https://wodolei.ru/catalog/napolnye_unitazy/
— Сейчас поднимутся Нед и Брэндон и отнесут тебя, куда твоей душеньке угодно.
Тим заколебался. Он переводил взгляд с хозяина на девушку.
— Я не желаю, чтобы меня таскали, как ребенка! — процедил Ньял сквозь стиснутые зубы. — Это мое Наименование Меча. Я должен поблагодарить гостей и принести обеты! Я не допущу, чтобы меня таскали. — И он запрыгал вокруг кровати к сундуку. — Я не допущу, чтобы церемония была нарушена.
— Твой меч наименован, и ты уже принес торжественный обет, — отрезала Сина, — а твоя лодыжка опухла и величиной уже с твою голову! На церемонии могут прекрасно обойтись без тебя. Ну, или ложись, или жди Неда и Брэндона, чтобы они отнесли тебя вниз! Тим, помоги мне.
— Тим! — предупреждающе зазвенел голос Ньяла, и Тим замер в нерешительности, разрываясь между двух огней. Он доверял мастерству Сины и склонен был верить ей, но привычка и преданность тянули его к Ньялу.
— Сходи за Фаллоном, — тихо сказала Сина, и Тим, благодарный судьбе за возможность сделать выбор, убежал.
Чародея Тим нашел в его комнате. Фаллон одевался к завтраку.
— Господин Фаллон, вы нужны наверху. Госпожа Сина сказала Ньялу, что ему нельзя спускаться самому. Она хочет, чтобы Нед и Брэндон отнесли его, а он просто помешался, сэр. Они сцепились, прямо как тролли. Сина просит, чтобы вы сейчас же пришли.
Фаллон сунул руку за ворот своей длинной полотняной нижней рубахи и почесал костлявую грудь.
— Ясное дело, сцепились. Ты позвал Неда и Брэндона? Хорошо. И не зови. Принеси мне немного теплой воды в миске, ладно?
Когда Тим вернулся, чародей все еще стоял в нижней рубахе перед бронзовым зеркалом, висящим на стене.
— Спасибо. Это то, что надо сейчас. — Фаллон плеснул воду на лицо и нащупал полотенце. — Да, так лучше. — Он взял гребень и начал причесывать волосы и бороду, поглядывая при этом на Тима, который нетерпеливо топтался у двери. — Кстати, рад тебя видеть, парень. Как твоя рука?
— Хорошо, сэр. Госпожа — прекрасная Целительница, хотя у меня и были поначалу сомнения.
— Дай я посмотрю.
— Но, сэр, они там кидаются друг на друга…
— А как же. Дай я посмотрю твою руку.
Тим беспокойно переминался с ноги на ногу, пока чародеи внимательно осматривал лошадиный укус. Синяки побледнели и стали желтовато-зелеными, сустав двигался легко, без боли.
— Превосходно, — отметил Фаллон. — Теперь помоги мне одеться.
Тиму это казалось пустой тратой времени, поскольку у Фаллона было только два балахона, оба совершенно одинаковые, небесно-голубые, оба подпоясывались на талии. Но он держал и тот, и другой, пока чародей раздумывал, который надеть. Затем Фаллон попросил его стереть пыль с сандалий и натереть салом ремешки. Когда чародей наконец оделся, он с мучительной для Тима неторопливостью отправился к спальне Ньяла. По пути он останавливался у каждого окна, восхищался красотой пейзажа, а потом надолго застрял в зале, объясняя Тиму, что нужно делать, чтобы факелы не коптили потолок.
Наконец они дошли до комнаты Ньяла, и Тим услышал, как его хозяин сердито кричит. Тим распахнул дверь, и они с чародеем заглянули внутрь. Ньял прыгал на одной ноге, а Сина, придерживая локтем свернутую одежду, ловко уклонялась от него.
— Драконихин Огонь! Отдай мою одежду! — кричал Ньял, прыгая и пытаясь загнать девушку в угол между окном и кроватью.
