— Привет, — сказал он.— Привет.Немножко побарахтавшись на постели, так что все покрывало сбилось в неаппетитную кучку, Женя уселась по-турецки и стала смотреть на собственные шорты.Это были замечательные шорты. Новые, только вчера купленные, но уже привычные, удобные и как будто обжитые. Только сейчас вдруг они показались ей слишком короткими, и Женька принялась незаметно тянуть к себе покрывало.— Тебе холодно? — ухмыльнулся Илья, облокотясь на тумбочку рядом с кроватью.— Ты понимаешь, мы купались… Данька учил меня плавать, а потом я устала… Они пошли в кафешку перекусить, а я домой. Я спать хотела.— Ты спишь на подоконнике?! — изумился он с притворным ужасом. — И поешь во сне?Она смущенно потерла нос.— Нет, не во сне. Я просто так.Ни за что на свете она не признается, что поет, когда ей совсем уж плохо. Садится в Шушика, давит на педали и орет во всю глотку! Или забирается в кресло с ногами и, раскачиваясь, будто болванчик, мурлычет себе под нос.Иногда это помогает.Иногда становится еще тоскливее.— Куда ты покрывало тянешь?Она посмотрела на него недоуменно, а потом перевела взгляд на собственные ноги, уже наполовину скрытые под покрывалом. Вот дуреха!Скромность девушку украшает, сказала бы мама.Не прикидывайся овцой, сказала бы Ираида Матвеевна.— Хватит дурить, — ласково сказал Илья. Или ей показалось, что ласково?!Женька внезапно рассердилась изо всех сил. Что он себе вообразил, этот дурак в трехтысячной степени?!Сначала он улепетывает со всех ног из ее постели, потом приходит и издевается! Песни ее ему не понравились, видите ли! Покрывала, видите ли, ему жалко!— И вообще, почему ты вошел без стука?! — она свесила ноги и выпрямила спину, будто пай-девочка.— Я стучал, — улыбнулся Илья.— Нет, не стучал!— Стучал, стучал.— Это я тебя сейчас стукну! — разгневалась она пуще прежнего. — Проваливай отсюда. Я спать хочу. Я не выспалась!Вот этого говорить не следовало. Тут же всплыла в памяти ночь — та самая, вчерашняя ночь, которая, по большому счету из памяти никуда и не девалась, — и щеки загорелись маками, и сердце забухало оглушительно.— Прости, — виновато произнес Илья, а она даже не сразу сообразила, за что. А когда сообразила, стало совсем худо.Женька отвернулась. Абсолютно излишне, если он заметит ее неуместное глупое смущение.— Я думал, ты поспишь утром, — рассудительно произнес он, присаживаясь рядом, — тебя Данька разбудил, да? Он с утра всегда орет, как оглашенный.— Я сама проснулась, — четко выговорила она. Сказать, что из-за него? Что проснулась, потому что поняла — его уже нет рядом! Пусть потешит самолюбие. Нет уж, не дождется, самовлюбленный баран!— Ты сердишься на меня? — спросил он осторожно. Какая прозорливость!Женя одарила его высокомерным взглядом.— Мне надо было записку оставить, — покаянно пробормотал он, — я не догадался, извини.Она взглянула на него с недоверием.— Нечего оправдываться, — буркнула Женька, решив, что он попросту врет, чтобы сбить ее с толку, — мне твои записки на фиг не нужны.— А я?— Что?— Я тебе нужен?Вселенная, где можно жить без страха и одиночества. Где нет пустых вечеров в обнимку с тоской. Куда рвется сердце, словно намагниченное, завороженное, ослепленное блестящим таинственным сумраком и искрами веселого солнца.Нужна ли ей эта вселенная?!О боже, разве это дано узнать? Нужна или нет, она уже на дороге к той планете, и нет пути опасней и чудесней.— Илья, давай не будем говорить, — прошептала Женька, старательно тараща глаза в сторону.— В каком смысле? — опешил он.