Большинство карликовых такс таковы.
— Я этого не знала, — сказала я, с трудом подавляя желание стереть собачью слюну с носа. — Он выглядит… э… весьма умным.
Стефани положила ключи на тумбочку, а рядом свою записную книжку — стильное изделие «Прада».
— Эрвин был первым в школе общей дрессировки. Его фотография есть на их веб-сайте. «Лицей для собак». Вы о них слышали? Они находятся за городом, на ферме, недалеко от Крабелла. Весьма эксклюзивное заведение. Ротвейлер Теда Тернера учился в одном классе с Эрвином. — Стефани нахмурилась. — Хотя на последней встрече выпускников я Теда не видела.
— Насколько я знаю, он много времени проводит на своем ранчо в Монтане, — предположила я.
— Это верно, — сказала Стефани и указала в сторону гостиной. — Почему бы нам не присесть? Позвольте мне только приготовить нам какой-нибудь холодный напиток, и я к вам присоединюсь. Что вы будете пить?
— Стакан воды, пожалуйста — сегодня очень жарко на улице.
Я медленно прошла к дивану, окидывая взглядом комнату. Помещение было маленьким с ослепительно белыми стенами. Ковер под ногами тоже был белый, белыми были и шторы из белой шелковой тафты, повешенные на золоченые карнизы перед эркерным окном, выходящим на крохотный внутренний дворик с кирпичным полом.
Кушетка, отдаленно напоминающая по стилю французское рококо, была обтянута белым дамасским шелком, напротив стояла пара стульев бержер, обтянутых тканью в тон. В комнате был маленький камин, отделанный белым мрамором. Над каминной полкой висело огромное зеркало в золоченой раме. Здесь, как и в офисе, было много фотографий в серебряных рамках, изображавших Стефани в разных видах. Эти фотографии в рамках стояли и на журнальном столе со столешницей из черного дерева. И лишь одна добротная написанная маслом картина висела над диваном. Это был портрет… Эрвина. Или, по крайней мере, таксы того же окраса. Пес восседал на величественном троне, на голове у него была крохотная корона, украшенная драгоценными камнями, и скипетр он сжимал в зубах.
Оформление комнаты и мебель в ней стоили денег. Я поскребла деревянный подлокотник кушетки ногтем. Это был подлинник, настоящая антикварная вещь, которая стоила, по меньшей мере, десять тысяч долларов. Стулья также были аутентичными. Обивку наверняка заказывали на фирме «Брансунг энд Филлз», и стоила она по двести шестьдесят долларов за ярд. Я не могла сказать точно, не изучив ткань пристальнее, но выглядели портьеры так, будто сшиты были из шелка «Джим Томпсон».
— Вот мы и здесь, — объявила Стефани. Она поставила на журнальный столик две бутылки перье и два толстых стакана и села рядом со мной на кушетку, посадив Эрвина себе на колени.
Я схватила перье и, налив себе стакан, залпом выпила.
— Спасибо, — сказала я. — У вас красивый дом. И картина чудесная. Это Эрвин?
— Конечно. Это работа Йирдли Франк. Она берет не более двух заказов в год. И она рисует исключительно с натуры, никаких фотографий. — Стефани поднесла горлышко бутылки к пасти Эрвина, дала псу полакать, и лишь потом от души выпила сама.
— Ее работы выставляются в Хай-Мыозиэм, и еще одна се работа есть в Художественном музее Ринглингов в Сарасоте, хотя я видела только репродукции. Она называется «Далматинец в роли шута». Вам она знакома?
— Нет, на вряд ли.
— Я помешана на искусстве, — сказала Стефани.
— Я вижу.
— Расскажите мне о вашем клиенте, — сказала Стефани, почесывая Эрвина за ушами. — Он это всерьез?
— Абсолютно, — горячо подтвердила я. — Он тот мужчина, что видел вас по телевизору, когда вы собирали добровольные пожертвования на развитие общественного телевидения. Он внес пять тысяч долларов лишь для того, чтобы ему разрешили пригласить вас на ужин.
— А, это он! — сказала Стефани, нахмурившись. — Он ваш клиент? Напомните, как его зовут.
— Уилл Махони, — сказала я.
— Мы должны были встретиться на этой неделе, — сказала Стефани. — Но я уже почти передумала. Что, если он большой волосатый прощелыга или что-нибудь в этом роде? Вдруг у него плохо пахнет изо рта или он ненавидит собак? Что, если он, не дай Бог, демократ?
— Я не знаю об его политических взглядах или о его отношении к собакам, — пожала плечами я. — Но я могу сказать, что волосатость у него в пределах нормы. На самом деле он вполне привлекателен, если вам, конечно, нравятся рыжеволосые. — Мне припомнился долгий поцелуй на автостоянке. — И с запахом изо рта у него нет проблем, — заверила я Стефани. Я не стала говорить о его умении целоваться, хотя, если быть до конца откровенной, это сильно повысило бы его шансы.
— Рыжий, говорите? — Стефани потерлась шеей о голову Эрвина.
— Ну, умеренно рыжий, — сказала я. — Не слишком агрессивный.
