Почему он ничем не помогает? Тремеда ведь его жена, разве не так? Значит, они дети его очага.
– Их семейство многих озадачивает своим поведением, – сказала Пролева. – Мы не знаем ответов. Многие пытались вразумить Ларамара, включая Джохаррана и Мартону. Все впустую. Ларамар ни на кого не обращает внимания. Он знает, как бы он ни вел себя, люди все равно будут пить его настойки. И Тремеда ничем не лучше его. Она так часто напивается березовицы, что едва понимает, что происходит вокруг нее. Никого из них, видимо, не волнуют дети, и я не понимаю, почему Великая Земная Мать продолжает благословлять ее чрево. На самом деле мы просто не знаем, что с ними делать. – В голосе этой высокой и красивой женщины, жены вождя, явно слышались печаль и озабоченность.
Эйла ничего не сказала, но она знала, что попробует кое-что сделать.
– Ладно, одно мы все-таки можем сделать. Надо поговорить с кормящими матерями о выделении молока для малышки. Начнем с этого. – Она сунула свою чашку обратно в висевший на поясе мешочек и встала. – А теперь мне пора возвращаться.
Выйдя от Пролевы, Эйла не сразу пошла к дому Зеландони. Она беспокоилась о Волке и решила зайти сначала к Мартоне. Когда она вошла, вся семья была в сборе, включая Волка. Он так обрадовался ее приходу, что Эйла едва не упала, когда этот большой зверь, внезапно подпрыгнув, положил передние лапы ей на плечи. Но она предугадала намерение и устояла на ногах. Она позволила ему по-волчьи приветствовать вожака стаи, облизать ее шею и мягко прикусить ее скулу. Потом, обхватив руками его голову, она тоже слегка прикусила его челюсть. Глянув в его обожающие глаза, она зарылась лицом в его мех. Она обрадовалась ему не меньше.
– Мне страшно, когда он так играет с тобой, Эйла, – сказал Вилломар, поднимаясь с подушек.
– Раньше это меня тоже пугало, – сказал Джондалар. – А теперь я полностью доверяю ему и больше не боюсь за Эйлу. Я уверен, что он ничем не обидит ее, и видел, что он может сделать с теми, кто предпримет такую попытку, но признаюсь, что это его самое ласковое приветствие не перестает удивлять меня.
Когда Вилломар приблизился, они приветствовали друг друга, слегка соприкоснувшись правыми щеками. Теперь уже Эйла знала, что это обычное приветствие для членов семьи или очень близких друзей.
– Извини, Эйла, что я не смогла пойти с тобой к лошадям, – сказала Фолара после такого же приветствия.
– Ничего, ты еще успеешь познакомиться с ними получше, – сказала ей Эйла и коснулась щеки Мартоны. Приветствие с Джондаларом было более длительным и пылким, больше похожим на объятие. – Мне нужно еще сходить помочь Зеландони, – продолжила Эйла, – но я немного беспокоилась о Волке. И я рада, что он вернулся к вам. То есть он понял, что это его дом, даже если меня нет здесь.
– Как Бологан? – спросила Мартона.
– Он наконец пришел в себя и заговорил. Я просто вышла из дома Зеландони, чтобы сообщить об этом Джохаррану. – Эйла подумала, стоит ли ей рассказывать о своей озабоченности положением малышки Тремеды. Пока еще она оставалась для них чужеземкой и, возможно, не имела права поднимать этот вопрос. Это можно истолковать как критику Девятой Пещеры, но, похоже, никто не знает истинного положения дел, и только она может рассказать об этом. – Я поговорила с Пролевой о другой проблеме, обеспокоившей меня.
Все с интересом посмотрели на нее.
– О какой? – спросила Мартона.
– Вы знаете, что у Тремеды уже нет молока? Она так и не пришла домой после похорон Шевонара и оставила свою малышку и всех остальных детей на попечение Ланоги. Этой девочке самой всего десять лет, и, разумеется, у нее нет грудного молока. Малышка ест только растертые отварные коренья. А ей необходимо молоко. Разве можно без молока вырастить здорового ребенка? И Ларамар неизвестно где. Неужели ему совсем нет дела до детей его очага? – с горячностью сказала Эйла, выплескивая все накопившиеся вопросы.
Джондалар окинул взглядом родственников. Фолара выглядела потрясенной; Вилломар слегка удивился; на лице Мартоны отразилась легкая растерянность, ее опять застали врасплох. Джондалар, пряча улыбку, следил за выражениями их лиц. Ему-то было хорошо знакомо, как заботится Эйла о всех, нуждающихся в помощи, но семья Ларамара и Тремеды давно считалась обузой Девятой Пещеры. Большинство людей предпочитали помалкивать, но Эйла только что открыто заявила об этом.
– Пролева не знала о том, что у Тремеды кончилось молоко, – продолжала Эйла. – Она хочет поговорить с кормящими матерями, объяснить им, в чем нуждается этот ребенок, и попросить их поделиться молоком. В такой большой Пещере наверняка найдутся женщины, которые могли бы помочь накормить малышку.
