Даньке стало любопытно. Он даже сделал шаг вперед и нагнулся, чтобы получше разглядеть упавшего негодяя в черном костюме. Это его спасло. Что-то прогудело и звонко, мимолетом стукнуло Даньку по затылку. Сорвало с темени клок волос и – огнисто пропылав самоцветами – унеслось дальше – за частокол, в малину.
Как выяснилось, у рогатого чудовища было две палицы. Если бы Данила не нагнулся, сорочинская булава (так называемый буздыхан) ударила его в шею в районе шестого (так называемого вертлюжного) позвонка. В этом случае, пожалуй, дневник Данилы пришлось бы завершить раньше, чем кончится эта строка.
Если верить британской пословице, любопытство убивает кошек. Возможно. Данила кошек не любил, и любопытство явно было на его стороне. Вовремя склонившись над телом поверженного врага в черном плаще, он отделался клочком волос, небольшим куском скальпа и сотрясением мозга. Удар не был смертельным.
Тем не менее Данила упал. Сначала ему показалось, что в глаза блеснуло черным кетчупом, а ноги отнялись и зазвенели. Потом Данила открыл глаза и понял, что сидит на земле перед телегой: сбоку тихо копошатся, постанывая в хомутах, полуобнаженные бабы, а прямо перед ним, гневно набычив рогатую голову, по-прежнему восседает в цветах и перьях внезапно ожившая статуя косоглазого монгольского божка с плотоядной металлической улыбкой.
Ух ты, весело подумал Данька: я еще жив. А бронзовый демон явно разгневан. Игольчатая чешуя вздымается на груди, из-под морщинистого панциря валит пар… Красивый доспех: при каждом движении по чешуйкам и бородавчатым заклепкам проскальзывают желтоватые блики. Аж завораживает.
«Странно, – подумал Данила. – Я не боюсь».
В этот момент бронзовое чудовище прыгнуло вперед.
Грохот, дребезжание, облако пыли – рогатый демон почему-то не смог приземлиться на ноги и грузно повалился оземь перед колесами повозки. Тут же, не останавливаясь, гремящая груда металла поползла вперед, загребая грязь корявыми долгими клешнями.
«Странно, – опять поразился Данька. – Почему он ползет?»
Утробно хрипя и поблескивая на солнце, оставляя позади неглубокую траншею с развороченными краями, оживший идол карабкался на Даньку – будто железный робот с оторванными ногами. И тут Данила осознал: так и есть. У этой твари попросту нет ног .
Странная веселость охватила контуженый мозг Данилы. У меня тоже отнялись ноги, почти радостно подумал он. Теперь падла будет наползать, а я буду удирать. Тоже по-пластунски. Так и будем ползать, как два летчика-мересьева.
– Берегись! Он убивает тебя! Беги! – надтреснуто прозвенел женский голос, будто сквозь вату. Женщина… откуда здесь женщина? – удивился Данька и послушно пополз прочь. Пожалуй, он сделал это вовремя. Железная клешня бронзового краба вспорола траву в полуметре от Данькиной босой ноги.
Данька полз быстро. Потом дополз до забора и уткнулся лбом в теплые занозистые доски. Ну вот, дальше бежать некуда. Своей правой кисти Данила почему-то не чувствовал. Поэтому он нащупал онемевший холодный кулак дрожащими пальцами левой руки – и с трудом повернул волшебный перстень на указательном пальце.
Теперь вся надежда на птичку. Если нам повезет, ворон прилетит раньше, чем монгольская падла доползет до забора и сожрет контуженого властовского наследника Зверко.
Однако… колдовская птица явно не успевала спасти наследника. Прошло уж больше десяти секунд – Данька сидел, прислонившись взмокшей спиной к забору, и смотрел в кричаще красивое небо, стараясь не слушать клокочущий, уже торжествующий рев подгребающей твари. Еще пять секунд… Нет, не видать в синем небе черной точки. Зато – если перевести взгляд вниз, к земле – уже хорошо видны вмятины и пятна на шипастых, бликующих клешнях чудовища. Там, где движется демон, вздымается черно-зеленое облако дыма и скошенной травы, высоко вверх отстреливают белые головки ромашек, срезанные кратким ударом загребающей лапы. Сначала он оторвет мне ноги, догадался Данька и начал медленно закрывать глаза.
Сквозь ресницы он успел заметить нечто светлое, бесшумно мелькнувшее позади ползучей твари. И понял: подоспели спасатели. Кажется, девочка по имени Судьба в который раз податливо прогнулась под Данькой…
Рослая белоголовая девка в грязно-серых коротких штанах и нелепой маске выпрыгнула из-за раскоряченной пестрой телеги – довольно ловко подхватила золоченый буздыхан, валявшийся подле бесчувственного Стыри… Злобно тряхнула соломенными волосами – с кратким воплем кинулась на рогатого демона.
Ну вот, дожили. За меня уже бабы с монстрами дерутся, подивился Данька. Крепче стиснул оживающий кулачище с магическим перстнем на пальце.
О! да это непростая девчонка! Светлая фигурка прыгуче взвилась в воздух… крутое сальто – и девка уже на спине у монстра!