— Отбери, если ты такой сильный! — воскликнула Сина, перепрыгнув через кровать и оказавшись на другом краю комнаты. Ньял бросился за ней, рухнул на кровать и взвыл от боли. Сина увидела Фаллона в дверях и застыла.
В наступившей тишине Фаллон шагнул в комнату.
— Сина, вот так ты заботишься о своих пациентах?
— Господин, я…
Фаллон не стал ее смущать и повернулся к Ньялу, который сидел на кровати, сжимая руками больную лодыжку.
— Так ты слушаешься свою Целительницу? У тебя нет никакого уважения к Магии? — Чародей сурово посмотрел на них. — Прислушайтесь, — сказал он. — Прислушайтесь друг К другу. — Он повернулся к Тиму. — Пойдем, парень, покажешь мне дорогу в большой зал, я хочу позавтракать.
Но, выйдя в коридор, он отмахнулся от Тима, противореча сам себе:
— Лучше оставайся здесь. Принесешь, что им там понадобится. Хотя я бы на твоем месте встревать не стал.
Тим согласился. Оказаться между парой разъяренных единорогов — и то лучше.
— Смотри, что ты наделал, — журила Сина Ньяла. — Снова подвернул лодыжку. Повезло еще, что не сломал. Мне придется снова перевязать ее.
Ньял вздрогнул, когда Целительница затянула фетровый бинт. Сина же была очень довольна собой.
— Как твоя Целительница, я советую тебе отдохнуть.
Ньял вздохнул и сжал голову ладонями.
— Всю свою жизнь я с нетерпением ждал этого дня, и вот он настал, а я хочу, чтобы его не было.
— Но, Ньял, это глупо! Гости поймут. Пусть Брэндом и Нед помогут тебе спуститься в большой зал, и все пойдет, как должно.
Он покачал головой:
— Ты не понимаешь. Я только что принес свою клятву зрелости. — Его глаза были темными и тоскливыми. — Сегодня первый день моей жизни в качестве мужчины. Как могу я появиться перед гостями на руках других мужчин?
— Прости…
— Да ты ни при чем, только… Тебе это, конечно, кажется глупостью. Ты — чародейка, ты читаешь Закон. Ты думаешь, что я дурак.
— Нет. — Всего минуту назад она и впрямь так думала, но сейчас посмотрела на юношу задумчиво. — Отрывок из «Пророчеств Китры» гласит: «Тогда я начинаю, когда заканчиваю: тогда я отправляюсь, когда я останавливаюсь. От низшего до дна, от высшего до вершины». Фаллон часто говорит, что любое дело следует начинать, когда ты твердо решил его закончить.
— Это я сейчас и чувствую. Вчера произносил слова обета, а сегодня меня носят, как калеку. Неужели вся моя жизнь будет такой?
— Но это был красивый обет. — Сина не заметила, что Ньял тревожно нахмурился. — И совсем не обязательно, чтобы тебя несли. Я имела в виду только то, что ты должен беречь свою лодыжку. Раздобудем пару крепких палок, и ты пойдешь на церемонию на костылях.
— Ну это еще ладно…
— Пусть будет так. Ты вступишь в новую жизнь сильным, независимым. А травмы стыдиться нечего.
Глава 8
Некоторые из гостей Телерхайда разъехались, другие остались в Кровелле. Остались Фаллон, Ландес и Бенаре, а также Адлер и другие лорды из нескольких городов. Каждое утро они встречались с Телерхайдом в его кабинете, закрывали двери и обсуждали трудности, вставшие перед Морбиханом. Перенаселенность — особенно в двух главных портах: Элии и Флине — приняла угрожающие размеры и исчезать не собиралась. Каждый корабль, прибывающий из Укрепления, привозил новых «зайцев».
Лорд Ландес предлагал всех беженцев собрать и отправить обратно в Укрепление. Лорд Бенаре и многие из деревенских лордов и фермеров поддерживали его. Одно время и Телерхайд был за это решение, но теперь, доказывал он, беженцев стало слишком много, и они прибывают каждый день. Закрыть гавани — это значило бы задушить торговлю.
