Рослого одноглазого старика в потемневшем рогатом шлеме. Широкоплечую бабу-богачку, сопревшую под дюжиной пестрых платков. Мой народец, подумал я, подходя к точеным перильцам. Поднял лицо, обводя толпу уже натренированным взглядом властителя. «…Ах, каков худенький…» – донесло женский шепот снизу, из первых рядов. «…Лют хозяин… очи яры, сущи уголья!» – восхищенно крякнул кто-то сбоку.
«…Сначала подарки», – кивнул я посаднику Босяте. Толстячок, блеснув плешью, суетливо метнулся в толпу: «Подарочки несить, да живче! Кто с данью, князь зовет!» В толпе испуганно загудело, возникло брожение – растрепанный глашатай выбежал под крыльцо и, хрипло заорав, объявил первого дарителя.
Вышел боярин Терпила, вывел злобного, фантастически изящного торского жеребчика, мокро и черно блестевшего мускулатурой под расшитым потником, под самоцветной сбруей. Вывалил из толпы широчайший кузнец Молотун, глава огнецкой артели – преподнес чудеснейшие кольчужные перчатки, легкие и гибкие, кованные в полтора года из трех тысяч мельчайших колец. (Данила восхищенно покачал головой, попросил поглядеть – я протянул ему одну перчатку незаметно, за спиной.) «Даренье тебе, княже, от нашеских от рыбарей жиробережских!» – гордо объявил поджарый загорелый мужик, презентуя звероподобную стерлядь (два парубка едва дотащили, передали посаднику Босяте). «Подарок от братьев Ветлужан, купецкого роду!» – прохрипел сизый (видимо, с похмелья) детина, облаченный в бирюзовый, сплошь искрящийся бисером запашень с длинными рукавами – махнул рукавом, и вынесли отрез драгоценной царьградской камки – цветного шелка в узорах и рисунках. Принимая подарок, Дормиодонт Неро побледнел. Здесь, на Руси, царьградская камка казалась поистине страшным сувениром. Напоминанием о невозвратимых солнечных днях, когда у каждого из моих катафрактов была любимая девушка, маленькая тонкая гречаночка, носившая на плечах накидку из такого же шелка с золотистыми узорами зодиаков, растений и ангелов по пепельно-алому фону…
Поток дарителей, казалось, не иссякнет до вечера – купцы и ремесленники выстроились в длинную очередь, волоча за собой сундучки с драгоценностями, мешки со снедью. Я расслабился, попросил принести полный кубок малинового и парадный трехногий стульчик из рыбьего зуба. Свита тоже разомлела от жары и приятных эмоций: царь Леванид перестал разглядывать экзотическую славянскую толпу и, позевывая, опустился в плетеное креслице. Данька прислонился к столбу и задумался о чем-то – делая вид, будто изучает конструкцию перчатых рукавиц. Мстиславка Бисеров и вовсе убежал куда-то на женскую половину («надо мне постричься, побриться и сделать педикюр, точно-точно», пояснил он, удаляясь вместе со своим рыжим адъютантом).
«Подарок от тороканского купца Бахомута», – объявил посадник Босята; я дежурно улыбнулся, чуть поклонился неимоверно жирному и пестро украшенному существу в тюрбане и карнавальной бородке. Заграничный коммерсант подарил кривую сарачинскую саблю с посеребренной рукоятью…
– Не нравится мне это, – вдруг быстро сказал Данила. Я вздрогнул, поймал его короткий желтый взгляд.
– Да нет… вроде обычный купец, обычная сабля.
– Я не об этом. Смотри! – Каширин скосил глаза вниз, на тесную тропинку, продавленную охранниками в шумящей толпе подданных. По тропинке к высокому, хорошо охраняемому крыльцу уже приближался очередной даритель.
Это был плечистый дружинник лет двадцати пяти: красивая кольчужная броня, желтый пояс в мелких искрах самоцветов. Разумеется, меч не пристегнут. Даже кинжальные ножны – пусты. Острый нос торчит из-под низкого налобника. Шлем – новенький, с темным бунчуком конского волоса. Странно… где-то я уже видел такие бунчуки, заплетенные на манер девичьей косицы и ниспадающие на бронированное плечо. Наверное, в кино.
Дружинник двигался чуть сутулясь, будто глядя под ноги – но удивительно быстро. В левой, чуть отставленной руке даритель осторожно нес, бережно приподнимая над стальным поблескивающим бедром, что-то длинное, рыхлое и черное с серебристым блеском, волочащееся по земле… Шуба. Огромная, роскошная соболья шуба – тяжелый ворох мягкой рухляди.
Я тоже поморщился. Странный подарок. В Москве двадцать первого века, бесспорно, такая шуба стоила бы не меньше, чем спортивный кабриолет. Однако здесь, в десятом веке, соболей покамест бегает не меньше, чем тушканчиков в пустынях Внутренней Монголии. Слишком дешевая дань. Подозрительно…
Впрочем, Данька Каширин имел в виду другое.