Это галлюцинация, предположил Данила, наблюдая, как полуголое плечистое существо, тряхнув массивными белыми грудями, приземляется на бронированный загривок чудовища. И начинает… что есть силы колотить самоцветной булавой в бронзовый шлем! Три частых, гулких удара – и вот… ура! Отшибленный рог повалился в пыльную траву!
Разумеется, эта сумасшедшая баба не сможет победить рогатого парня. Но – сейчас Даниле важно выиграть время. Ворон уже на подлете.
Умница девка! Вовремя отскочила от хлесткого удара бронзовой клешни – отбежала и вьется позади демона, визжит и размахивает палицей… Отвлекает гниду на себя?! Данька уважительно покачал гудящей головой. Есть! Чудовище злобно рычит и – разворачивается! Оно забыло про Даньку! Оно ревет, и пускает горячий пар, и порывисто выбрасывает вперед когтистые лапы, пытаясь зацепить верткую, визгливую фигурку с буздыханом в цепкой руке… Девица сражается, как профессиональный тореадор! Прыжок, взмах булавищей – и сразу отскакивает на несколько шагов. Снова поворачивается лицом к монстру, визжит и скачет – почти танцует!
Откуда ты взялась, девочка в маске? Кинематограф какой-то.
Ха. А вот это уже лучше, подумал Данька, чувствуя, как горячая игла сладостно впивается в ладонь. Это оживает перстень, дрожит и елозит на пальце! Жаркая струя энергии перетекает к локтю, и кажется, что сухожилия звенят, будто медные струны… Вот. Вот уже стучится в Данькину десницу частый неровный пульс железной птицы.
Это он! Маленькая мрачная ракета, ослепительно искря на солнце, камнем вывалилась из-за облака! Мой убийственный друг… Вниз, вниз! – Согнув больную руку в локте, Данька крючит пальцы, скрипит зубами – и все-таки вгоняет, вдавливает своего крылатого невольника в убийственное пике. Ах, как он гудит в воздухе… И повизгивает, точно диск циркулярной пилы… Ну все, теперь – ложись.
– Ложись! – крикнул Данька таинственной союзнице в темной полумаске. Вместо крика получился хрипловатый стон – но девка среагировала. Всплеснув руками, прыгнула прочь от гремучей монгольской статуи – шлепнулась навзничь, рожицей в грязь. И правильно сделала.
Жах.
Истошный, морозистый визг вспоротого металла. Белые, зеленые искры. Мелкие осколки впиваются в забор над Данькиной головой. И – тишина. Только мерзкое бульканье доносится из бронированного чрева.
Данька даже удивился. Внешне бронзовая статуя выглядела как прежде. С той лишь разницей, что теперь она никогда не сможет двигаться. Неведомое существо внутри металлического идола уже мертво.
У железной птицы не было шансов расслоить массивного болвана надвое. Поэтому умелый киллер сработал на манер кумулятивного снаряда: перед атакой тесно сложил крылья, превращаясь в узкий кусок бронебойного металла. Ударил в глыбу чешуйчатой бронзы отвесно, с высоты примерно ста метров – без труда пробил небольшое отверстие там, где горбатая загривочная пластина соединяется с панцирем на спине.
Данила поморщился. Судя по всему, уже проникнув в недра бронзовой скорлупы, жестокая птица расперила острые крылья… Интересно, как теперь ее доставать оттуда – изнутри?
По-прежнему кружится голова.
Отжавшись на руках, накачанная девочка вскочила с земли. Высоко держа белокурую головку с прямыми волосами, криво обрезанными по плечо, подошла к Даниле. Ничуть не стесняясь обнаженных грудей, склонилась над ним – в прорезях черной маски блеснули внимательные круглые глаза. Бледно-голубые, как у детеныша викингов. Почти прозрачные. Никакого выражения.
Данила вздрогнул: то, что он принял за полумаску, – кожаная узда! Над строгими светлыми бровками – узкий налобник с кольцами на висках, а в кольца продет расшитый ремешок, протянутый по щекам к маленькой серебряной пластинке, закушенной во рту… Господи! Данила осознал, что упряжь – вовсе не конская, наспех приспособленная для потешного выезда на восьмерке пьяных очарованных славянок, а – специально изготовленная. Человеческая .
Бедная взнузданная девочка… Стало быть, это одна из полонянок, запряженных в телегу! Видимо, самая крепкая – очухалась и вовремя подоспела на помощь. Боже мой, да она просто супербарышня, ужаснулся Данька. Могучие дельтоиды вздуваются под тонкой кожей, на впалом животе дрожат напряженные плитки пресса, сермяжные порты едва не расползаются на атлетических бедрах… Чудесный бюст – а задница маленькая, как два сжатых кулачка. Ну точно викинг. Данила даже припомнил научное слово: берсеркиня.
– Я – богатырка. Девка-поляница, – улыбнулась она, будто угадав Данькины мысли. Показалось, что говорит с легким металлическим акцентом… ах нет: просто удила затрудняют ей речь – на бледно-розовом языке блеснул серебристый трензель.
Спохватилась – кинулась распутывать узлы, стаскивать с себя позорный скотский убор.