Фаллон часто вступал в спор и высказывался категорично.
— Мы изменяем нашей стране и ее народу! — доказывал он. — Люди богатеют на торговле с Укреплением, города пухнут, как нарывы.
Ландес наклонился над столом:
— Лорд Адлер, кстати, о городах: Элия беспокоит некоторых из нас. Снефид говорил мне, что Другим стало опасно ходить по улицам — того и гляди забьют камнями. Похищения и убийства — обычное дело!
— При всем уважении, милорд, это портовый город. Жизнь в любом порту во все времена шумная.
— Шумная?! — воскликнул Фаллон. — Финн Дарга сказал мне, что на караван пикси напали прямо в городских воротах. Их не только ограбили, над ними издевались, обзывали нечистью.
— Ужасно! — содрогнулся Ландес.
— В городе трудно поддерживать порядок, милорд, — спокойно ответил Адлер. — Элия стала приютом для беженцев из Укрепления. В большинстве это хорошие люди, ищущие свободы. Попадаются там изредка шпионы из Укрепления, но этот один случай не стоит считать правилом. Мои гвардейцы постоянно патрулируют город. Спросите Неда. Он приводит в Элию караван по крайней мере раз в месяц. Стал бы он торговать в городе, где небезопасно?
— Мой сын любит рисковать, — заметил Ландес.
Телерхайд постучал по столу костяшками пальцев, прося внимания.
— Лорд Адлер, я был в Элии меньше месяца назад. Это грязное, жестокое место. Я не знаю, как чувствуют себя там Другие, но я знаю, что не чувствовал себя в безопасности даже под защитой гвардейцев.
— Да, сохранять порядок очень трудно, — признал Адлер, — но это цена, которую мы платим за возможность торговать
— Вот это-то как раз и невыносимо, — сказал Фаллон. — Некоторые из нас настаивают на торговле с врагом, который враждебен самой нашей сути! Я требую, чтобы эйкон Глис уехал. Надо выгнать его и всех остальных туда, откуда они пришли.
— Но мы живем торговлей! — возразил лорд Фаррил. — Нет никакого вреда в скромном, безобидном обмене товарами.
— Вредно убеждение, будто торговля важнее, чем права Других! — вспылил Фаллон
— Вы хотите сказать, что я одержимый? — Ястребиное лицо Адлера побагровело от негодования.
— Я хочу сказать, что ты глупый юнец, не умеющий управлять собственным городом! Твой отец понимал, в чем опасность. Он сохранял порядок в Элии, кормил народ и ограничивал число приезжих.
— У моего отца никогда не было таких забот, — проворчал Адлер. — В городских стенах просто не осталось места. Беженцы приезжают без гроша, не могут найти работу и распускают слухи о разгорающихся волнениях. Что мне — убивать их?
Фаррил покачал головой:
— Если мы заставим их вернуться, Тиран прикончит их. Почему бы вместо этого не вывезти их из городов в глубь страны?
— Поселить их, к примеру, на клюквенных болотах около Залива Клыка, — закивал Адлер. — Там много земли.
— Это часть Гаркинского леса, — возразил Фаллон.
— Пикси пасут там стада шалков лишь несколько недель в году! Земля пропадает даром! — настаивал Адлер.
Телерхайд покачал головой.
— Мы не тронем Гаркинский лес, — сказал он твердо.
— Значит, решения нет, — проворчал Фаррил с плохо скрытой досадой.
— Отправьте их туда, откуда они приехали, раз вы не в состоянии управиться с ними, — сказал Ландес. — Только в Элии творятся подобные безобразия.
— Неправда, — заявил Фаррил. — Во Флине дела так же плохи. Я слышал, что великаны Хэма Урбида отказались войти в город, побоявшись головорезов из Моера.
— Какой позор! — пробормотал Ландес.
