Эти белые силуэты на сером фоне были чем-то удивительно знакомы ему.
Жора, наслаждаясь изумлением на лице Тарана, с усмешкой спросил:
– Непонятно, что к чему? - И, ткнув пальцем в какую-то длинную белую тень на пластинке, сказал: - Это же берцовая кость, понял?!
– Кость?! - не поверил своим глазам Таран.
Теперь уже вместе с Жорой смеялись и Стелла и Кира.
– Ну да, кость, - весело пояснил подошедший Червончик. - А все в целом - бывшая рентгеновская пленка. Теперь уразумел?
О да, теперь Таран уразумел. Он никогда не видел, но, конечно же, слышал о кустарных патефонных пластинках из рентгеновской пленки, продающихся из-под полы.
Он удивленно спросил Жору:
– Где ты их раздобыл?
– Связи, - лукаво подмигнул тот. - Умный человек делает свой бизнес.
– Какой же это человек?
– Ну вот, - Жора развел руками и посмотрел на Стеллу. Все ему расскажи. Ну, так и быть. Это некий...
– Жора! - резко перебила его Стелла, и красивое лицо ее вдруг стало неприятно-злым. - Язык тебя не доведет до добра.
– Что ты, Жемчужина! Твой семейный покой мне дороже всего!
– Ах, оставьте, мы не такие, - гримасничая, заявил Червончик. - Пожалуйста, без слез и подозрений. - И, обращаясь к Тарану, сказал: - Его зовут Король бубен. Неплохо, а?
Таран мрачно констатировал:
– Жулик.
– Ну зачем так? - поморщился Жора. - Законы создаются, чтобы их обходить. Это изречение великого мудреца. И так было во все века.
"Вот попал, - с горечью думал Таран. - И ведь не пойдешь, не расскажешь теперь. Эх! Хоть головой в море".
Но тут к нему снова, как будто чувствуя неладное, потянулась Кира и увлекла за собой.
Глава VIII
В ДОМЕ ЗЛАЯ СОБАКА
Николай все время чувствовал изменившееся отношение ребят к нему, хотя вели они себя поразному. Коля Маленький, беспокойный, ершистый, ничего не умел и не хотел скрывать, даже тогда, на заседании штаба, не утерпел. Остальные были, правда, посдержанней. Но разве от этого легче?..
Кругом гудел моторами цех. Отдавшись своим невеселым мыслям, Николай заученными движениями снимал со станка готовые детали, укреплял новую заготовку и, включив мотор, подводил резец. Партия на этот раз была большая, детали требовали всего одну операцию, так что переналаживать станок, менять инструмент не приходилось.
И Николай думал. Ну в самом деле, как теперь он может спрашивать хотя бы с того же Тарана, если сам он, Николай, поступил тогда так... некрасиво, даже нечестно, как трус, как обыватель какой-то. Только бы свое сохранить, только бы свое было в порядке. Вот до чего дошло! Вот какие развороты, оказывается, могут случиться в жизни. И сам до поры до времени не знаешь, что сидит в тебе где-то хоть небольшая, а подлость. И вдруг - на тебе! - обнаружилось.
Надо сказать, что возникшая так внезапно размолвка, почти ссора, невольно приобрела в глазах Николая, как, впрочем, и других ребят, размеры куда большие, и переживалась ими куда острее, чем, вообще-то говоря, того заслуживала, именно в силу своей необычности. Подобного еще не случалось в бригаде, подобного никто из ребят, в том числе и сам Николай, даже помыслить не мог - так был велик авторитет бригадира. И вдруг...
Почему же он вдруг так испугался за Машу?
Этот вопрос Николай задавал себе уже много раз. Но только сейчас, вот в этот момент, когда он так неловко, словно ученик, порезал себе руку вороненой спиралью стружки, у него неожиданно мелькнула догадка. Почему? Да потому, что ему казалось, будто в случае чего защищать Машу будет он один, ведь она даже не знакома ни с одним из его друзей. Ну, а он, Николай, мог и не успеть, мог оплошать.
