– А мне нет.
– Чужды, я знаю! И морально тоже чужды! И потом, это слепое преклонение перед Западом!
– У них необычная музыка, необычные споры и взгляды на все. Нельзя жить девятнадцатым веком. Пойми, Тургенев уже устарел, даже... даже в любви.
– В любви?!.
Андрюша чувствовал, как у него разрывается сердце от переполнявшей его этой самой любви, а она, оказывается, может говорить об этом так спокойно и так несправедливо.
– Что ты понимаешь в любви! - с тоской прошептал он. Да во все века, если хочешь знать, люди любили одинаково. И... и ревновали тоже. Мне рассказывали в уголовном розыске, как один хороший парень из-за любви...
Марина тихо рассмеялась.
– Вот ты где, оказывается, черпаешь сведения о настоящей любви... Ты все-таки очень смешной, Андрюша. Пойдем со мной. Там ты с ними поспоришь.
– Я с ними не там поспорю, - угрожающе и зло ответил Андрюша. - Не под их дурацкую музыку.
– Да ты ее не слышал даже.
– Все равно дурацкая, даже вредная. Для этого ее слышать не надо. Я и так знаю. А ты... Я в тебе очень разочаровываюсь. Все! Иди куда хочешь.
Он резко отвернулся и уткнулся в книгу.
– Пожалуйста, - с деланным равнодушием ответила Марина, но в голосе ее все же звучала обида. - Я тебя не просила ни очаровываться, ни разочаровываться. Просто у нас разные взгляды на жизнь.
Она тоже отвернулась.
Несколько минут оба пытались читать. Потом Андрюша придвинул к себе тетрадь и принялся что-то поспешно писать на чистом листе. Перечитав, он зачеркнул написанное, подумал и снова стал писатьторопливо, взволнованно и неразборчиво. Марина краешком глаза следила за ним.
Андрюша в третий или четвертый раз перечеркнул и снова написал что-то, потом вырвал лист и, сложив его вчетверо, придвинул Марине.
Марина развернула записку и с трудом прочла: "Учти, я к тебе отношусь по-тургеневски. Но твои взгляды я уважаю. Ты, по-моему, очень хорошая. Пожалуйста, я готов пойти с тобой к ним. А примут они меня?"
Марина поспешно сунула записку в сумочку и обрадованно прошептала:
– Пойдем, Андрей. Они тебя примут. Ведь ты тоже очень хороший. И там так весело!
Она встала и принялась собирать книги. Андрюша, красный от волнения, сумрачно поднялся вслед за ней.
Они сдали книги, и Андрей все так же молча спустился вслед за Мариной по лестнице, чувствуя, что презирает себя за малодушие и беспринципность.
Наконец он не выдержал и уже в дверях остановился. Марина тревожно оглянулась.
– Не могу, - мрачно сказал Андрюша, не поднимая глаз. Я все-таки не пойду. Это... это с моей стороны будет подлость.
– Ну почему же подлость? Ведь ты со мной идешь?
Марина смотрела на него жалобно и огорченно.
Андрюша собрал все силы и твердо ответил:
– Подлость по отношению к самому себе.
– Как ты все усложняешь, Андрюша! Так невозможно!
Андрюша грустно покачал головой.
– По-другому я не могу.
– Ну и ладно! - рассердилась Марина. - А я пойду.
Она повернулась и быстро выбежала на улицу.
Андрюша с тоской посмотрел ей вслед, и ему опять, в который уже раз, показалось, что все рушится в его жизни. И вообще на кой черт ему нужна такая жизнь, без Марины?
Таран встретился с Червончиком в самом начале улицы Славы, около Приморского бульвара. В густой тени огромного клена он еле различил его тщедушную фигурку. Червончик лихо сдвинул на затылок шляпу и, взяв Тарана под руку, сказал:
– Полный вперед! Нас уже ждут. А тебя персонально ждет одна очаровательная особа.