Споры продолжались весь день напролет, до поздней ночи.
Сине приходилось учиться у Фаллона искусству управлять государством, но долгие дискуссии о политике казались ей скучными и утомительными. Большую часть времени она посвящала лечению Ньяла. Утром первым делом она встречалась с ним и перевязывала ему лодыжку, позволяя ему опираться на ее плечо, чтобы меньше нагружать его больную ногу. Ньял гордился своим новым званием сенешаля и старательно надзирал за работами в конюшне и за дойкой коров.
По утрам, когда лорды спорили о судьбе Морбихана, Ньял ездил на телеге в окрестные поля и наблюдал за сенокосом. После обеда он проводил долгие часы в тени деревьев во дворе. Положив ногу на табурет, он разговаривал с Синой.
— Ты любишь Кровелл, правда? — заметила она.
— Это моя родина. — Юноша стал серьезным. — Понимаешь, больше всего на свете я хочу вывести самых сильных, самых быстрых лошадей в Морбихане. И в мире нет для этого лучше места, чем Кровелл. У Пика трава растет такая тучная, что мы легко могли бы пасти там еще двадцать лошадей. Даже зимы — лучше не придумаешь. Снег лежит глубокий, а дни короткие, так что кобылы могут спокойно жеребиться. — Ньял улыбнулся и прищурился. Он поднял руку, чтобы сорвать яблоко с ветки. Яблоко еще не дозрело, но Ньял с удовольствием смаковал терпкую мякоть. — Морбихан — самое красивое место в мире, а Кровелл — самое прекрасное место в Морбихане.
Сина засмеялась:
— Ты видел весь мир?
— Я и всего Морбихана не видел, но я знаю, что прав. А ты разве не такого же мнения о Фанстоке?
Но Фансток, расположившийся на самом краю полуострова Уха — то есть на самой северной оконечности острова, — был холодным местом со скалистыми берегами и истощенной почвой. Так что Сина не скучала ни по суровым зимам, ни по той непрерывной борьбе, которую вел ее отец, чтобы накормить и одеть своих людей.
— А каково это — учиться у Фаллона? — спросил девушку Ньял несколько дней спустя.
— Трудно. Фаллон все время странствует, так что мы как бы бездомные. Он очень требовательный, но терпеливый учитель. Возможно, из-за того, что сам всегда учится. Сейчас он изучает великанские травы, так что нам придется пожить в логове Ур Логги. Великаны славные, когда привыкнешь к их робости. Но под землей все равно не по себе.
— Я слышал, великанская стряпня — это что-то Ужасное, — поморщился Ньял.
— Не только ужасная, она еще и однообразная' Как они вырастают такими здоровяками на одних фруктах и комковатых кашах — вот загадка, которую даже Фаллон не в силах разгадать. Но Ур Логга добрый. Он любит Фаллона, и он гостеприимный хозяин. Я многому учусь
— Так ты будешь колдуньей?
Сипа кивнула, ее глаза сияли.
— Я надеюсь, что сумею исцелять. Фаллон говорит, у меня талант. Моя мама была замечательной Целительницей. Я надеюсь стать такой же искусной, какой была она.
Каждое утро, до того, как лошадей начинали чистить, Ньял подавал Авелаэру горсть зерна. Вскоре лошадь перестала шарахаться. Авелаэр ждал Ньяла, навострив уши. Послеобеденное время Ньял проводил в беседах с Синой.
Но однажды утром, когда воздух, казалось, сковало летней дремотой, Сина перевязывала лодыжку Ньяла и вдруг умолкла. Как обычно, потом она проводила юношу на конюшню. Солнце уже поднялось, и двор огласился жужжанием пчел, принявшихся за работу в огороде. Хотя лодыжка больше не причиняла ему боли, повязка была тугой, и он прихрамывал, на ходу чуть придерживаясь за плечо Сины. Она шла рядом, и ее светло-желтое длинное, до щиколоток платье было перехвачено легким поясом.