Джондалар знал, что они найдутся, но сомневался, захотят ли делиться своим молоком в данном случае; и он догадался, кто затеял всю эту историю. Конечно, женщины Зеландонии иногда подкармливали чужих детей, но обычно такую любезность оказывали сестрам или близким подругам, с чьими детьми им хотелось поделиться своим молоком.
– Что ж, по-моему, замечательная мысль, – сказал Вилломар.
– Если они согласятся, – сказала Мартона.
– А с чего бы им отказываться? – удивилась Эйла. – Не позволят же женщины Зеландонии умереть ребенку из-за нехватки грудного молока. Я сказала Ланоге, что зайду к ней завтра утром и научу, что еще можно приготовить для малышки, кроме растертых кореньев.
– А что может есть ребенок, кроме молока? – спросила Фолара.
– Многое, – ответила Эйла. – Если поскоблить отварное мясо, то получится кашица, которую ребенок вполне сможет съесть, и ему можно давать мясной бульон. Растертые отварные орехи также полезны для него. И вообще любые овощи, разваренные до мягкости, а некоторые фрукты можно просто подавить, только надо вытащить семечки. Я обычно процеживаю соки через свежий подмаренник. Его соцветия легко сцепляются вместе и не пропускают семечки. Такие малыши могут есть почти все, что едят их матери, только еду для них надо размять или протереть.
– Откуда ты так много знаешь о питании грудных детей? – спросила Фолара.
Эйла умолкла и расстроено вспыхнула. Она не ожидала этого вопроса. Она знала, что детей не ограничивают молочным питанием, потому что Иза, потеряв молоко, научила ее готовить пищу для Убы. Но знания Эйлы многократно расширились, когда она сама так расстроилась после смерти любимой приемной матери, что у нее пропало молоко. Хотя другие кормящие матери малочисленного Клана Брана подкармливали ее Дарка, ей приходилось постоянно готовить для него детское питание, чтобы он рос здоровым и сильным.
Пока она, однако, не готова была рассказать семье Джондалара о своем сыне. Только сегодня они сказали, что хотели бы принять ее в свое племя, дать ей свою поддержку и родственные связи, несмотря на то что знали, что ее вырастили люди, которых они называли плоскоголовыми и считали животными. Ей никогда не забыть ту боль, что она пережила, столкнувшись с первой реакцией Джондалара на известие о том, что она родила ребенка смешанных духов. Из-за того, что дух одного из мужчин, которых он считал животными, смешался с ее собственным, позволив ей зачать новую жизнь, он взглянул на нее так, словно она была отвратительной гиеной, породившей мерзкого выродка. Считалось, что она даже хуже этого выродка, поскольку сама породила его. С тех пор Джондалар многое узнал о Клане и уже не считал выродком ее ребенка, но как отнесутся к нему его племя, его семья?
Она судорожно размышляла, как ей поступить. Что сказала бы Мартона, если бы узнала, что ее сын хочет взять в жены женщину, родившую выродка? Как отнесутся к этому Вилломар, Фолара или остальные родные? Эйла взглянула на Джондалара, но не смогла определить по выражению его лица, хочет ли он услышать ее откровенный ответ.
Эйла с детства привыкла давать правдивые ответы на прямо поставленные вопросы. С тех пор она узнала, что в отличие от Клана Другие, или люди ее вида, могут говорить неправду. У них даже имелись слова для этого. Это называлось ложью или обманом. На мгновение она действительно подумала о том, чтобы солгать, но как это сделать? Она была уверена, что все сразу заметят ее ложь. Она могла лишь умолчать о чем-то, но было трудно уклониться от прямого вопроса.
Эйла всегда думала, что его семья и племя обязательно узнают о Дарке в свое время. Она часто вспоминала о сыне и понимала, что наступит момент, когда она забудется или решит больше не сдерживаться от упоминаний о нем. Она не собиралась вечно избегать разговоров о Дарке. Ведь она любила своего сына. Но пока то время еще не пришло.
– Я знаю о том, как делать детское питание, Фолара, потому что после рождения Убы у Изы рано пропало молоко, и она научила меня готовить для Убы полезную пищу. Малыш может есть все, что ест его мать, если пищу размять или растереть, чтобы ее было легко глотать, – пояснила Эйла. Это была правда, но не полная. Она удержалась от упоминания о сыне.
– Смотри, как нужно делать, Ланога, – сказала Эйла. – Проводишь скребком по мясу, соскребая тоненький слой. Остается волокнистая неровная поверхность. Видишь? Теперь попробуй сама.
– Чем это вы тут занимаетесь?
Эйла испуганно вздрогнула, услышав этот вопрос, и, обернувшись, увидела Ларамара.
– Я показываю Ланоге, как приготовить еду для вашей малышки, ведь у ее матери больше нет молока, – сказала она. Она была уверена, что в глазах его мелькнуло удивление. Значит, он не знал.
– С чего это ты решила озаботиться? Остальным-то до этого дела нет, – сказал Ларамар.