– Откуда она меня знает? - обеспокоенно спросил Таран.
– Только с моих слов. Такую рекламу выдал, будь здоров, - засмеялся Червончик. - Иначе нельзя. Без паблисити нет просперити!
– Это что же значит?
– Американский принцип: без рекламы нет процветания. Здорово?
– Вообще-то, конечно, - не очень уверенно ответил Таран.
Ему было не по себе в этот вечер. Впервые он подвел, обманул ребят. Ведь ему надо быть сейчас совсем в другом месте. Там его действительно ждут.
"В конце концов имею я право на личную жизнь? - убеждал он себя. - Некоторые другие тоже имеют".
При мысли об Ане его разбирало зло и упреки совести окончательно отступили.
Некоторое время шли молча, причем Таран старался держаться по возможности в тени деревьев, обходя людные места.
Червончик одобрительно заметил:
– Избегаешь компрометажа?
Они свернули в одну из улиц, стороной миновали ярко освещенный кинотеатр, затем оказались на другой улице и вскоре подошли к подъезду высокого нового дома.
Дверь им открыл Валерий. Увидев Тарана, он воскликнул:
– О, кого я вижу?! Рад, сердечно рад! Прошу.
Ребята вошли в большую полутемную комнату.
Только в дальнем углу ее горела настольная лампа под плотным абажуром.
На круглом столе возле дивана валялись пачки сигарет, поблескивали целлофановые обертки от жевательной резинки, стояли замысловатые бутылки с пестрыми, незнакомыми этикетками.
Таран узнал сидевшего на диване Жору, возле него полулежали, облокотившись на подушки, две девушки и еще какой-то паренек в пестрой рубашке.
В стороне на кушетке сидела Марина - ее Таран тоже узнал - и о чем-то оживленно болтала с мордастым толстым парнем в черном костюме с белым галстукомбабочкой. Рядом с ними, около радиолы, столпились еще несколько молодых людей и девиц.
В комнате было шумно, накурено. Радиола играла что-то бравурное, бьющее по нервам и совсем незнакомое.
Жора поздоровался с Тараном весело, как со старым знакомым, и представил своих соседок.
– Это Стелла, - указал он на высокую яркую девушку с капризным лицом, и та ослепительно улыбнулась ему, изящно протянув тонкую обнаженную руку. - Жемчужина Черноморья, галантно добавил Жора, целуя девушку в плечо, потом указал на вторую свою соседку. - А это Кира. Шаловливая наша малютка. Знал бы, как она ждет тебя!
И Жора многозначительно подмигнул Тарану.
Невысокая, чуть полная девушка с большими карими плутоватыми глазами и курчавой копной каштановых волос задорно ответила, смерив Тарана быстрым взглядом:
– Ваши друзья говорили о вас слишком много хорошего. Это интригует. Садитесь.
Она подвинулась, освобождая Тарану немного места возле себя. Он сел, невольно опершись рукой на ту же подушку, что и она, и чувствуя сквозь рубашку волнующую теплоту ее плеча.
– Подбалдим? - спросил Жора, берясь за бутылку.
– За новых друзей движения! За модерн! - воскликнул Валерий, приветственно поднимая рюмку.
Все шумно подхватили тост.
Валерий развалился в кресле, положив ноги на край стола, и, обращаясь к Марине и Анатолию, продолжал прерванный приходом новых гостей разговор:
– Я утверждаю: они задушат газету. И это террор, черная реакция! Где их хваленая свобода слова? Я, кажется, не поджигатель войны!
– Правильно! - откликнулся с дивана Жора. - Война мешает бизнесу!
Валерий раздраженно махнул рукой.
– Я не о том! Итак, я не поджигатель войны. Но позвольте мне иметь свое мнение о живописи, например. Меня, скажем, волнует это, - он указал на одну из висевших репродукций, нервное сплетение стрел, каких-то молний, трепещущих линий. - Это искусство нашего двадцатого века. Тебя это волнует? неожиданно обратился он к Тарану.