Из конюшни доносился стук: Авелаэр нетерпеливо бил копытом по стенке стойла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Тим заколебался. Он переводил взгляд с хозяина на девушку.
— Я не желаю, чтобы меня таскали, как ребенка! — процедил Ньял сквозь стиснутые зубы. — Это мое Наименование Меча. Я должен поблагодарить гостей и принести обеты! Я не допущу, чтобы меня таскали. — И он запрыгал вокруг кровати к сундуку. — Я не допущу, чтобы церемония была нарушена.
— Твой меч наименован, и ты уже принес торжественный обет, — отрезала Сина, — а твоя лодыжка опухла и величиной уже с твою голову! На церемонии могут прекрасно обойтись без тебя. Ну, или ложись, или жди Неда и Брэндона, чтобы они отнесли тебя вниз! Тим, помоги мне.
— Тим! — предупреждающе зазвенел голос Ньяла, и Тим замер в нерешительности, разрываясь между двух огней. Он доверял мастерству Сины и склонен был верить ей, но привычка и преданность тянули его к Ньялу.
— Сходи за Фаллоном, — тихо сказала Сина, и Тим, благодарный судьбе за возможность сделать выбор, убежал.
Чародея Тим нашел в его комнате. Фаллон одевался к завтраку.
— Господин Фаллон, вы нужны наверху. Госпожа Сина сказала Ньялу, что ему нельзя спускаться самому. Она хочет, чтобы Нед и Брэндон отнесли его, а он просто помешался, сэр. Они сцепились, прямо как тролли. Сина просит, чтобы вы сейчас же пришли.
Фаллон сунул руку за ворот своей длинной полотняной нижней рубахи и почесал костлявую грудь.
— Ясное дело, сцепились. Ты позвал Неда и Брэндона? Хорошо. И не зови. Принеси мне немного теплой воды в миске, ладно?
Когда Тим вернулся, чародей все еще стоял в нижней рубахе перед бронзовым зеркалом, висящим на стене.
— Спасибо. Это то, что надо сейчас. — Фаллон плеснул воду на лицо и нащупал полотенце. — Да, так лучше. — Он взял гребень и начал причесывать волосы и бороду, поглядывая при этом на Тима, который нетерпеливо топтался у двери. — Кстати, рад тебя видеть, парень. Как твоя рука?
— Хорошо, сэр. Госпожа — прекрасная Целительница, хотя у меня и были поначалу сомнения.
— Дай я посмотрю.
— Но, сэр, они там кидаются друг на друга…
— А как же. Дай я посмотрю твою руку.
Тим беспокойно переминался с ноги на ногу, пока чародеи внимательно осматривал лошадиный укус. Синяки побледнели и стали желтовато-зелеными, сустав двигался легко, без боли.
— Превосходно, — отметил Фаллон. — Теперь помоги мне одеться.
Тиму это казалось пустой тратой времени, поскольку у Фаллона было только два балахона, оба совершенно одинаковые, небесно-голубые, оба подпоясывались на талии. Но он держал и тот, и другой, пока чародей раздумывал, который надеть. Затем Фаллон попросил его стереть пыль с сандалий и натереть салом ремешки. Когда чародей наконец оделся, он с мучительной для Тима неторопливостью отправился к спальне Ньяла. По пути он останавливался у каждого окна, восхищался красотой пейзажа, а потом надолго застрял в зале, объясняя Тиму, что нужно делать, чтобы факелы не коптили потолок.
Наконец они дошли до комнаты Ньяла, и Тим услышал, как его хозяин сердито кричит. Тим распахнул дверь, и они с чародеем заглянули внутрь. Ньял прыгал на одной ноге, а Сина, придерживая локтем свернутую одежду, ловко уклонялась от него.
— Драконихин Огонь! Отдай мою одежду! — кричал Ньял, прыгая и пытаясь загнать девушку в угол между окном и кроватью.
