Ресницы ее дрогнули под его губами, и он испугался силы своего желания. Но все в нем протестовало против немедленного подчинения своему либидо. Слишком много времени прошло с тех пор, как он в последний раз был с женщиной, и он решил, что для первого раза они и так уж зашли слишком далеко. Но какое наслаждение, однако! Да и она, он это чувствовал, рада его ласке.Клаудия чуть-чуть повернула голову, будто ища губами его губы, но вдруг засомневалась и вопросительно взглянула на него.– Ведь этот поцелуй только для нас, Мак? – В голосе ее звучала трогательная неуверенность.– Только для нас.И она с облегчением вздохнула. Он переждал немного, опасаясь того нового, что сейчас подступило к ним обоим. Новое. Слово поддразнивало его, даже насмехалось над ним. Ничего себе, мужику тридцать пять лет, а он сподобился найти в этой жизни что-то новое. Но разве осталось еще что-то неизведанное? Будь то наслаждение или страдание? Что-то такое, чего еще с ним не было? Выходит, что так. Неожиданно раздался звон предупредительного колокольчика, висящего на двери гримуборной, чей звук напомнил ему, зачем он здесь и почему.Однако Мак не сразу очнулся. Далеко не сразу. Он чувствовал себя пятнадцатилетним мальчишкой, впервые целующим девочку, – все смешалось с переживаниями тех далеких лет. Он грезил наяву и поэтому, хоть и слышал звон колокольчика, но не связал его с реальными событиями и не отреагировал на звук открывающейся за спиной двери. Послышалось нарочитое покашливание, намекающее им, что они не одни, и это заставило его обернуться.Понадобилось, правда, какое-то время, чтобы Мак сфокусировал свой взгляд на фигуре, стоящей в дверном проеме. Прежде он уже видел этого человека, и тот ему не понравился. Сознание постепенно прояснилось, он вспомнил, что это Рэдмонд, режиссер Филлип Рэдмонд.– Клаудия, ты посылала за мной? – спросил Рэдмонд с присущей ему бесцеремонностью. – Я звонил.Не дождавшись ответа, он вторгся сюда, когда любой другой на его месте просто тактично прикрыл бы дверь и ушел. Так подумал Мак. Нет, этот тип не нравился ему. И Мак решил, что Клаудия вот-вот в своем независимом стиле предложит ему убраться.Но Клаудия лишь судорожно сглотнула. Она отстранилась от него и, не смея встретиться с ним взглядом, отвернулась.– Да, Филлип, посылала.Маку понравилось, как небрежно прозвучал ее ответ и как непринужденно присела она на табурет у гримерного столика.– Я хочу узнать, далеко ли ты продвинулся в своих изысканиях насчет субботнего происшествия. – Рэдмонд суетился вокруг нее, собирая рассыпавшиеся газеты. – Прекрати это, – нетерпеливо сказала она. – Позже я сама их подберу.Мак видел, что она не вполне еще овладела собой, но уже приближалась к этому. Рэдмонд, напротив, все сильнее раздражался. А когда он увидел пресловутую фотографию, то ядовито заметил Клаудии:– Твоя мать никогда бы так не поступила. Да, ее мать никогда бы так не поступила.– Это всего лишь поцелуй, Филлип, – чуть покраснев, сказала Клаудия. – Всего лишь забавный эпизод, который помог собрать деньги для благотворительной затеи Физз.Мак удивился, что она считает необходимым оправдываться перед театральным импресарио.– Твоя мать, – продолжал бурчать Рэдмонд, – собирала большие деньги для благотворительности, не прибегая к таким, как ты говоришь, забавным эпизодам. Нет, она не роняла себя. Да и неудивительно, ведь она была настоящая леди.Клаудия взяла газету, посмотрела на снимок, потом на Рэдмонда. Внезапно вспыхнувший румянец на ее щеках тотчас исчез, внешне она казалась теперь совершенно спокойной.– Что ты этим хочешь сказать, Филлип? – тихо проговорила она. – Что моя мать была компетентнее меня в вопросах сбора средств на благотворительность? – Она выдержала паузу. – Или что я не леди? ГЛАВА 9 Наступила долгая, тягостная тишина, напряжение в любой момент грозило разразиться бурей. Молчание прервал Мак.– Мисс Бьюмонт задала вам вопрос, Рэдмонд. – Его голос перешел почти в шепот, но шепот такого рода, от которого, как показалось Клаудии, могли обрушиться стены, и ни у кого не могло возникнуть сомнений относительно его чувств. – В том, что вы заставляете леди ждать ответа, я вижу дурной тон.Леди? В устах Мака это слово прозвучало так неожиданно, что она внимательно посмотрела на него, не шутит ли он, но нет – он был совершенно серьезен. На душе у нее потеплело. Да, она обрела защитника. Затем она перевела взгляд на Филлипа Рэдмонда.Но Филлип, судя по всему, извиняться не собирался.– Этого, Клаудия, я не говорил. Ты сама должна понимать, что я не имел в виду ничего такого, что могло бы…– Не имел в виду?