Василий посмотрел на репродукцию, где в фантастическом бедламе перемешались зеленые, красные, желтые линии, кляксы и брызги, и невольно пожал плечами.
– Разве здесь поймешь чего-нибудь?
– И не надо понимать, надо чувствовать! Воображать! Ассоциировать наконец! Здесь же вся наша жизнь! Это ты чувствуешь?
Таран усмехнулся.
– Я нашу жизнь по другому представляю. А этот... узор, может, на юбку какой девчонке сойдет. И то не всякая наденет, постесняется.
– О ортодокс! - насмешливо воскликнул Анатолий. - О плоды воспитания!
Валерий убежденно продолжал:
– Абстракционизм - это модерн, это знамя века. Он рождает, к вашему сведению, новые формы всюду. Вот литература, например. Кому нужен теперь неторопливый, последовательный рассказ, копанье в душе и психологии героя? Вот я читал недавно. Все летит вверх дном! Сюжет - в клочья! Логика развития характеров - тоже! Никакой психологической волынки!
– Да, да, колоссально! - подхватил Анатолий.
Валерий иронически улыбнулся.
– А официальная критика отнеслась отрицательно.
– Чепуха! - Анатолий раздраженно махнул рукой.
– Мне тоже это не понравилось, - заметила Марина.
– Детка, - с усмешкой обратился к ней Валерий, - оставь это для собрания. Там она нам всем не понравится. А здесь будем искренни.
Марина покраснела.
– Я всюду говорю искренне. Ненавижу лицемеров, - и упрямо повторила: - Мне не понравилось. Вот и все!
Жора вскочил с дивана и, притопывая, залихватски пропел:
Дайте прочесть, дайте прочесть!
Пошлую преснятину
ведь надо же заесть!
Валерий, улыбаясь, вышел из комнаты и через минуту торжественно вручил ему журнал.
– Подбалдить! Немедленно подбалдить! - закричал Жора. Виват! Ура! Банзай!..
Все охотно выпили.
– Нох айнмаль! - не унимался Жора. - Повторим на бис!
И снова выпили. Лица у всех раскраснелись, возбужденно заблестели глаза. И только Марина поморщилась.
– Я не могу больше пить, - призналась она.
– Ей надо кальвадос! Как у Ремарка! - воскликнул Анатолий.
– И такую же любовь! - Валерий пьяно засмеялся. - Всех со всеми!
– Перестань! - У Марины на глаза неожиданно навернулись слезы. - Гадости говоришь! У него не так! У него...
– Нет, почему же "перестань"? А свобода слова? Теперь это модно!
– Не очень-то модно, - вмешался Жора. - Газету вашу все-таки прихлопнут. И охота вам в самом деле копья ломать? Вернее - шеи? Добрый мой совет - покайтесь. Авось простят.
Валерий возмутился:
– Какими же трусами и идиотами мы будем выглядеть?! Кайся сам!
– А в чем, в бизнесе? Пожалуйста! Попросят - покаюсь. С меня не убудет.
– И все бросишь?
– Ну, зачем так ставить вопрос? - тонко усмехнулся Жора и подмигнул Стелле. - Одно дело покаяться, другое дело бросить. Бизнес - дело реальное, солидное, а главное - прибыльное.
Жора, обняв Стеллу, развалился на диване и самодовольно продолжал:
– На что тратите свои молодые силы, мальчики? Надо жить весело в наш суровый век. Курите "Честер", жуйте вкусную резинку, выдавайте "рок", но без всякой идеологии, и будьте счастливы! Все это даст вам бизнес. Как говорил один великий человек: "Вы хочите песен? Их есть у меня!"
Из другого конца комнаты Червончик патетически воскликнул:
– Вот слова не мальчика, но мужа!
– Жора, ты прелесть! - засмеялась Стелла, прильнув к его плечу. - Ты почти мой идеал.