— И чем он зарабатывает на жизнь? — спросила она. — Вы бы назвали его успешным бизнесменом? Я понимаю, что это звучит ужасно, но многие мужчины не могут позволить себе красиво ухаживать за такой женщиной, как я — с доходом, исчисляемым шестизначным числом. Только не говорите мне, что он чем-то торгует. — Она поморщилась. — Я не имею дела с коммивояжерами.
— Он скорее предприниматель. Владеет производством по изготовлению нижнего дамского белья.
— Белье? — Стефани просияла. — Какая компания? «Перл»? О, Бог мой, я так люблю «Перл». А вы?
Итак, снобизм ее проявлялся не только в выборе обуви, но и в выборе белья.
— «Перл» мне нравится, — сказала я. — Но он владеет другой компанией. Он только что ее приобрел и сейчас полностью переоборудует производство.
— Ну, хорошо, как она называется?
Я скривилась, прежде чем произнести «Лавингкап интимейтс».
— Бюстгальтеры «Лавинг кап»? Это его компания? Господи, моя бабушка в них ходила. И еще в байковых панталонах и поясах для чулок из полиэстра.
— Так было раньше, — сказала я, встав на защиту Уилла. — Он намерен полностью изменить ассортимент.
— Надеюсь, — едко заметила Стефани. — Но я все еще не понимаю, при чем тут вы?
— Фабрика «Лавинг кап» находится в Мэдисоне. Я живу в Мэдисоне. Там же у меня дизайнерский бизнес. Уилл к тому же купил один из самых красивых старинных домов в окрестности. Это плантация середины девятнадцатого века, Малберри-Хилл. Меня наняли, чтобы я провела реставрацию и отделку. Это громадные объемы работ.
— И какое ко всему этому имею отношение я?
Я еще отхлебнула перье.
— Я знаю, что это звучит по-идиотски, но он реставрирует Малберри-Хилл для того, чтобы вы полюбили дом, а следом и его, Уилла. А потом вышли бы за него замуж и переехали в Мэдисон. А дальше как в сказке — они жили долго и счастливо и умерли в один день.
Стефани понимающе кивнула.
— Я имею на мужчин такое воздействие. Мне самой порой жутко делается. Стоит им увидеть меня — и все, готово. Им кажется, что они в меня влюблены. Я не могу вам сказать, сколько я получила предложений руки и сердца, просто стоя в очереди в банк или выгуливая Эрвина в парке. Совершенно незнакомые мужчины постоянно просят меня выйти за них замуж. Как вы думаете, почему это со мной происходит?
Стефани уставилась на меня своими огромными карими глазами. Эрвин тоже смотрел на меня. Глаза у него были того же шоколадного оттенка, что у Стефани. Не потому ли она его выбрала? — задумалась я.
— Кили?
— Ах да. Ну, вы очень привлекательная женщина, — сказала я. — Личность с мощной харизмой. Вот в чем дело — в магнетизме. — Разумеется, тоненькая талия, объемистый бюст и убийственной формы и длины ноги не имеют никакого отношения к тому факту, что мужчины в нее влюбляются.
— Да, возможно, все дело в магнетизме, — задумчиво протянула Стефани. — Итак, Уилл Махони отправил вас в Атланту, чтобы вы за мной шпионили?
— Не совсем так, — сказала я. — Сейчас его нет в стране. Но он хочет, чтобы я подготовила предложения по дизайну уже к понедельнику. При этом мне нужно выбрать такой дизайн, чтобы вы влюбились в дом. И в Уилла. Поэтому я решила провести исследование.
— Очень умно, — сказала Стефани. — Я думаю, что исследование — это ключ, которым можно открыть любую дверь, а вы как думаете?
— Совершенно с вами согласна.
— Скажите мне, — сказала Стефани, — раз уж вы такая продвинутая исследовательница, чего на самом деле стоит Уилл Махони? В грубом прикиде, разумеется.
Глава 19
Эрвин начал нервно принюхиваться. Стефани взмахнула ресницами.
— Чего он стоит? — переспросила я. — Смотрите сами: он богат. Это все, что я могу вам сказать. Если у вас в кармане пусто, вы не выложите восемьсот тысяч долларов за особняк, который вот-вот развалится. И вы не станете покупать фабрику, если у вас нет денег.
— Вы будете удивлены, — сухо заметила Стефани, — но я специализируюсь на делах, возникающих в результате слияния компаний. Поглощение более крупной более мелкой. Люди проворачивают такого рода сделки, расплачиваясь чужими деньгами, и им это вполне удается.
— Мне нет дела до того, как у него организованы иные финансовые вопросы, — сказала я, — но «Интерьеры от Глории» берут оплату в твердой американской валюте. Как я уже сказала, Уилл Махони в финансовых вопросах вполне состоятелен.
Стефани забарабанила по подлокотнику дивана.
— Ну что же, это можно проверить. Завтра я напущу на него «Дан энд Брэдстрит»
Я покашляла.
— Послушайте, дело в том, что у меня для него к понедельнику должна быть готова презентация проекта. От меня требуется выяснить, что вам нравится. Какие цвета, стиль мебели, ткани, каковы ваши вкусы в искусстве, аксессуары и прочее.