Его жалкие попытки оправдаться не интересовали Клаудию, потому она и прервала их. Она знала, какие чувства испытывал Филлип к ее матери. Он вознес образ Элен Френч на высокий пьедестал и поклонялся ему всю жизнь. Потому он и Мелани возненавидел с первого момента ее появления в театре. Клаудия пообещала Мелани, что Филлип даст ей роль, но он делал все, чтобы этого не случилось, так что Клаудии пришлось преодолеть его сопротивление, и теперь он порицал ее еще и за это.Она считала, что отец в свое время поступил не очень мудро, пригласив Филлипа для работы с «Частной жизнью», со спектаклем, который вызывал целый рой воспоминаний об Элен Френч. Филлип создавал невероятные трудности в прохождении спектакля, поэтому Клаудия и ее отец постоянно следили за его деятельностью, стараясь не обращать внимания на многие из его эксцентричных выходок, если они не причиняли вреда делу.Что ж, раз Филлип хочет, чтобы она во всем подражала матери, или, вернее, той женщине, за которую он ту принимал, то, пожалуйста, нет проблем. Клаудия склонила голову немного набок и приняла позу, присущую Элен Френч, и вдруг сразу она преобразилась в свою мать. Для нее это не составило труда. Ребенком она часто проделывала подобный трюк, изображая мать, на радость ее друзьям и фотографам, специализирующимся на семейных хрониках, которые, кстати, щелкали ее даже в школе.– Полагаю, – произнесла она холодным и бесстрастным голосом своей матери, которым та говорила, когда была особенно чем-то недовольна, – полагаю, Филлип, что вы слишком много стали себе позволять.Рэдмонд моргнул, плечи его поникли, он отступил на шаг, будто увидел призрак.– Простите, мадам. Простите. Вы ведь знаете, что я ничем не хотел задеть вас. – Жестом отчаяния он поднял ко лбу руку.Мадам. Он всегда называл так мать Клаудии, так что Клаудия похолодела, ужаснувшись тому, как жестоко с ним поступает.– Уж лучше бы вам попроворнее исполнять свои обязанности, – сказал Мак, выступая вперед и поддерживая Клаудию под локоть. – Мисс Бьюмонт была подавлена безобразным субботним происшествием. Подумайте сами, каково ей было отыграть после этого спектакль?– Мисс Бьюмонт? Клаудия? – Филлип уставился на нее, а затем с легким содроганием повернулся к Маку. – Простите. Только что Клаудия выглядела совсем как ее мать. Я не мог… не могу.И он опять сделал беспомощный жест, будучи не в состоянии собраться с мыслями.Клаудия издала тихий гортанный звук, нечто вроде начала смеха. Но не засмеялась. Ей совсем не хотелось смеяться. Если бы Филлип видел, что осталось от леди Элен Френч после катастрофы, когда она, уединившись с мужем, скрылась от всего мира, потому что не была больше прекрасной женщиной, не могла смотреть на себя в зеркало. Если бы Филлип видел Элен Френч в те времена, когда единственным свидетелем терзавшей ее бессильной ярости оказался ее муж.Но никто ничего не знал. Физз пришлось кое-что рассказать об этом ужасе Люку и Мелани – далеко не все, правда, – чтобы объяснить им, почему Эдвард Бьюмонт не мог оставить свою несчастную жену ради любимой девушки. Но посторонние люди ничего не знали. Кто из семьи решился бы выдать домашнюю тайну? Да и кто поверил бы им? Между собой они никогда не обсуждали, как им поступать, не договаривались о молчании. Просто каждый из них предпочитал выкинуть из памяти ужасные воспоминания, так что легенда о прекрасной актрисе осталась неприкосновенной.Клаудия почувствовала, что Мак смотрит на нее, будто напоминая, что Филлип ждет от нее еще каких-то слов. Он тихонько сжал ее руку, давая почувствовать, что она не одна. Медленно, с явным усилием она возвратилась в реальный мир, в знакомое помещение гримерной.– Правила поведения, которых моя мать всегда придерживалась, так… – она подыскивала подходящее слово, – так точно выверены, что многие люди, Филлип, могут только надеяться достичь их.Это прозвучало как извинение, которое она принесла вместо несчастного импресарио.Филлип Рэдмонд будто не заметил смысла ее замечания.– Да, она была неподражаема, – торжественно проговорил он, будто это все объясняло и оправдывало.– Мне ли этого не знать, – сухо отозвалась Клаудия.Да, вот именно, ей ли не знать. Искренне жалея о своей выходке, она молча пообещала себе никогда больше не изображать свою мать, кто бы и что бы ее на это ни провоцировало. И сразу же, как только они отыграют «Частную жизнь», она откажется браться за роли, которые играла мать, никогда не позволит себе даже гримироваться так, как гримировалась ее мать.Дрожь пробежала по ее телу, словно там, в будущем, кто-то переступил через ее могилу.Мак почувствовал это и придвинулся к ней ближе.– Клаудия?