— Я не могу об этом говорить.Илья развернул ее, и несколько секунд они тихонько боролись. Наконец, ему удалось посмотреть ей в лицо.— Чего ты ревешь?— Я не реву.— Жень, ты очень обиделась на меня, да? Что я ушел и ничего не сказал. Я же тебе объяснил…— Я все утро думала, — всхлипнула она, — думала, думала. Я даже не знала, дома ты или нет. И за завтраком тебя не было!— А я вообще не мог есть, — признался Илья со смешком, будто удивляясь самому себе. — Слушай, поедем куда-нибудь, а?Она потерла глаза кулачками, как маленькая.— Куда?— Ну, не знаю. В город, погуляем. Или на речку, я быстрей, чем Данька, научу тебя плавать.Упоминание о его сыне выудило Женьку из мечтательного раздумья.— Куда мы поедем, Илюш?! — горестно вздохнула она. — Что твоя родня скажет?— Какая разница?— Есть разница, — убежденно возразила она, — я так не могу, я живу в твоем доме, и все… Ну неужели ты не понимаешь?С отчаянием она взялась за его ладонь — плотную мужскую ладонь, которая этой ночью лежала на ее груди, словно так было уже миллион лет, а по-другому и быть не могло.— Хорошо, и что ты предлагаешь? — угрюмо спросил он.Женя молчала, обводя пальцем линии его жизни и судьбы.— Женька, все это глупости! Поехали, а? Я с ума сейчас сойду. Скажем, что тебе нужно купить еще что-нибудь. Или вот, я придумал!Он быстро притянул ее к себе и победительно чмокнул в макушку. Женька нетерпеливо завозилась.— Что?— Я как будто отвезу тебя к врачу. Ногу показать. Это вполне реальный вариант, а?— Бэ, — высунула она язык.— Не дерзи мне, девчонка! — изобразив жуткую гримасу, угрожающе прошипел он.— А то что?— А то!Илья повалил ее на спину, а сам пристроился сбоку, образовав руками надежную преграду для малолетней нахалки. В изумрудных озерах плескалось его крошечное отражение, губы растянулись в смелой ухмылке, морщился от смеха конопатый нос.Илья медленно переместил взгляд пониже. Под майкой, плотно облегающей все, что этой ночью принадлежало ему, колотилось сердце, и был виден каждый вздох. Вспомнилось, как вчера она примеряла эту майку, крутилась перед зеркалом, а потом, задвинув занавеску в примерочной, пищала, что это слишком вызывающе, и она лучше переоденется обратно в свое платье, а он хохотал и велел продавщицам принести монашескую рясу. Этого она стерпеть не могла и отважно засунула майку в пакет с покупками.А теперь лежит в ней и прерывисто дышит.Затылок у него взмок, словно он три дня шлялся по Сахаре с непокрытой головой.— Тут замок есть? — прохрипел Илья, забыв, что находится в собственном доме, где известна каждая трещинка.— Что? Зачем тебе замок? — встрепенулась Женька. — Илюшка, даже не думай! Не смотри на меня так.— А как?— Никак не смотри. Отвернись сейчас же. Что ты делаешь?Он пытался справиться с ее шортами.— Илья, нет! — взмолилась Женя, вибрируя всем телом.— Да, хорошо, извини, — забормотал он, быстро отодвигаясь на другой конец кровати.Кое-как отдышались.— Если ты не поедешь со мной, мне придется тебя украсть, — сердито пробурчал он, не глядя на Женьку.— Я поеду, — смущенно мяукнула она, сделавшись красной от шеи до лба.Илья поднялся, посмотрел на нее очень внимательно и подхватил на руки.— Не дергайся. Во дворе только дед с Маринкой, скажем, что у тебя после купания разболелась лодыжка, и я везу тебя в травмпункт.— А может, я сама дойду? — робко предложила она.— Так правдоподобней, — торжественным голосом ответил он, прикидывая, какая гостиница ближе всего к их захолустью. * * * До гостиницы они не добрались. Принялись целоваться в джипе, едва отъехав от оранжевого забора на несколько метров.