Стефани наморщила нос.
— Что, если мне не нравится, когда чужие люди суют нос в мою жизнь? Я даже ни разу не видела этого мужчину. Богат он или нет, я действительно не хочу, чтобы вы рассказывали ему обо мне, когда мы даже формально не представлены.
— Я уже могу сказать о вас кое-что, — сказала я, обведя взглядом комнату. — Вы не любите ничего броского, верно? Белое на белом? И любите хорошую французскую мебель. Так? Чистые цвета?
Стефани вертела золотой браслет на запястье.
— Что вас заставляет так думать?
— Эта гостиная, — сказала я.
— На самом деле это не моя гостиная. Это гостиная моей мачехи. Они с моим отцом переехали в Боку в прошлом году, а я снимаю у них квартиру. Все эти вещи принадлежат Марлен. Портрет Эрвина — единственная вещь здесь, которую я могу назвать своей.
Собачьи портреты. Девушка его мечты любит собачье искусство? Неплохо для начала.
— Послушайте, — сказала я, — я ведь не спрашиваю, сколько у вас денег в банке. Я не интересуюсь вашими предпочтениями относительно нижнего белья или чего-то в этом роде. Вы уже согласились поужинать с Уиллом. Если он вам не понравится, вас никто не заставляет видеться с ним вновь. Конец истории. Но с другой стороны, если все же возникнет искра? Что, если он действительно окажется тем самым парнем?
Сначала Стефани прищурилась, потом широко распахнула глаза. И глуповато улыбнулась.
Давай разматывай леску, не останавливайся. Еще немного, и ты поймаешь ее на крючок.
— Малберри-Хилл мог бы быть домом вашей мечты, — осторожно сказала я. — Разве вы не можете просто представить себе, каким он должен быть? Элегантный особняк довоенной эпохи в окружении роскошного сада. Сейчас смеркается, и в воздухе плывет аромат гортензий и жасмина. Запах фиалок и орхидей. Со стороны дороги можно разглядеть лишь раскидистые дубы, а потом поворот, и длинная дубовая аллея пересечет лужайку, поросшую дикими цветами, затем переходит в аллею, окаймленную с обеих сторон зарослями самшита, и там, в самом конце, поднимаются жемчужно-белые колонны Малберри-Хилл, и в окнах свет сотен свечей. О да. Кто же открывает дверь? Смотрите, это Стефани Скофилд, вся сияющая, все от Армани.
Стефани нахмурилась. Неужели я все испортила?
— Почему это я должна встречать кого-то у собственных дверей? Почему за меня это не может сделать домработница или кто-то в этом роде? И почему я должна быть в Армани? Мне всегда нравился Готье.
Я проигнорировала вопрос, касающийся наемного персонала. Но второй вопрос не мог оставить меня безучастной.
— Кожаное бюстье для нашего провинциального Мэдисона слишком смело, — осторожно заметила я. — Но как насчет Ральфа Лорена? Я имею в виду коллекцию от кутюр, разумеется. Вообще-то Махони любит все классическое. А для вечера Каролина Эррера, конечно.
— Возможно. — Стефани гладила Эрвина по ушам. — Продолжайте. Скажите мне, что вы еще видите.
— Вы хотите услышать про цвета? — с надеждой в голосе спросила я. — Я думаю, нам следует придерживаться исторической палитры. Этот мечтательный голубовато-зеленый… И еще я думаю, что мы сделаем точную копию люстры «Уотерфорд», висевшей когда-то в столовой, и повесим точно такую же в вестибюле. И тем самым замечательно расставим акценты.
— Я думаю о том, какие драгоценности послужат тем самым убийственным акцентом, — сказала Стефани с придыханием. — Какие украшения я буду носить с моим вечерним платьем от Каролины Эррера?
— Ну, вероятно, жемчуг. Стефани нахмурилась еще сильнее.
— Бриллианты, — торопливо исправилась я. — Бриллианты, крупные. И еще… сапфиры? — предположила я.
— Рубины, — твердо заявила Стефани. — Чтобы сочетались с моим красным атласным вечерним платьем.
— Отлично. — Мне удалось вернуть коня в борозду.
— Как насчет пола? — спросила я. — Мрамор — первое, что приходит на ум. Но зачем быть банальными? В доме уже настелен пол из отличной старинной корабельной сосны. Мне по-настоящему нравятся наши, родные материалы, и этот вид сосны растет в Джорджии. Почему бы не отциклевать его, может, сделать бордюр с четким орнаментальным узором, скажем, из стилизованных дубовых листьев? Или, скажем, шахматный узор? Поиграть с орнаментом…
Стефани замахала рукой, и золотые браслеты на запястьях мелодично зазвенели.
— Кто будет интересоваться такой ерундой? Первоклассные материалы, первоклассная работа — а все остальное уже не так важно, не правда ли?
— Но здесь все важно, — убежденно проговорила я, наклоняясь вперед. — Малберри-Хилл, одна из последних крупных плантаций в округе, которая еще не подвергалась реставрации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52