– Посмотри, какой у него взгляд, – пробормотал Каширин, делая шаг вперед. Протяжно завизжала сталь – бдительный Неро перехватил испуганный взгляд Даньки, инстинктивно потащил меч из ножен… – Смотри, какой взгляд! – крикнул Каширин, внезапно багровея.
Я не успел заметить взгляда. Когда я вновь обернулся к дарителю, он уже успел опустить на лицо медную личину с прорезями для глаз. Левая длань дружинника тяжело качнулась, встряхивая ворох собольего меха: подол шубы распахнулся, приобнажая что-то блестящее, металлическое…
Дыхание перехватило от жара, охватившего грудь. Цепь прижгла кожу сквозь толстую кольчугу – я некрасиво дернулся, кубок скользнул из пальцев и упал на колени, заливая горячим медом. Между тем даритель успел сделать еще один шаг… Он уронил шубу! Ворох собольего меха мягко, бесшумно повалился на землю. А в руке у незнакомого дружинника уже радостно просияла тугая, золотистая дуга разрывчатого лука.
Секунда – и скрамасакс уже заряжен. Обычно одной стрелы вполне хватает. Даритель мягко поднял лицо в злобной маске, красиво упал на одно колено, вздернул руку с оружием: золотые лучьи рога колюче вспыхнули на солнце… Следующая секунда показалась очень длинной. За эту секунду террорист успел прихватить железными пальцами десницы толстую, удивительно толстую цветную тетиву – и подтащить ее к уху, заодно с грязно-желтым опереньем волшебной стрелы. Ближайший телохранитель (катафракт Спиридон), сдерживавший молодых купчишек в толпе, успел обернуться и вытаращить глаза. Десятник Неро успел полностью извлечь из ножен длинный изукрашенный клинок. Царь Леванид успел пробормотать первые два слова краткой молитвы.
«Подарочек от княжича Посвиста!» – рыкнул даритель и спустил тетиву. Толпа медлительно ахнула. Желтая сухая молния ударила над головами телохранителей и рванулась к высокому крыльцу. Туда, где под красивым резным навесом в окружении остекленевших соратников замер на своем трехногом стульчике молодой князь Лисей Грецкий.
Я не понял, что произошло. Не успел даже перекреститься – не то что помолиться. Если бы стрела, начиненная тройным зарядом разрыв-травы, все-таки достигла цели, моя душа отправилась бы на посмертные мытарства нераскаянной. По счастью, этого не произошло. Данька Каширин успел бросить перчатку.
Понимаю: звучит неубедительно. Однако, говоря по совести, меня не слишком беспокоит то, насколько добрый читатель уверится в правдивости этих слов. Лично для меня важно, что Данька Каширин все-таки успел бросить эту благословенную, чудесную железную перчатку. И – каким-то волшебным образом – попал по летящей стреле .
Возможно, не обошлось без магии. Возможно, Каширин и вправду начал превращаться в ловкого богатыря. Впоследствии окружающие весьма утомили бедного Даньку расспросами: отчего да каким образом ухитрился он перебить перчатой рукавицей летящую стрелу. Данька не знал, что отвечать. Так получилось, говорил он без улыбки.
Сбитая с первичной траектории, разрыв-стрела ударила в круглый, раскрашенный грифонами, окованный железом щит меченосца Сергиоса Смелого. Сергиос стоял на верхней ступеньке крыльца и держал тяжкий щит на левой руке. Вражья стрела пронизала металл, просквозила дубовую доску, жадно впилась в руку пониже локтя. Руку меченосца прикрывала тонкая кольчуга, поверх которой застегивались поручи. Стрела пробила руку насквозь. Окровавленное, деревянное (!), раздвоенное жало с острой сине-зеленой травинкой, вставленной в тесный разрез на конце, вылезло наружу, из руки Сергиоса, на пару вершков.
Впоследствии, разглядывая неаккуратные сквозные отверстия в щите и доспехах (диаметром около сантиметра, с рваными растрескавшимися краями), я с незнакомым прежде трепетом осознал: даже толстая, трехрядная созидальская кольчуга, предусмотрительно надетая под расшитую рубаху, не защитила бы Лисея Грецкого от разрыв-стрелы.
…Крякнул раненый Сергиос; телохранители сбили меня со стульчика, потащили внутрь терема; на дворе завертелась злая суета – наши дружинники кинулись в толпу, пытаясь выдернуть террориста из рук разгневанных подданных, кинувшихся проявлять лояльность. Его вытащили уже мертвого: шлем разбит ударом боевой палицы катафракта Спиридона, а в конечностях восемь арбалетных стрел – как выяснилось, царь Леванид все-таки разместил своих стрелков на крыше терема.
– Негодяй растерзан толпою, – пробормотал задыхающийся Неро. – Его опознали: бывший Рогволодов дружинник от здешнего гарнизона. Опасность миновала, высокий князь…
– Нет, десятник Неро. Опасность не миновала. – Я покачал головой, чувствуя, как взволнованно пылает цепь златая на груди. – У него могут быть сообщники. Там, в толпе…
– Маг! В толпе должен быть маг! – прохрипел, подбегая, Данила Каширин – рожа красная, руки дрожат. – Стрела-то магическая! Дружинник работает в паре с волшебником.