— Дай я сяду за руль, — сипло произнесла Женька, когда прошло несколько тысяч лет.— У тебя руки трясутся, — кивнул Илья на ее пальцы, сцепленные на коленках и слегка подрагивающие.— У тебя тоже.— Что будем делать? — беспомощно спросил он, пялясь на ее майку.То есть, не совсем на майку. Вернее, совсем не на майку.— Илья, смотри на дорогу.— А разве мы едем куда-то?Она прищурилась и решительно облизала губы. Будь, что будет! Можно хоть раз в жизни потерять голову и не думать о последствиях, а? И вообще, ни о чем не думать.— Ты что делаешь?.. — застонал он, когда Женька ловко просунула ладонь за ремень его брюк. — Я свихнусь, — пообещал Илья спустя мгновение, — тут народ шастает, а мы… так просто это не кончится.— Надеюсь, — промурлыкала она ему на ухо и куснула за шею, урча от нетерпения.«Что со мной?!», — невразумительно, ликующе стучало в голове. Что это, что?Он стянул с нее майку, и вопросы — миллиарды вопросов — схлынули в небытие. Женька совершенно точно знала, что погибнет, распадется на атомы, просто перестанет существовать, если немедленно, сию же секунду не получит его.Он зарычал, когда ее пальцы перебрались наверх. Пуговицы на его рубашке подверглись стремительной атаке. Пришиты они были на совесть, петли сидели плотно, и Женька от отчаяния издала гортанный звук, пытаясь добраться до цели.Илья рассмеялся, если бы мог. Но от ее голоса кожа покрылась мурашками, и в голове будто вскипело что-то.Вонзаясь в нее беспорядочными поцелуями, он нащупал регулятор сбоку кресла и опрокинулся на спину, увлекая ее за собой.— Погоди, погоди, — срываясь на хрип, простонала она, — кеды, у меня кеды.— Черт с ними! — возмутился он, пытаясь стащить с ее попки какую-то тряпку, ужасно мешающую ему.— Шнурки запутались. Я зацепилась за что-то…— Это не что-то, это коробка передач, — ответил кто-то вместо него, а он тем временем лихорадочно тянул на себя ее дурацкую юбку.Женька потерла ногами друг о друга, высвобождаясь из кроссовок, и засмеялась чужим, русалочьим смехом:— Про коробку передач ты знаешь, а мои шорты пытаешься снять через голову…— Ах, это шорты, — выдохнул Илья и с силой рванул проклятую тряпицу вниз.Что-то затрещало. Швы, должно быть, которые лопнули окончательно и бесповоротно. Или то были электрические разряды, сотрясающие их тела мощно, беспрерывно, не давая ни единого шанса остаться невредимыми. Остаться такими, как раньше. * * * — Ба, смотри, это папина машина! — радостно завопил Данька, свернув к дому.— Он же говорил, что джип в ремонте, — заметила Ольга Викторовна, — и чего это он его тут оставил, а не во дворе?Бабушка молча и напряженно вглядывалась вдаль. У нее были свои мысли на этот счет, но обнародовать их она не спешила. Данька вприпрыжку скакал к калитке, торопясь встретиться с отцом, и тут тонированное стекло поползло вниз, и чья-то смуглая рука помахала в воздухе, словно распугивая комаров.Ирина Федоровна быстро покосилась на дочь, которая ничего вроде бы не заметила.Зато заметил Данька и ринулся в обратный путь к машине.— Пап, ты тут что ли? Пап, открой, а?В джипе произошло какое-то судорожное движение и послышался отчаянный шепот.Бабушка вырвалась вперед, оставляя позади Ольгу Викторовну.Илья открыл дверь, и Данька незамедлительно вскарабкался ему на коленки, радостно сообщая что-то про речку.— Привет, ба, — кивнул Кочетков и покосился на заднее сиденье.Бабушка заглядывать туда не стала. Все и так было ясно.