— Отбери, если ты такой сильный! — воскликнула Сина, перепрыгнув через кровать и оказавшись на другом краю комнаты. Ньял бросился за ней, рухнул на кровать и взвыл от боли. Сина увидела Фаллона в дверях и застыла.
В наступившей тишине Фаллон шагнул в комнату.
— Сина, вот так ты заботишься о своих пациентах?
— Господин, я…
Фаллон не стал ее смущать и повернулся к Ньялу, который сидел на кровати, сжимая руками больную лодыжку.
— Так ты слушаешься свою Целительницу? У тебя нет никакого уважения к Магии? — Чародей сурово посмотрел на них. — Прислушайтесь, — сказал он. — Прислушайтесь друг К другу. — Он повернулся к Тиму. — Пойдем, парень, покажешь мне дорогу в большой зал, я хочу позавтракать.
Но, выйдя в коридор, он отмахнулся от Тима, противореча сам себе:
— Лучше оставайся здесь. Принесешь, что им там понадобится. Хотя я бы на твоем месте встревать не стал.
Тим согласился. Оказаться между парой разъяренных единорогов — и то лучше.
— Смотри, что ты наделал, — журила Сина Ньяла. — Снова подвернул лодыжку. Повезло еще, что не сломал. Мне придется снова перевязать ее.
Ньял вздрогнул, когда Целительница затянула фетровый бинт. Сина же была очень довольна собой.
— Как твоя Целительница, я советую тебе отдохнуть.
Ньял вздохнул и сжал голову ладонями.
— Всю свою жизнь я с нетерпением ждал этого дня, и вот он настал, а я хочу, чтобы его не было.
— Но, Ньял, это глупо! Гости поймут. Пусть Брэндом и Нед помогут тебе спуститься в большой зал, и все пойдет, как должно.
Он покачал головой:
— Ты не понимаешь. Я только что принес свою клятву зрелости. — Его глаза были темными и тоскливыми. — Сегодня первый день моей жизни в качестве мужчины. Как могу я появиться перед гостями на руках других мужчин?
— Прости…
— Да ты ни при чем, только… Тебе это, конечно, кажется глупостью. Ты — чародейка, ты читаешь Закон. Ты думаешь, что я дурак.
— Нет. — Всего минуту назад она и впрямь так думала, но сейчас посмотрела на юношу задумчиво. — Отрывок из «Пророчеств Китры» гласит: «Тогда я начинаю, когда заканчиваю: тогда я отправляюсь, когда я останавливаюсь. От низшего до дна, от высшего до вершины». Фаллон часто говорит, что любое дело следует начинать, когда ты твердо решил его закончить.
— Это я сейчас и чувствую. Вчера произносил слова обета, а сегодня меня носят, как калеку. Неужели вся моя жизнь будет такой?
— Но это был красивый обет. — Сина не заметила, что Ньял тревожно нахмурился. — И совсем не обязательно, чтобы тебя несли. Я имела в виду только то, что ты должен беречь свою лодыжку. Раздобудем пару крепких палок, и ты пойдешь на церемонию на костылях.
— Ну это еще ладно…
— Пусть будет так. Ты вступишь в новую жизнь сильным, независимым. А травмы стыдиться нечего.
Глава 8
Некоторые из гостей Телерхайда разъехались, другие остались в Кровелле. Остались Фаллон, Ландес и Бенаре, а также Адлер и другие лорды из нескольких городов. Каждое утро они встречались с Телерхайдом в его кабинете, закрывали двери и обсуждали трудности, вставшие перед Морбиханом. Перенаселенность — особенно в двух главных портах: Элии и Флине — приняла угрожающие размеры и исчезать не собиралась. Каждый корабль, прибывающий из Укрепления, привозил новых «зайцев».
Лорд Ландес предлагал всех беженцев собрать и отправить обратно в Укрепление. Лорд Бенаре и многие из деревенских лордов и фермеров поддерживали его. Одно время и Телерхайд был за это решение, но теперь, доказывал он, беженцев стало слишком много, и они прибывают каждый день. Закрыть гавани — это значило бы задушить торговлю.