Как же это получилось? Почему он скрывал от ребят Машу, вернее - не скрывал, а не было у него потребности познакомить их с ней? Может быть, он стеснялся перед Машей за своих товарищей? Ну нет!
Еще чего не хватало!
И Николай неожиданно для себя понял, как требовательна, оказывается, дружба. И если хоть в чем-нибудь отступишь от ее законов, сфальшивишь или просто до конца не поймешь их, она мстит больно, очень больно.
Он вдруг на самом деле ощутил боль. Она нестерпимо жгла руку. Рубиновой неровной полоской проступила там кровь.
Возвращаясь из медпункта, Николай столкнулся у дверей цеха с секретарем заводского комитета комсомола Валей Жуковым, плотным светловолосым пареньком в очках и лыжной куртке.
– Ага, ты-то мне и нужен, - наскочил на него Жуков.
– Что такое?
– Еще спрашиваешь? Ребята из кузнечного цеха тебя второй день ищут. Срочная "молния" нужна. Где ты вчера вечером пропадал?
– Заседание штаба дружины было.
– Опять дружина? Так вот, чтобы сегодня "молния" висела. Понятно?
– Сегодня не могу, - сокрушенно вздохнул Николай. Важное задание получили.
– Вы, кажется, стали уже штатными сыщиками? - ехидно спросил Жуков, потом совсем другим тоном, официально сообщил: - О работе контрольно-комсомольского поста будем слушать тебя на комитете. Если так пойдет дальше, выговор тебе обеспечен.
Николай рассердился:
– Да я не могу разорваться. Что-нибудь одно в конце концов: или дружина, или...
Но Жуков холодно отпарировал:
– Должен разорваться. Подумаешь, две нагрузки! У людей по четыре, и то ничего.
– Смотря какие нагрузки.
– А ты считаешь работу в дружине большой нагрузкой? Погулять по улице два-три раза в месяц, вечером, это что, много?
– Это мало и скучно.
Валька Жуков опять принял официальный тон.
– Вас не веселиться посылают, а за порядком смотреть. Честное слово, ты рассуждаешь, как ребенок!
Николай понял, что спорить бесполезно, и махнул рукой.
– Что, бригадир, не весел? - со скрытой иронией спросил Коля Маленький, когда они с Николаем выходили после смены из цеха. - Неужели товарищ Таран мог так вас расстроить?
– Он свое получил, - хмуро ответил Николай.
– Вот именно! Молодой - исправится, - Коля Маленький на этот раз был настроен благодушно. - Ну, прогулялся с какой-то девчонкой, ну, соврал...
При этих словах шедший за ними Таран невольно опустил глаза. "Если бы они знали правду..."
Ребята остановились у проходной. Через минуту к ним подошел Куклев. Ждали Бориса Нискина, но он, как всегда, где-то задержался.
– Вот что, - ни на кого не глядя, сказал Николай, - соберемся через час. У меня тут дело одно есть.
Коля Маленький невинным тоном спросил:
– Книги в библиотеку сдать хочешь?
– Машу повидать. Может, с нами пойдет.
– Ого! - удивленно воскликнул Коля Маленький и, испытующе посмотрев на Николая, добавил: - Это, между прочим, неплохая идея. Надо же когда-нибудь и познакомиться.
Когда Николай отошел, он сказал Илье Куклеву и Тарану:
– Переживает. И ко всему еще в субботу ее, говорят, с каким-то пижоном видели. Гуляла, - и, вздохнув, прибавил: Сколько эта любовь нервов стоит, кошмар! Верно, Вась?
Таран усмехнулся и как можно беспечнее ответил:
– Слишком много серьезности на это дело тратит. Они все того не стоят. По собственному опыту знаю.
– Нет, но Борис мне просто нравится! - посмотрев на часы, возмутился Коля Маленький. - Сколько можно опаздывать?
