских областей с УССР разрушило все расчеты Степана Янишевского на блестящую духовную карьеру. Мечтал же он о епископской митре, а вовсе не о потертой скуфье скромного сельского священника, и крушение своих надежд никогда не мог простить Советской власти.
Перед войной Янишевский, человек достаточно образованный, никак внешне не высказывая свои антисоветские взгляды, преподавал школьникам в родном селе историю. И все эти два года убежденный националист ждал своего часа, связывая его с военной мощью фашистской Германии.
Дождавшись прихода оккупантов, Янишевский направился во Львов и здесь получил от оуновского руководства распоряжение поступить на службу к гитлеровцам – помогать им в наведении на захваченной советской земле «нового порядка». Как известно, этот «порядок» должен был начинаться с физического истребления десятков миллионов советских граждан нашей страны, в том числе украинцев.
Так он появился в Виннице – вскоре после того, как сюда пришли гитлеровские войска. Притих, затаился еще недавно оживленный город, и на его опустевших улицах раздавался мерный стук кованых сапог патрулей. С воем проносились закрытые машины, возившие людей в гестапо и к месту казни – на муки и смерть.
В те дни Степан Янишевский был полон оптимизма и радужных надежд на будущее: казалось, «новый порядок» открывает широкие возможности перед такими цепкими и предприимчивыми людьми, как он.
Как и до войны, бывший учитель с Прикарпатья не упускал малейшего повода, чтобы выдать себя за «щирого» украинца. Любил щеголять безукоризненным произношением – как-никак сказывалась многолетняя педагогическая практика.
Но стоило Янишевскому переступить порог дома, где размещался штаб «Украинского охранного полицейского батальона», как от этой маски не оставалось и следа. «Патриот» становился тем, кем он был на самом деле, – жестоким и властолюбивым пособником оккупантов, не знавшим ни милосердия, ни угрызений совести.
И впрямь, даже самое буйное воображение не смогло бы связать его службу со спасением неньки-Украины. Возглавляемый Омельяновичем-Павленко, недобитым петлюровцем, полицейский батальон записал на свой счет столько страшных дел, что ими могли бы гордиться и самые квалифицированные мастера гестаповских подвалов.
Позднее, давая показания о своей деятельности в тот период, Янишевский попытается представить себя и своих коллег по батальону этакими преданными делу и не рассуждавшими служаками, которые не досыпали ночей и рисковали жизнью в борьбе со спекуляцией, ограблениями базарных ларьков и другими преступлениями сугубо криминального характера. Захлебываясь словами, он еще не будет знать, что чекисты располагают подробнейшими сведениями о структуре и функциях батальона, а также созданной на его основе уголовной полиции города Винницы. Особенно не хотелось ему признавать, в частности, тот факт, что на так называемый первый отдел были возложены исключительно карательные функции – выявление партизан и подпольщиков, партийного и советского актива с последующей передачей их в гестапо и СД, которым с декабря 1941 года был подчинен батальон.
Но это было потом. А пока Степан Янишевский тесно сотрудничает с хозяевами, носящими на фуражках черепа и эсэсовские руны в петлицах. Он твердо верит в незыблемость «нового порядка» и, как карьерист до мозга костей, боится лишь одного – медленного продвижения по службе.
Однако опасения оказались напрасными. Грамотный, энергичный, жестокий, ненавидящий все советское, Янишевский хорошо зарекомендовал себя в глазах гитлеровского начальства. Он быстро выдвинулся и после реорганизации батальона в криминальную полицию занял пост заместителя начальника, на котором прослужил свыше года. Теперь многое зависит уже и от него. К примеру, достаточно устной рекомендации господина заместителя начальника, чтобы очередной кандидат в предатели без лишних формальностей надел полицейский мундир и был зачислен на гестаповское довольствие. К Янишевскому стекались доносы изменников и полицаев об оставшихся в городе коммунистах и комсомольцах, советских активистах, семьях командиров Красной Армии, лицах, подозреваемых в связях с подпольем и партизанами. Под его руководством и при личном участии винницкие полицаи выявляли, хватали и передавали фашистам евреев.
Компания вокруг Янишевского собралась подходящая. Ближайшим его коллегой был Богдан Козак, занимавший пост инспектора (мы еще встретим его в роли душегуба под псевдо Смок). Столь же рьяно служил фашистам и человек с невыразительной внешностью, откликающийся на имя Левко. И конечно, достойное место в этом букете занимал Иван Смерека – редактор продажного листка «Ві
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33