Дво
е атакующих свалились, остальные поспешно шарахнулись назад, опять же сп
отыкаясь и сбивая друг друга с ног, и, умноженные акустикой безумных кори
доров, перекинулись крики и в другие палаты. Тьма теперь была уже совсем н
епроницаемой, не разглядеть, в кого попали пули, можно, разумеется, спроси
ть эдак вот, издали: Эй, кого там задело, м-м, но, согласитесь, это как-то нехо
рошо по отношению к раненым, с которыми надо обращаться уважительно, под
ойти к ним, руку положить на лоб, если, конечно, по несчастной случайности
не туда им угодила пуля, потом негромким и ласковым голосом осведомиться
о самочувствии, сказать, что, мол, ничего, все будет хорошо, сейчас санитар
ы с носилками прибегут, потом дать воды, если, конечно, рана не в живот, ибо р
уководство по оказанию первой помощи категорически это запрещает. Что б
удем делать, спросила жена доктора, там двое лежат. Никто не спросил, почем
она знает, что именно двое, хотя выстрелов было три, если не брать в расчет
вполне возможные рикошеты. Надо их вытащить, сказала жена доктора. Больш
ой риск, ответил старик с черной повязкой, обескураженный провалом опера
ции, начатой столь тактически грамотно, если поймут, что мы Ц там, опять о
ткроют пальбу, потом помолчал и добавил сокрушенно: Однако идти надо, и я г
отов. Пойдем вместе, сказала жена доктора, и не пойдем, а поползем, так буде
т безопасней, только как можно скорее, пока там, внутри, не опомнились. Я с в
ами, сказала женщина, та самая, что некогда пообещала: Куда ты, туда и я, и лю
бопытно, что никому из толпившихся в коридоре не пришел в голову простей
ший способ узнать, кого же все-таки ранило, да-да, совершенно верно, ранило
или убило, что пока неизвестно, а для этого всего-то и надо, чтобы каждый ск
азал: Я тоже пойду, или: А я не пойду, а кто промолчит, тот, значит, и лежит там,
в дверях третьей палаты.
И четверо добровольцев пустились в путь ползком, две женщины посредине,
двое мужчин по бокам, так уж само собой вышло, а вовсе не из рыцарской учти
вости или стремления по-джентльменски закрыть собой даму, тем более что
неизвестно, под каким углом прилетит пуля, если слепой счетовод решит вы
пустить ее. А может, и вообще ничего не произойдет, потому что старика с че
рной повязкой осенила мысль, причем более удачная, чем все предшествующи
е, и заключавшаяся в том, что все остальные будут говорить как можно громч
е, а еще лучше Ц кричать, тем более что поводов для этого сколько угодно, и
шумом этим перекроют и заглушат все звуки, которые неизбежно будут сопро
вождать вылазку, и возвращение, и все то, что может случиться между тем и э
тим, а что именно, то один бог знает. В считанные минуты спасатели достигли
цели и поняли это еще прежде, чем наткнулись на тела своих товарищей, ибо
кровь, по которой они ползли, сыграла роль вестника, явившегося к ним и мол
вившего: Я была жизнью, за мной уже ничего нет, и: Боже мой, подумала жена док
тора, сколько крови, и это была чистая правда, крови натекла целая лужа, ру
ки и одежда липли к полу так, словно и шашки паркета, и каменные плиты выма
зали птичьим клеем. Она приподнялась на локтях и двинулась дальше, и оста
льные сделали то же. Нащупали наконец распростертые тела. Оставшиеся поз
ади продолжали шуметь как можно громче, напоминая теперь плакальщиц, дов
едших себя до исступления. Жена доктора и старик с черной повязкой вцепи
лись в щиколотки одного из лежавших, доктор и вторая женщина одновременн
о ухватились за руку и за ногу другого, и теперь следовало поскорей вытащ
ить их и выбраться самим с линии огня. А это не так просто, потому что надо п
риподняться, стать на четвереньки, ибо таков единственный способ примен
ить к делу жалкие остатки сил. Раздался выстрел, но на этот раз пуля никого
не задела, а страх, как молния, пронизавший все тело, не заставил их вскочи
ть и убежать, а, напротив, придал малую толику недостающей энергии. Через м
гновение они были уже в безопасности, у стены рядом с дверью палаты, и необ
ыкновенно замысловатую траекторию должна была бы вычертить пуля, чтобы
попасть в них, а слепой счетовод едва ли был сведущ в баллистике, хотя бы в
самых ее началах. Попытались поднять тела, но ничего из этого не вышло. Ост
авалось только тащить волоком их и дальше, и вместе с ними по полу, словно
из-под скобеля, тянулись полосы крови полузасохшей и совсем свежей, еще с