– Шахматами небось занялся, - невозмутимо заметил Илья Куклев. - Сегодня за обедом говорил, партия какая-то в газетах дана.
Коля Маленький вскипел от негодования.
– Ну, конечно! В городе пацаны пропадают! Искать надо! А ему что! Шахматами занимается!
Между тем Николай вышел из проходной на улицу и, увидев подходивший троллейбус, побежал к остановке.
Когда, наконец, он появился в читальном зале, Маши у кафедры выдачи книг не оказалось.
– Маша в каталоге, - сказала заменявшая ее девушка. Вы пройдите туда, - и при этом как-то странно взглянула на Николая.
Он вышел из зала, поднялся по широкой лестнице и в конце коридора толкнул дверь в большую светлую комнату, где вдоль всех стен тянулись шкафы с узкими длинными ящичками. Посередине стояли столы. За одним из них Николай увидел Машу. Рядом с ней сидел высокий белокурый парень в красивом заграничном свитере и пестром галстуке и что-то весело, увлеченно говорил. Маша внимательно слушала, потом отрицательно покачала головой. Они заспорили.
Николай узнал Валерия Гельтищева. "С ним, наверно, она в субботу и была", - подумал Николай, и на душе у него стало тоскливо и больно. Ну конечно, вон он как рассказывает, разве Николай так умеет? Может, уйти, пока его не увидели? Нет! И вообще, мало ли с кем Маша разговаривает, это еще ничего не значит. Но Николай тут же почувствовал, что именно этот разговор кое-что и значит.
Все же он подошел и с подчеркнутым спокойствием сказал:
– Маша, можно тебя на минутку?
– Конечно, можно! - поспешно и чуть смущенно откликнулась Маша и, обращаясь к своему собеседнику, добавила: - Извините.
– Да ради бога! - развел руками тот, бросив на Николая быстрый и иронический взгляд.
Когда они отошли, Маша оживленно сказала:
– Как хорошо, что ты пришел. Мне два билета принесли в консерваторию. Там сегодня "Пер Гюнт". Представляешь? Невозможно достать! - И вдруг, смутившись, добавила: - Это Григ, к драме Ибсена, чудесного норвежского писателя. Пойдем?
Николай заметил ее смущение. "Конечно, ему этого объяснять не надо, - с горечью подумал он. - Сам небось ей и билеты достал. Вот Маша весь вечер и будет нас сравнивать".
– Я не могу, - сдержанно ответил он. - Ребят искать надо. Помнишь, я тебе рассказывал? Думал, и ты с нами пойдешь.
Маша огорченно всплеснула руками.
– Ой, как же быть?
– Иди уж сама, - улыбнулся Николай. - Потом расскажешь.
Ему пришлось даже уговаривать, ее, но при этом он не мог избавиться от ощущения, что Маша с облегчением восприняла его отказ. А может быть, ему все это теперь казалось?
– Ты не сердишься? - ласково и как-то участливо спросила Маша. - Только не сердись. Но я не могу не послушать "Пер Гюнта".
...С тяжелым чувством возвращался Николай на завод. Случилось, кажется, самое худшее, чего он все время ждал и больше всего боялся: Маша встретила другого, из "своего круга", как выразилась она сама однажды, рассказывая что-то. Это выражение и тогда больно кольнуло Николая, хотя к нему оно в тот момент не имело никакого отношения.
Ребята ждали его на остановке троллейбуса. Никто из них не спросил, почему Николай один и где Маша. Они как будто чувствовали, что произошло что-то серьезное, о чем так просто спросить, а тем более пошутить, нельзя. Даже Коля Маленький при всем его нетерпении и любопытстве возмущенно шмыгнул носом, встретив строгий, предупреждающий взгляд Бориса Нискина: "Учить меня будешь чуткости!" Он только деловито осведомился:
– Значит, для начала - в школу? - И, неожиданно вытащив из кармана шахматного короля, протянул его Николаю: - Я очень извиняюсь, но пришлось украсть...