— Рубашку застегни, — тихо приказала она, — мать сейчас подойдет.— Я не могу, — еще тише ответил Илья, — пуговиц нет.Сзади кто-то отчаянно и возмущенно пискнул.— Данька, пойдем в дом, — Ирина Федоровна решительно обхватила правнука за плечи.— А папа? Пап, ты идешь? У тебя телефон пищит, слышишь? Пап, ну пошли!— Я уже уезжаю, к ужину вернусь обязательно.— Ну пап! — заныл Данила, однако тут подошла Ольга Викторовна и, потеснив их с бабушкой в сторону, поинтересовалась строго:— Илюш, ты чего здесь сидишь? Ты обедал уже? Он быстро кивнул и потянул на себя дверь, намереваясь немедленно тронуть машину с места.— Что с твоей рубашкой?! — изумилась мать, не ведая о его коварных планах. — Ты в таком виде собираешься в город?— Оля, оставь его в покое, — дернула ее бабушка.— Нет, ма, ты посмотри, на кого он похож! Илюша, я тебя не узнаю!— Я сам себя не узнаю, — пробурчал он неслышно, — мама, я опаздываю, мне надо ехать. У Женьки нога разболелась, я везу ее травмпункт.Ольга Викторовна, не вслушиваясь, смотрела на него во все глаза и ничего не понимала. Ее сын — всегда аккуратный, невозмутимый, — сейчас жутко нервничал, ерзал и отводил глаза, будто нашкодивший первоклашка, да и внешний вид его оставлял желать лучшего.— Ты подрался, что ли? — осененная догадкой, Ольга Викторовна с ужасом закатила глаза.— Нет. Да. Ма, мне надо…Нет, непохоже, что подрался. Мать еще раз внимательно оглядела его лицо. Глаза горели, как у мартовского кота, и через секунду, поймав, наконец, взгляд сына, Ольга Викторовна все поняла.— Женечка, — ласково позвала она, оттолкнув Илью вглубь машины, — детка, ты не против, если на ужин будет рыба с овощами? Ты как к рыбе относишься?— По-положительно, — промямлила Женька, уже сто пятьдесят раз сгорев от стыда.— Вот и замечательно, — улыбнулась Ольга Викторовна и, повернувшись к сыну, бросила, гневно полыхая глазами: «До вечера, Илья».Он так и знал!Женечку — детку! — все будут жалеть, утешать, потчевать рыбкой, а на него плюнут и разотрут. В глазах семьи он — Казанова, циничный соблазнитель, который воспользовался беспомощным состоянием юной девицы.Вот черт!— Вылезай, что ты там сидишь? — хмуро проговорил Илья.Женька, кряхтя, поднялась из проема между сиденьями, куда рухнула из страха разоблачения.— На фиг ты окно открывала?— Так жарко, — пояснила она миролюбиво.— Кондиционер есть, — не унимался Илья, — попросила бы, я включил бы.— Если бы да кабы! — передразнила она, раздражаясь, и угрюмо одернула майку, мятую до безобразия.Илья завел двигатель и обернулся.— Перелезай давай.— А зачем? — вспылила она. — Мне никуда ехать не надо, все дела мы уже переделали!— Дела?! Дела?! — злобно прошипел он, до боли вывернув шею, чтобы как следует разглядеть эту кретинку, посмевшую так выражаться.— Значит, дела?! — снова переспросил Илья, и не найдя больше слов, перегнулся через кресло и схватил ее за майку и с силой потряс.— Пусти! Ты мне и так всю одежду испортил!— Кто бы говорил! Моя рубашка теперь только чучелу огородному впору.— Вот-вот, носи на здоровье!Это что еще, а?! Она назвала его чучелом, так что ли?Илья вышел из машины и рванул заднюю дверь, едва не сдернув ее с петель. Женька забилась в противоположный угол и совершенно не знала, что делать.Происходило нечто странное.Очень-очень хотелось его ударить. Больно. Несколько раз. Лучше всего по голове, чтобы как следует встряхнуть мозги, может тогда они бы заработали, а их обладатель понял бы, что никому не позволено так обращаться с женщиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33