– "Рок" без идеологии, - презрительно скривился Валерий. - Какая трусливая и нищенская философия!
Жора снова усмехнулся, на этот раз снисходительно.
– Говоришь, нищенская? И к тому же трусливая? На этот счет могу дать одну деловую справку. Фамилий и цифр не называю исключительно из соображений здоровой конкуренции и личной безопасности. Я сейчас все наличные средства и все, какие только удалось достать, кредиты ставлю на одну карту. Случайно найденную карту! Если выиграю - могу приобрести тачку системы "Волга", даже две, если захочу.
– Бери выше, - откликнулся Червончик. - Любой дизельэлектроход на Черном море!
– Именно. А проиграю - буду стрелять у вас сигареты и клянчить на пиво. Это к вопросу о смелости и нищете.
Анатолий поморщился и сказал, обращаясь к Марине:
– Ох, уж эта торгашеская бравада! Он неисправим.
– Он противен, - тихо поправила его Марина.
Стелла пристально взглянула на Жору и отодвинулась, капризное лицо ее стала почти злым.
– А как к вопросу о дружбе? - тихо, с угрозой спросила она.
Жора поспешно наклонился и прошептал:
– Стеллочка, радость моя, к нашим делам с ним это отношения не имеет.
Стелла враждебно отстранилась.
– Но ты сказал, что все средства...
– Абсолютно все. И даже еще больше. Таковы суровые законы бизнеса. Но дело стоит того, будь уведена.
– Тогда скажи, что это за дело.
Жора загадочно улыбнулся.
– Это коммерческая тайна. Ты первая не будешь меня уважать, если я проболтаюсь.
– Ты меня не любишь... - Стелла капризно надула губки. - Я не останусь с тобой...
– Останешься, - Жора привлек ее к себе. - Твой дорогой уже пса спустил. Теперь не только ваш дом, а всю Красноармейскую за два квартала обходить надо. Представляешь? - обратился он к Тарану.
Василий усмехнулся. Прислушиваясь к их разговору, он не мог побороть в себе растущее чувство неловкости и какого-то смущенного протеста. Но росло в нем и любопытство. Никогда раньше не попадал он в такие компании, не слышал таких споров. За многими словами он угадывал какой-то скрытый и нехороший намек или иной, более широкий и важный смысл, который не мог понять. Ему даже казалось, что эти люди вдруг переходят в разговоре на другой язык, лишь внешне кажущийся русским.
И только Кира, сидевшая рядом и как бы невзначай прижавшаяся к нему плечом, казалась близкой, понятной. Он вдыхал крепкий запах ее духов и, то ли от этих духов, то ли от выпитой водки, чувствовал, как хмель туманил голову.
– Вы всегда такой скромный? - смеясь, лукаво спросила Кира. - Все молчите, что-то думаете. Вам приятно здесь? Правда, весело?
– В общем весело, конечно. А скромный... но все я не такой уж скромный, - усмехнулся Таран и, решив доказать свою нескромность, крепко обнял ее за талию.
– Ого, какой вы сильный! Пойдемте танцевать?
Из радиолы уже рвались раздирающие, прыгающие, визжащие звуки, и несколько пар скакали и кружились посреди комнаты.
Таран почувствовал, что танцевать так, как он привык, под эту музыку невозможно, она подмывала к чему-то необычному и азартному.
– Ой, ля!.. Ой, ля!.. - возбужденно кричал "Валерий. Больше жизни! Больше страсти!..
И Таран, подчиняясь охватившему его вдруг озорному, бесшабашному веццчью, завертелся с Кирой по комнате. Он смотрел на ее смеющееся лицо, ловил дразнящие искорки в глазах, а в чувственном изгибе ярких, влажных губ угадывал что-то вызывающе грубое и доступное. Василий неожиданно для самого себя нагнулся, и Кира, полузакрыв глаза, ответила ему долгим поцелуем.
Никто не обращал на них внимания, все вертелось и бесновалось вокруг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33