– Дай сюда! - ринулся к нему Борис Нискин. - Это, знаешь, как называется?! Да я из-за этого...
– ...только и кончил, - иронически заключил Таран. - А то бы до утра просидел. Это же надо, а? Психическое заболевание! Мания, так сказать.
Борис сердито и многозначительно ответил:
– У каждого своя. Ты бы уж помалкивал, - и, вдруг улыбнувшись, добавил: - Между прочим, смотрите, что Илья делает.
Все оглянулись на Куклева, который, вытащив записную книжку, погрузился в какие-то вычисления.
Услышав свое имя, он поднял круглую голову и рассеянно спросил:
– А?.. Что сказали?..
Ребята рассмеялись. Даже Николай улыбнулся.
– Нет, это же удивительно! - насмешливо сказал Коля Маленький. - С одной стороны, вроде "мозговой трест" наш, великий техник, а с другой - боксер. Как это у тебя из головы все мысли не выколотят? Удивляюсь!
Илья усмехнулся.
– Наоборот. Крепче вколачивают.
Перебрасываясь шутками, ребята двинулись по улице.
Школа была недалеко. И уже через несколько минут показалось ее светлое четырехэтажное здание с громадными окнами.
Занятия второй смены уже начались, и широкие коридоры были пусты. На площадках лестницы, по которой поднимались ребята, стояли большие аквариумы, висели стенгазеты, таблицы спортивных состязаний, расписания дежурств и уроков.
В учительской находились несколько преподавателей. Двое из них - худощавый, невысокий старик с седенькой бородкой, в очках и пожилая женщина в скромном коричневом костюме, с сухим, жестким лицом и гладко зачесанными назад волосами - сидели у стола и проверяли тетради. На диване сидели две учительницы. Одна, совсем молоденькая, что-то весело рассказывала полной женщине в пестром платье. Еще один человек, как видно, преподаватель физкультуры, в легком тренировочном костюме, с мячом в руках, изучал висевшее на стене расписание.
Ребята вежливо поздоровались, и Николай сказал:
– Мы из народной дружины. Хотелось бы поговорить с классным руководителем шестого класса "Г".
– Это я, - ответила сидевшая у стола учительница. - В чем дело?
– Нас интересуют ваши ученики Виктор Блохин и Гоша Савченко.
– Ах, эта шайка, - вздохнула учительница. - Настоящая бандитская шайка. И главарь у них этот Блохин.
Коля Маленький не выдержал и спросил:
– Что, двое - уже шайка называется?
Учительница неприязненно взглянула на него и ледяным тоном ответила:
– Их четверо. Они уже второй день уроки прогуливают. Мы устали обсуждать их на собраниях.
– Этот Блохин, между прочим, необычайно любознательный паренек, - заметил сидевший у стола учитель с бородкой. - И фантазер! Такие, знаете, истории выдумывает, которые с ним будто бы произошли, - заслушаешься! Но шайка - это ужасно! Я просто не знаю... - разволновавшись, он то снимал, то надевал очки. - Это может превратиться... страшно даже подумать...
– Вечно вы, Игорь Афанасьевич, паникуете, - усмехнулся преподаватель физкультуры. - Ничего страшного. Живые, подвижные ребята, а вот Кузнецов, так тот даже перспективный для спорта. И я слышал, он еще радио увлекается, приемник собрал.
– Значит, в их компании еще двое? - спросил Николай и вынул блокнот. - Кто же? Я заодно адреса запишу.
– Одного вам назвали, это Кузнецов, - ответила классная руководительница, - второй - Вербицкий Олег. Семья вполне приличная. Отец - директор магазина, мать - портниха. А вот у Кузнецова - одна мать, отец погиб, в семье трое детей. Ей, конечно, очень трудно. А старший, вот этот, - отпетый хулиган.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33