– Ищите волшебника, – сказал я десятнику Неро. С грохотом захлопнулись ворота княжеского двора. «Никого не выпускать!» – заорал злобный Неро и вылетел на крыльцо; завидев посеревшее лицо греческого десятника, толпа притихла и отвалила от ступеней – как морское дно после отлива, обнажилась мостовая, усеянная свежим мусором. Неро махнул рукой – звонко щелкая подковами по камням, из-за боковой стены выдвинулся резервный десяток катафрактов. Страшные, блистающие всадники медленно вплыли в людское море, утопая в нем по колено – начали осторожно оттеснять от стены. А вверху – быстро, цепко запрыгали по крыше алыберские арбалетчики – поглядывая из-под рукавиц, поводя вправо-влево жадными заряженными крестострелами.
– Вынести хоругви, – четко скомандовал Неро. – Затравим зверька.
Вражий волшебник попал в западню и теперь нервничает. Я ощущал его присутствие, я понимал: злобный волхв судорожно мечется в толпе, шарахаясь от крестовых хоругвей, от страшных всадников с ангелами на щитах… Чародея хорошо бы взять живым. Впрочем, это будет нелегко.
Я не ошибся.
Влажный, жирный хлопок в воздухе над площадью – толпа завизжала, припадая к земле: густое, пухлое желто-зеленое облако пыли расцвело посреди двора. Какая вонь! Я напряженно улыбнулся: начались магические фокусы. Значит, в толпе действительно скрывается серьезный враг. Пыльное облако быстро расползается – это вонючий газ, сейчас начнется паника… Смотрите: передние ряды с выпученными глазами уже напирают на катафрактов… Господи! Они повалили одного всадника – вместе с лошадью! Они ломают деревья вдоль тропинки!
– Ой, гляньте-гляньте! Человечек на забрале! – визгнуло над ухом. Рыжая девка в кольчуге (Данькина подружка?) возбужденно запрыгала, указывая тонкой ручкой. Я быстро глянул на боковую стену – туда уже полетело с полдюжины скорых алыберских стрел… девчонка права. Мутно-серая фигурка скачет по деревянному навесу северной крепостной стены, к которой вплотную примыкает княжеский двор. Кто-то маленький, ловкий – карабкается, сизым клубком прыгает по покатым некрашеным доскам, как обезьяна. Мешковина пузырем, плесень в бороде… Горбун! Да это ж – дядька Плескун собственной персоной!
– С той стороны стена высока, к тому же ров! – быстро и радостно доложил десятник Неро. – Никуда не уйдет злодей. Прыгать ему нельзя – высоко.
Будто услышав слова десятника, Плескун в последний раз обернулся: кажется, погрозил темным кулачком. Потом… накинул на седые патлы грязный капюшон, примерился, и – прыгнул вниз. Наружу, то есть – в крепостной ров.
– Мертвец, – кивнул Неро. – Не меньше пятнадцати локтей высоты. Ров неглубокий, по горло. Господин, прикажи послать людей за телом?
– Посылай-ка лучше арбалетчиков на стену, – поморщился я. – Для контроля.
Арбалетчики прибежали на гребень северной стены через две-три минуты. Они успели увидеть серое прыгучее пятнышко: горбатую спину Плескуна, стремглав убегавшего по некосям в направлении ближайшего леса. К сожалению, с этой стороны крепости не было пригорода, не было околичной заставы. В пяти минутах ходьбы от крепостного рва начинались дремучие охотничьи угодья.
– Никак не возьму в толк, как старая свинья спрыгнула с городской стены и ухитрилась остаться в живых? – недоумевал растерянный Неро.
– Меня больше занимает другой вопрос, – сощурился Данила. – Как и когда он забрался на эту стену?
– Взлезти возможно только по лестивице, какова внутри башни устроена, – поспешно доложил перепуганный посадник Босята (толстяк был в шоке: скандал! настоящее покушение учинилось в подотчетном городе!). – Вход в башню запертым был с раннего утра! Самоочно проверку учинял!
– Колдовские наваждения. – Дормиодонт Неро с омерзением сплюнул. – Видать, старая свинья умеет проходить сквозь двери и летать по воздухам!
– Князь! Господин! – Молоденький розовощекий катафракт подбежал, придерживая болтавшийся у бедра меч. – Высокий князь Лисей! Большая удача! Мне приказали осмотреть место под северной стеной, по обоим берегам рва… Я нашел… там видна кровь! Прямо на траве и на песке! Видимо, злодей все-таки ранен!
Парнишка прямо сиял. Очевидно, это его первый успех по службе.
– Дружище… ты молодчина, – сказал я. – Теперь подумай и скажи: ты ничего не напутал?
Катафрактик вытянулся во фрунт, тряхнул обильными черными кудрями и громогласно повторил донесение.
– Этого не может быть, – сказал Данила. – Ни одна стрела не задела волшебника. Я видел.
– Берег забрызган свежей человеческой кровью!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71