труившейся из ран. Кто это, спросили ожидавшие. Откуда нам знать, мы ведь н
е видим, отвечал старик с черной повязкой. Здесь больше нельзя оставатьс
я, сказал кто-то, если они пойдут на вылазку, дело не ограничится двумя ран
еными. Или убитыми, сказал доктор, пульс у них, по крайней мере, прощупать н
е могу. Потащили тела по коридору, уподобясь отступающему войску, в вести
бюле остановились, и посторонний подумал бы, что решили стать там лагере
м, однако на самом деле причина была иная и крылась она в том, что просто ис
сякли последние силы, здесь останусь, больше не могу. Сейчас, кстати, самое
время отметить такое удивительное обстоятельство, что бандиты, прежде т
акие предприимчивые и настырные, с такой охотой и легкостью применявшие
, чуть что, грубую силу, сейчас перешли в глухую и пассивную оборону, сидят,
забившись в свою нору, и отстреливаются наугад, то есть не решаются схват
иться с врагом в чистом поле, лицом к лицу, глаза в глаза. Обстоятельству э
тому, как и всему на свете, имеется свое объяснение, состоит же оно в том, чт
о в третьей палате после гибели главаря резко упала дисциплина, к нулю св
елась субординация, и сильно ошибся слепой счетовод, решив, что вместе с п
истолетом у него теперь в кармане и власть, как бы не так, все получается к
ак раз наоборот, и каждая выпущенная им пуля летит, фигурально выражаясь,
в него же, ибо с каждым истраченным патроном тратится и частица этой само
й власти, и мы еще увидим, что произойдет, когда боеприпасы будут израсход
ованы полностью. И в соответствии с тем, что не всяк монах, на ком клобук, то
и не всякого, у кого скипетр, можно признать королем, и пора бы уж назубок з
аучить эту истину. И хоть королевский скипетр ухватил сейчас слепой счет
овод, следует сказать, что королем, пусть и мертвым, и погребенным, причем
плохо, неглубоко, всего на три пяди под полом своей же палаты, продолжают с
читать прежнего вожака, и присутствие его, хоть бы в виде смрада, по-прежн
ему весьма ощутимо. А между тем на небо выплыла луна. Снаружи через главны
й вход проникает и разливается по вестибюлю неясное поначалу, но с кажды
м минутой набирающее силу сияние, и лежащие на полу тела, мертвые и пока ещ
е нет, мало-помалу обретают объем и абрис, очертания и черты, и весь ужас ко
шмара, тяжкого и безымянного, и тогда жена доктора осознала, что нет больш
е, а может, и раньше не было, ни малейшего смысла прикидываться слепой, ибо
невооруженным глазом видно, что спастись никому не удастся, а слепота, по
мимо прочего, это еще и пребывание в мире, где исчезла надежда. Впрочем, он
а может сказать, кто погиб. Вот это Ц аптекарь, а это Ц тот, кто сказал, что,
мол, положат нас, и оба до известной степени оказались правы, и излишне спр
ашивать меня, как я узнала, кто они, ибо ответ мой прост: Я вижу. Из тех, кто бы
л там, одни это уже знали и молчали, другие с давних пор терзались сомнения
ми, которые теперь, стало быть, подтвердились, но совершенно неожиданным
оказалось отчуждение третьих, можно себе представить, какое бы в другое
время тут началось смятение, какие посыпались бы вопросы, как развязалис
ь бы языки: Почему тебе одной удалось избегнуть общей участи, что за капли
закапываешь ты в глаза, дай мне адрес твоего врача, выведи меня из этого уз
илища, хотя, если вдуматься, и не было в этом отчуждении ничего неожиданно
го, потому что сейчас уже все равно, в смерти все одинаково слепы. Но и впра
вду нельзя было дальше оставаться в таком положении, даже защититься неч
ем, потому что и железяки остались у двери в третью палату, а кулаками не м
ного навоюешь. Под водительством жены доктора убитых вынесли на крыльцо
и на лунном свету, под млечной белизной небесного тела, оставили их тела, б
елые снаружи, черные наконец-то внутри. Разойдемся все по своим палатам, с
казал старик с черной повязкой, потом посмотрим, что тут можно будет пред
принять. И никто не обратил внимание на то, сколь безумны эти слова. Слепцы
не стали делиться по принадлежности и происхождению, встретились и позн
акомились по дороге, одни пошли в левое крыло, другие Ц в правое, и вот туд
а вместе пришли жена доктора и та, что сказала: Куда ты, туда и я, но не эта мы
сль сидела сейчас у нее в голове, а совсем противоположная, но говорить об
этом она не хотела, ибо не все клятвы исполняются Ц когда по душевной сла
бости, а когда и под воздействием высшей силы, которую мы порой забываем п
ринять в расчет.