Фаллон часто вступал в спор и высказывался категорично.
— Мы изменяем нашей стране и ее народу! — доказывал он. — Люди богатеют на торговле с Укреплением, города пухнут, как нарывы.
Ландес наклонился над столом:
— Лорд Адлер, кстати, о городах: Элия беспокоит некоторых из нас. Снефид говорил мне, что Другим стало опасно ходить по улицам — того и гляди забьют камнями. Похищения и убийства — обычное дело!
— При всем уважении, милорд, это портовый город. Жизнь в любом порту во все времена шумная.
— Шумная?! — воскликнул Фаллон. — Финн Дарга сказал мне, что на караван пикси напали прямо в городских воротах. Их не только ограбили, над ними издевались, обзывали нечистью.
— Ужасно! — содрогнулся Ландес.
— В городе трудно поддерживать порядок, милорд, — спокойно ответил Адлер. — Элия стала приютом для беженцев из Укрепления. В большинстве это хорошие люди, ищущие свободы. Попадаются там изредка шпионы из Укрепления, но этот один случай не стоит считать правилом. Мои гвардейцы постоянно патрулируют город. Спросите Неда. Он приводит в Элию караван по крайней мере раз в месяц. Стал бы он торговать в городе, где небезопасно?
— Мой сын любит рисковать, — заметил Ландес.
Телерхайд постучал по столу костяшками пальцев, прося внимания.
— Лорд Адлер, я был в Элии меньше месяца назад. Это грязное, жестокое место. Я не знаю, как чувствуют себя там Другие, но я знаю, что не чувствовал себя в безопасности даже под защитой гвардейцев.
— Да, сохранять порядок очень трудно, — признал Адлер, — но это цена, которую мы платим за возможность торговать
— Вот это-то как раз и невыносимо, — сказал Фаллон. — Некоторые из нас настаивают на торговле с врагом, который враждебен самой нашей сути! Я требую, чтобы эйкон Глис уехал. Надо выгнать его и всех остальных туда, откуда они пришли.
— Но мы живем торговлей! — возразил лорд Фаррил. — Нет никакого вреда в скромном, безобидном обмене товарами.
— Вредно убеждение, будто торговля важнее, чем права Других! — вспылил Фаллон
— Вы хотите сказать, что я одержимый? — Ястребиное лицо Адлера побагровело от негодования.
— Я хочу сказать, что ты глупый юнец, не умеющий управлять собственным городом! Твой отец понимал, в чем опасность. Он сохранял порядок в Элии, кормил народ и ограничивал число приезжих.
— У моего отца никогда не было таких забот, — проворчал Адлер. — В городских стенах просто не осталось места. Беженцы приезжают без гроша, не могут найти работу и распускают слухи о разгорающихся волнениях. Что мне — убивать их?
Фаррил покачал головой:
— Если мы заставим их вернуться, Тиран прикончит их. Почему бы вместо этого не вывезти их из городов в глубь страны?
— Поселить их, к примеру, на клюквенных болотах около Залива Клыка, — закивал Адлер. — Там много земли.
— Это часть Гаркинского леса, — возразил Фаллон.
— Пикси пасут там стада шалков лишь несколько недель в году! Земля пропадает даром! — настаивал Адлер.
Телерхайд покачал головой.
— Мы не тронем Гаркинский лес, — сказал он твердо.
— Значит, решения нет, — проворчал Фаррил с плохо скрытой досадой.
— Отправьте их туда, откуда они приехали, раз вы не в состоянии управиться с ними, — сказал Ландес. — Только в Элии творятся подобные безобразия.
— Неправда, — заявил Фаррил. — Во Флине дела так же плохи. Я слышал, что великаны Хэма Урбида отказались войти в город, побоявшись головорезов из Моера.
— Какой позор! — пробормотал Ландес.
Споры продолжались весь день напролет, до поздней ночи.