«Даже тебе», – подумала она, но попридержала язык.
– Ничего подобного. Просто никто не знал, – сказала она. – Мы выяснили это лишь потому, что Ланога позвала Зеландони на помощь к раненому Бологану.
– Бологан ранен? Что случилось?
На сей раз его голос звучал встревожено. Пролева оказалась права, подумала Эйла. К старшему он испытывает какие-то чувства.
– Он выпил твоей березовицы и…
– Выпил моей березовицы! Где он? Я покажу этому мальчишке, как прикладываться к березовице! – разгорячился Ларамар.
– Не беспокойся, – сказала Эйла. – Кто-то уже показал ему… Он с кем-то подрался, и его крепко отделали, или он упал и ударился головой о камень. Его принесли и положили в доме. Ланога нашла его без сознания и побежала за Зеландони. У нее он сейчас и лежит. Раны были довольно серьезные, и он потерял много крови, но при хорошем уходе и лечении он скоро поправится. Однако он не захотел сказать Джохаррану, кто избил его.
– Разберемся, я знаю, как выяснить все у него, – сказал Ларамар.
– Я недавно живу в этой Пещере, и это, возможно, не мое дело, но я думаю, что тебе стоит сначала побеседовать с Джохарраном. Он очень сердит и хочет найти виновника драки. Бологану еще повезло. Все могло кончиться гораздо хуже, – сказала Эйла.
– Ты права. Это не твое дело, – сказал Ларамар. – Лучше я сам разберусь с ним.
Эйла промолчала. Что еще она могла сделать, разве что сообщить Джохаррану. Она повернулась к девочке.
– Пойдем, Ланога. Бери Лоралу и пойдем, – сказала она, взяв мамутойский заплечный мешок.
– Куда это вы собрались?
– Мы собираемся на реку, чтобы слегка помыться перед встречей с кормящими и беременными женщинами, мы попросим их поделиться молоком с Лоралой, – сказала Эйла. – Ты знаешь, где Тремеда? Ей тоже стоило бы прийти на эту встречу.
– А разве ее нет дома? – сказал Ларамар.
– Нет. Она оставила детей на Ланогу и еще не возвращалась с похорон Шевонара, – сказала Эйла. Если тебя интересуют остальные дети, то сейчас они с Рамарой, Саловой и Пролевой. – Именно Пролева предложила ей немного помыть Ланогу и малышку. Женщин с маленькими детьми мог испугать вид такого грязного ребенка.
Когда Ланога взяла малышку, Эйла подозвала Волка, который лежал, наблюдая за их действиями, частично скрытый бревном. Ларамар раньше не замечал его, и, когда Волк встал, его глаза удивленно расширились от осознания внушительных размеров этого хищника. Отступив на пару шагов, мужчина с фальшивой улыбочкой взглянул на иноземку.
– Какой большой зверь. Ты уверена, что он не причинит вреда людям, а тем более детям? – спросил он.
Дети его не волнуют, подумала Эйла, подметив нюансы его телесного языка. Он упомянул о детях и намекнул, что ее подопечный может принести вред людям, чтобы скрыть собственный страх. Другие люди высказывали подобную озабоченность, не стремясь обидеть ее, но она осуждающе взглянула на Ларамара, поскольку его совсем не волновали дети, о которых ему следовало заботиться. Ей не нравился этот человек, а его недостатки вызвали негативный отклик.
– Волк никогда не обидит ребенка. Единственным человеком, на которого он напал, была женщина, хотевшая убить меня, – сказала Эйла, глядя прямо ему в глаза. Среди людей Клана такой прямой взгляд истолковали бы как угрозу, и именно такое передавалось подсознательное впечатление. – Волк убил эту женщину, – добавила Эйла.
Ларамар попятился, нервно усмехаясь.
«Неприятно говорить такие вещи, – подумала Эйла, идя с Ланогой, малышкой и Волком к открытой террасе. – Зачем я припугнула его? – Она опустила взгляд на животное, уверенно бежавшее рядом с ней. – Я действовала почти как вожак волчьей стаи, заставив отступить более слабого члена сообщества. Но здесь же не волк, и я не их вожак. Он и так уже настроен против меня, я могу нажить неприятности».
Когда они начали спускаться по тропинке с нижнего края террасы, Эйла предложила Ланоге отдать ей девочку ненадолго, но Ланога отказалась и получше пристроила Лоралу на боку. Волк принюхивался к каким-то следам на земле, и Эйла заметила отпечатки копыт. Здесь прошли лошади. Она хотела показать следы девочке, но передумала. Ланога не отличалась словоохотливостью, и Эйла не хотела навязывать ей разговор.
Выйдя к Реке, они пошли по течению вдоль берега, и Эйла то и дело останавливалась, приглядываясь к растениям. Специальной палочкой, вынутой из-за пояса, она выкопала несколько растений с корнями. Девочка следила за ней, и Эйла хотела было объяснить ей отличительные признаки этого растения, чтобы она потом могла найти его сама, но решила лучше подождать, чтобы она сначала увидела, каково его назначение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131