Минул час, луна уже высоко, голод и страх отгоняют сон, и никто в палатах не
спит. Но дело не только в том, что есть хочется и страшно. Еще, быть может, не
улеглось возбуждение от недавнего боя, пусть и проигранного вчистую и с
такими ужасными потерями, или в воздухе что-то такое, не определимое слов
ами, но слепцов снедает беспокойство. Никто не осмеливается выйти в кори
дор, и внутренность каждой палаты поразительно напоминает улей, где жужж
ат одни трутни, есть такие поразительно неосновательные существа, как из
вестно, мало приспособленные к соблюдению порядка, к исполнению хоть как
ого-никакого устава, ни в малейшей степени не задумывающиеся о будущем, х
отя в отношении слепцов, людей, и без того обиженных судьбой, несправедли
во было бы применять понятия трутень или паразит, ибо на чем им тут парази
тировать, за счет каких рабочих пчел жить, смешно, ей-богу, и вообще поакку
ратней бы надо со сравнениями, больно уж легко слетают они с языка. Впроче
м, нет правила без исключения, что в очередной раз нашло себе подтвержден
ие и здесь, в лице некой женщины, которая, чуть только успев войти к себе в п
алату, вторую в правом крыле, принялась рыться в своем тряпье и рылась до т
ех пор, пока не отыскала какой-то маленький предмет, а отыскав, зажала его
в ладони, как бы для того, чтобы спрятать от посторонних глаз, давние привы
чки, дело известное, держатся прочно, даже когда приходит такой день и час
, когда мы считаем, что их и вовсе уже нет. Но и здесь, где полагалось бы всем
быть за одного, а одному за всех, видели мы, как сильные жестоко вырывают х
леб изо рта у слабых, а вот теперь увидим и эту женщину, которая пронесла с
юда в сумочке зажигалку, умудрилась не потерять ее во всей этой свалке и н
еразберихе, и уж так она над нею дрожит, так трясется, словно это непременн
ое условие ее выживания, и не подумает даже, не вспомнит, что, быть может, кт
о-то из ее товарищей по несчастью сберег последнюю сигаретку, а покурить
не может, потому что, сколько ни спрашивай: Огонька не найдется, Ц огоньк
а не найдется. И теперь уж никогда. Женщина вышла, не сказав ни слова, ни про
щайте, ни пока, и вот проходит она пустым коридором, мимо дверей в первую п
алату, и никто там не заметил ее, вот пересекает вестибюль, где лунный свет
очертил и расцветил стоящую на каменных плитах упаковку молока, а женщи
на уже в левом крыле, и опять коридор, но путь ей лежит в самую его глубину, в
дальний его конец, прямо иди, не заблудишься. Да и потом, она слышит голоса,
идет на их зов, не верьте, никто ее не зовет, это, так сказать, фигура речи, до
носится до нее лишь гвалт и гомон в последней палате, где бандиты сладко п
ьют и вкусно едят по случаю победы, уж простите намеренное преувеличение
, не будем забывать, что все на свете относительно, просто едят и пьют, что е
сть, и, конечно, всем прочим очень бы хотелось разделить с ними трапезу, но
в данном случае и око не видит, и зуб неймет, между ними и пиршественным ст
олом восемь кроватей и заряженный пистолет. Женщина стоит на коленях у д
вери, перегороженной этими самыми кроватями, и потихоньку подтягивает к
себе одеяло с самой нижней, потом со следующей, потом с третьей, а выше ей н
е дотянуться, но это уже не важно, бикфордовы шнуры протянуты, остается то
лько огонь поднести. Она еще помнит, куда покрутить колесико, чтобы пламя
стало длинным, ну и вот он, маленький клинок огня, подрагивает, как острие
ножниц. Она начинает сверху, пламя усердно лижет грязную ткань, и та након
ец занялась, затлела, теперь среднюю, теперь нижнюю, и женщина чувствует п
отрескиванье и запах паленого волоса, надо бы поосторожней, она здесь за
тем, чтобы разжечь этот костер, а не взойти на него, он уготован другим, и сл
ышит доносящиеся изнутри крики, и в этот миг подумала: А если у них есть во
да, а если сумеют потушить, и заползла под нижнюю койку, повела зажигалкой
вдоль всего матраса, вдоль и поперек, здесь и там, и очажки пламени вдруг с
тали расти и множиться, и сливаться воедино, превращаясь в сплошную огне
нную завесу, еще пронеслась по ней бесполезная струя воды, обрушилась на
женщину, но поздно, ибо она теперь, чтобы веселей горело, подкинула в косте
рок собственное тело. Интересно, что там внутри, войти да взглянуть никто,
конечно, не осмелится, но ведь зачем-то же дано человеку воображение, вот
и давайте представим себе, как огонь резво скачет по койкам, с одной на дру
гую, будто хочет полежать на всех разом, и это ему удается, а бандиты, извед
я впустую и бесцельно свой скудный запас воды, теперь пытаются дотянутьс
я до окон, вскакивают, балансируя, на спинки кроватей, до которых еще не до
брался огонь, а он как раз и добрался, и они обрываются вниз, падают, а огонь
за ними, и от жара уже с треском лопаются оконные стекла, и со свистом ворв
авшийся в палату свежий воздух раздувает пламя, ах, да еще, конечно, звучат
крики ярости и страха, вопли боли и муки, и здесь следует особо отметить, ч
то звучат они все тише и слабей, а вот женщина с зажигалкой, например, вооб
ще уже давно молчит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44