Сине приходилось учиться у Фаллона искусству управлять государством, но долгие дискуссии о политике казались ей скучными и утомительными. Большую часть времени она посвящала лечению Ньяла. Утром первым делом она встречалась с ним и перевязывала ему лодыжку, позволяя ему опираться на ее плечо, чтобы меньше нагружать его больную ногу. Ньял гордился своим новым званием сенешаля и старательно надзирал за работами в конюшне и за дойкой коров.
По утрам, когда лорды спорили о судьбе Морбихана, Ньял ездил на телеге в окрестные поля и наблюдал за сенокосом. После обеда он проводил долгие часы в тени деревьев во дворе. Положив ногу на табурет, он разговаривал с Синой.
— Ты любишь Кровелл, правда? — заметила она.
— Это моя родина. — Юноша стал серьезным. — Понимаешь, больше всего на свете я хочу вывести самых сильных, самых быстрых лошадей в Морбихане. И в мире нет для этого лучше места, чем Кровелл. У Пика трава растет такая тучная, что мы легко могли бы пасти там еще двадцать лошадей. Даже зимы — лучше не придумаешь. Снег лежит глубокий, а дни короткие, так что кобылы могут спокойно жеребиться. — Ньял улыбнулся и прищурился. Он поднял руку, чтобы сорвать яблоко с ветки. Яблоко еще не дозрело, но Ньял с удовольствием смаковал терпкую мякоть. — Морбихан — самое красивое место в мире, а Кровелл — самое прекрасное место в Морбихане.
Сина засмеялась:
— Ты видел весь мир?
— Я и всего Морбихана не видел, но я знаю, что прав. А ты разве не такого же мнения о Фанстоке?
Но Фансток, расположившийся на самом краю полуострова Уха — то есть на самой северной оконечности острова, — был холодным местом со скалистыми берегами и истощенной почвой. Так что Сина не скучала ни по суровым зимам, ни по той непрерывной борьбе, которую вел ее отец, чтобы накормить и одеть своих людей.
— А каково это — учиться у Фаллона? — спросил девушку Ньял несколько дней спустя.
— Трудно. Фаллон все время странствует, так что мы как бы бездомные. Он очень требовательный, но терпеливый учитель. Возможно, из-за того, что сам всегда учится. Сейчас он изучает великанские травы, так что нам придется пожить в логове Ур Логги. Великаны славные, когда привыкнешь к их робости. Но под землей все равно не по себе.
— Я слышал, великанская стряпня — это что-то Ужасное, — поморщился Ньял.
— Не только ужасная, она еще и однообразная' Как они вырастают такими здоровяками на одних фруктах и комковатых кашах — вот загадка, которую даже Фаллон не в силах разгадать. Но Ур Логга добрый. Он любит Фаллона, и он гостеприимный хозяин. Я многому учусь
— Так ты будешь колдуньей?
Сипа кивнула, ее глаза сияли.
— Я надеюсь, что сумею исцелять. Фаллон говорит, у меня талант. Моя мама была замечательной Целительницей. Я надеюсь стать такой же искусной, какой была она.
Каждое утро, до того, как лошадей начинали чистить, Ньял подавал Авелаэру горсть зерна. Вскоре лошадь перестала шарахаться. Авелаэр ждал Ньяла, навострив уши. Послеобеденное время Ньял проводил в беседах с Синой.
Но однажды утром, когда воздух, казалось, сковало летней дремотой, Сина перевязывала лодыжку Ньяла и вдруг умолкла. Как обычно, потом она проводила юношу на конюшню. Солнце уже поднялось, и двор огласился жужжанием пчел, принявшихся за работу в огороде. Хотя лодыжка больше не причиняла ему боли, повязка была тугой, и он прихрамывал, на ходу чуть придерживаясь за плечо Сины. Она шла рядом, и ее светло-желтое длинное, до щиколоток платье было перехвачено легким поясом.
Из конюшни доносился стук: Авелаэр нетерпеливо бил копытом по стенке стойла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50