Она взяла его руку, но лишь на тот момент, пока приходила в себя, и он увидел, как она внутренне собралась, будто готовясь с улыбкой выйти на публику. И вот с видимой беззаботностью проговорила:– Дорогой, почему бы тебе не присесть? Я покончу с делами, это займет немного времени, а потом покажу тебе театр.На какой-то момент Маку показалось, что он потерял Клаудию, найденную им несколько минут назад. Живая, немного неуверенная в себе, она из тех женщин, что способны мгновенно скрыть свою растерянность под маской беззаботности. Ему показалось, что он начинает ее понимать. Только теперь что-то переменилось в сознании Клаудии, что-то произошло, чего он не понимает. С ней что-то происходит, что-то такое, от чего дрожь пробежала у него по спине.Она игриво взглянула на него и легонько оттолкнула от себя, так что он вспомнил о своей роли любовника и, отступив, уселся в обитое бархатом кресло. Искушение размазать Филлипа Рэдмонда по стенке все еще не отпускало его, но, решив, что это не имеет смысла, Мак предпочел успокоиться и вспомнил, зачем он здесь. Он взял со столика театральную программку и со страстью завзятого театрала погрузился в ее изучение.Ничто не могло быть дальше от истины. Больше всего сейчас его интересовал Филлип Рэдмонд. Он явно одержим образом Элен Френч, а одержимые люди весьма опасны. Тем более что объект своей одержимости он жаждет вновь обрести в образе ее дочери, отказываясь признать за ней право на собственную жизнь.Мак не был психологом, но его дилетантскому рассудку это все казалось отличительными признаками бедствия, готового разразиться. А может быть, уже и разразившегося. Порчу театрального костюма совсем не трудно приписать Рэдмонду, к тому же он знает, где живет Клаудия и где живет Физз. Ему ничего не стоило в перегруженном дорожном движении Лондона следовать за ними по пятам, он мог догадаться, что они направляются в Брумхилл, и притащиться туда на их хвосте.Вот с фотографией, засунутой в парашют, было сложнее.– Так что? – Клаудия оторвала наконец взгляд от списка имен, принесенного Филлипом. – Ты уверен, что в этот список попали все, кто приходил в театр в тот вечер?– Ну, полной уверенности нет. Может, кто и проскользнул незамеченным. Джим говорит, что краешком глаза видел кого-то, торопливо вышедшего из театра примерно в половине шестого.Даже с другой стороны комнаты Мак почувствовал напряжение Клаудии.– Кто это был? Мужчина? Женщина? – настороженно спросила она.– Женщина. Высокая блондинка с длинными волосами. Он только со спины ее видел и решил, что она из штата и вышла по своим делам перед вечерним спектаклем. Но он не помнит, чтобы эта женщина вернулась. – Филлип слегка пожал плечами. – Это, конечно, ничего не значит, Джим надежен примерно так же, как прогноз погоды, кроме того здесь полным-полно девушек, которые могут соответствовать этому описанию.– Вам следовало расспросить их всех и выяснить, не выходила ли одна из них в это время, – вмешался в разговор Мак, потеряв терпение, отложив в сторону программку и всем своим видом являя вид мужчины, уставшего дожидаться свою женщину. – Или просто вызвать полицию и предоставить это дело им. В конце концов, это их работа.Мак ожидал, что Филлип начнет возражать против обращения в полицию по причинам сохранения безукоризненной репутации театра. Но тот этого не сделал.– Я и хотел вызвать полицию, но Клаудия и слушать об этом не стала. Я вообразил, что она приписала сей жуткий поступок кому-то, кого знает и кто нуждается скорее в помощи, нежели в наказании. Весьма великодушно, конечно, но потеря костюма воистину невосполнима.Он проговорил это так, будто потерял нечто глубоко личное.– А мог сюда пробраться кто-нибудь из неудовлетворенных зрителей? – как бы невзначай спросил Мак.Филлип Рэдмонд с ответом не затруднился.– Я расспрашивал всех наших людей, никаких зрителей тут не видели. А большая часть нашего штата обслуги оставалась в театре допоздна.Но сказал он это, адресуясь к Клаудии, чем ясно давал понять, что хотя этот Мак и является ее личным защитником, но есть вещи, которые его не касаются. Здесь, как заметил Мак, он счел уместным выказать весь свой апломб. Под печальной, немного раболепной манерой держаться скрывался человек, который считал себя столпом театра, и Мак испытал некоторую неловкость. Где-то он читал, что единственная вещь, которая роднит всех убийц, это преувеличенное значение, придаваемое собственной личности, этакая фанаберия, которая в конечном счете делает их всех довольно жалкими.– Все это люди, преданные театру, – заметила Клаудия, пытаясь смягчить ситуацию. – Кассиры, билетеры, продавцы программок, буфетчики. А по субботам, когда дается два спектакля, и уборщики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43