– Как звать? – простонал Данила.
– Псаня, – кратко ответила поляница, озлобленно сдирая кожаные ремни. – Меня зовут Псаня, дочь Желтого Пса. Я дочь варяга! Я богатырка! Я хотела биться. Они опоили меня зельем и запрягли. Моего мужа убили. Я отомщу.
Освободившись от узды, присела перед Данькой на корточки – крепко схватила за ухо и насильно повернула его голову на ослабевшей шее, разглядывая кровоточащую ссадину на затылке.
– Рана смешная, хватит валяться, – холодно заметила она. И покосилась равнодушно: – Как тебя величать? Небось разбойник будешь – или…
– Кто это был? – перебил Данила. – Чурила?
– Ха! – Богатырка кратко хохотнула. – Чурила теперь далече. Чурилу нелегко губить. А это… – она махнула рукой через плечо, – всего лишь витязь-угадай. Из Чурилиной дружины. Да-да.
– Он что… безногий? Раненый был?
– Угадаи все безноги. Пешком ходить – позор для угадая. Нелюди поганые, полканы-полукомони! Ножки у них малюсеньки – едва бы верхом сидеть. Даже спят в седле. У этого, видишь ты, лошадь захворилась. Вот и везли рогача в стойла, нового комонька выбирать. А тут вы набежали… с дружком твоим неловким…
Она вдруг запнулась… И улыбнулась, мило приобнажив пару беленьких зубков под верхней губой:
– Спасибо вам.
– Сколько таких мразей в городе? – Даниле стало любопытно, и всерьез.
Псанечка закатила голубые глаза, загибает бледные пальцы.
– Один, два… Три. Еще три угадая да двадцать младших волхвов.
– Сколько? – прохрипел Данька.
– Осьмнадцать, – поправилась Псаня, оглянувшись на двоих незнакомцев в черных плащах, которые по-прежнему пребывали в беспамятстве.
– Тебе повезло. – Псашенька похлопала по плечу. – Быстро их оземь метнул. Не успели очуровать. Они, видишь, мечтали тебя клинками порезать – думали, ты слабанька безоружный. Потому не стали ворожить.
– Обычно ворожат?
– Разумеется, – кивнула богатырка. – Порчу веют, глазами урочат, кости-пакости выворачивают. Моего мужа цвето-маревом удушили.
Странно, подумал Данила. О недавней гибели мужа говорит с чудовищным спокойствием. Металлические нервы.
– О, гляди! – почти радостно воскликнула поляница Псаня. – Да вон они приближаются! Один, два, три… Четыре волхва и угадай на лошади.
Сказала так хладнокровно, что Данька поначалу не поверил. Улыбнулась:
– Вот уж накликали горе. Тебя прикончат; меня – сквозь дым и в упряжь.
Сигнал, опомнился Данька. Подать сигнал моим ребятам! Они успеют, их много! Дюжина кораблей, почти четыреста человек! Поднимут якоря, выскочат из протоки – через пять минут будут здесь…
– Псаня, быстро! Растормоши моего дружка, – заторопился Данька, оглядываясь на далекие темные фигуры, возникшие в конце улицы. Стыря жив, Стыря знает сигнал! – Давай, буди его! Пускай свистит, надо вызвать ватагу!
– У тебя есть ватага? – Голубые глаза недоверчиво сощурились.
– Слушай, рвать твою мать, и выполняй! – рявкнул Данила, внезапно разъяряясь. – Буди Стырю! Ты поняла меня? Быстро.
Ничуть не обиделась. Скорее наоборот: светлая волна удовольствия блеснула во взгляде.
– Я бы рада, только Стыря твой не проснется. Он крепко ранен, – спокойно сказала девушка. – Целая лужа крови.
– Тогда надевай хомут, – злобно сказал Данька.
Проклятие! Только Хлестаный знает условный свист влажской сарыни… Данила слышал этот сигнал всего один раз, когда Хлестаный брал на абордаж его собственный коч. Кажется, два длинных посвиста и задорный перелив… Нет, Данька не вспомнит.
В дальнем конце улицы кто-то пронзительно закричал; дробно загрохотали копыта. Ну вот, подумал Данила, враг поднял тревогу. Заметили свою повозку, недвижно замершую посреди дороги. Скоро будут здесь.
Псаня молча поднялась с корточек, отряхнула ладошки и – решительно вложила мизинцы в маленький рот…
Свист резанул Даньку по глазам, мгновенно оглушая и вышибая слезы. Два длинных и перелив, как и было сказано. Все точно.
– Откуда знаешь воровские посвисты? – спросил Данила, когда в голове утих болезненный перезвон. – Ты жила с разбойниками?
– Я многое знаю, – заметила девица, вытирая влажные мизинцы о порты. – Мой муж был боевым магом на службе Траяна Держателя.
VI
Поляница Псаня оказалась на редкость недурно осведомлена о численности оккупационного гарнизона в Висохолме. Когда Чурила уходил из города, здесь остались четыре рогатых рыцаря и двадцать молодых волшебников в одинаковых черных плащах с электрическим сиреневым проблеском по волнующемуся подолу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71