Я допустил ошибку.
— Пожалуйста, мистер Форрестер, если вы собираетесь рассказать мне о том ультиматуме, который вы поставили перед Клеем, то я знаю о нем все. Поверьте мне, мы виноваты не меньше вас. Мы должны были знать, а не думать, что женитьба автоматически разрешит все проблемы. И мы так же нечестно вели себя по отношению к вам.
— Он рассказал нам о договоре, который вы заключили.
— О… — Кэтрин подняла брови.
— Не нужно так винить себя. Мы все не кристально чистые, разве не так?
— Я хотела рассказать вам давно, но не могла…
— Анжела и я предполагали, что у вас все не так благополучно, как казалось. — Он поднялся, подошел к скользящей двери и выглянул точно так, как это часто делал Клей, — Видишь ли, я приезжал сюда один раз, когда вы с Клеем уже жили здесь. — Он посмотрел на нее через плечо. — Было кое-что, что заставило нас с Анжелой задуматься. Нас обижал тот факт, что вы никогда нас не приглашали, и мы однажды приехали…
— Нет… о нет. — Кэтрин подошла к нему и коснулась локтя. — О Господи, какой прок в этих встречных обвинениях? Я думала, будет лучше, если я не влюблюсь в вас тоже. Я имею в виду данную ситуацию, зная, что мы с Клеем скоро расстанемся.
— Тоже? — в надежде повторил он. Ей следовало бы помнить, что он был юристом и замечал всякие ошибки в речи.
— Вы знаете, что я имею в виду. Вы и Анжела были так добры к нам, вы не заслуживаете того, чтобы вам причиняли боль.
Он вздохнул, отвернулся и посмотрел в окно на летний газон, где весенний дождик разбрызгивал капли на зелень между домами. Это был теплый, ленивый день.
— Я богатый человек, — размышлял он. — Все это принадлежит мне. Но в настоящий момент при мысли о состоянии получаешь совсем мало радости.
— Пожалуйста, — умоляла Кэтрин, — не вините себя.
— Я думал, что куплю Клея, тебя и Мелиссу, но я ошибся.
— Я не буду отрицать вашего права видеться с Мелиссой. Я не смогла бы этого сделать.
— Как она? — При мысли о Мелиссе на его лице появился первый след радости.
— У нее растет второй подбородок, но она здорова и очень счастлива. Я никогда не думала, что ребенок может быть таким славным. Сейчас она спит, но скоро должна проснуться. Если хотите, я могу ее разбудить.
Ответом Клейборна послужила снова улыбка. Кэтрин пошла будить Мелиссу, потом вынесла ее и показала дедушке. Он вытащил из кармана маленькую игрушку для прорезывающихся зубов и, когда отдавал ее, его улыбка была гораздо шире, чем улыбка внучки.
— Послушай, Кэтрин, если ей что-то понадобится или что-то понадобится тебе… Ты должна пообещать, что сообщишь нам. Это понятно?
— Вы уже и так сделали для меня гораздо больше, чем следовало. Кроме того, Клей регулярно присылает нам деньги. — Потом она внимательно посмотрела на голову Мелиссы, погладила по слегка волнистым пушистым волосам и спросила: — Как он?
Клейборн наблюдал за рукой Кэтрин на светловолосой головке Мелиссы.
— Я не знаю. В эти дни мы редко с ним видимся. — Потом их глаза встретились поверх головы малышки. В глазах Клейборна была глубокая боль.
— Не видитесь?
— Нет. Вскоре после того как он сдал экзамен и получил разрешение на ведение судебной практики, он начал работать в юридическом отделе «Дженерал Миллз».
— А разве он не живет с вами?
Клейборн занялся игрушкой, стараясь, чтобы девочка удержала ее в своей пухлой ручке. — Нет, не живет. Он…
— Не нужно смущаться. Мне кажется, я знаю, где он живет. С Джил, так? Но это в действительности то место, где он всегда должен был быть.
— Я думал, ты знаешь, Кэтрин. Я не предполагал, что сообщу тебе эту новость…
Она легко засмеялась, встала и направилась на кухню, сказав:
— О, ради Бога! Теперь он может делать все, что ему нравится.
Но когда Клейборн ушел, Кэтрин долго стояла, уставившись в окно, глядя на газоны пустыми глазами, видя Клея с Джил в призматических цветах, что в большом количестве были на улице. Не думая, она прижала Мелиссу к себе крепче, чем следовало бы, потом поцеловала с большей силой, чем нужно, от чего ребенок начал плакать.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
В то лето Мелисса была для Кэтрин самой большой радостью. Любовь, которую Кэтрин было так трудно проявить по отношению к другим людям, с готовностью и щедро отдавалась ребенку. Простое прикосновение к Мелиссе, казалось, могло излечить поврежденный дух Кэтрин и возвратить ее к жизни. Иногда она плюхалась на свою сторону кровати, увлекая Мелиссу с собой, подносила к губам пять пальчиков ее ног и рассказывала ребенку свои затаенные мысли. Мягким, как сладкая вата, голосом она изливала ей свои чувства:
— Ты знаешь, как сильно я любила твоего отца? Я любила его так сильно, что думала, не выживу, когда он ушел. Но у меня есть ты, я тебя люблю тоже, и ты мне помогаешь выжить. В конечном счете, у нас не все так плохо. Твой папа красивый, ты знаешь это? У тебя такие же ноздри и волосы, как у него. Я очень рада, что у тебя не мои прямые волосы. Пока трудно сказать, чей у тебя рот. Как, Мелисса, ты улыбнулась мне? Когда ты научилась это делать? Сделай это опять, давай. Вот так. Когда ты улыбаешься, ты становишься похожей на свою бабушку Анжелу. Она чудесная женщина, и твой дедушка Клейборн тоже замечательный. Ты очень счастливая девочка, что происходишь от таких людей, как они… Они все тебя любят, бабушка Ада тоже. И я тоже счастлива! У меня есть ты, я люблю тебя больше всего. Всегда помни это, помни также, как сильно я тебя хотела… — Ее монолог, обращенный к Мелиссе, прерывался поцелуями и прикосновениями, а девочка лежала и не отрываясь смотрела на мать большими, доверчивыми глазами еще неопределенного цвета.
Наступил день, когда Мелисса впервые дотянулась до лица Кэтрин… Мать узнала такую радость любви, какую никогда раньше не переживала. В отличие от другой любви, которую Кэтрин познала, это была чистая, нетронутая конфликтами любовь. Глаза затянуло поволокой, а сердце наполнилось от потрясенного потока чувств. По мере того как девочка росла и отвечала на любовь Кэтрин, внутри самой Кэтрин росло понимание того, что она обладает качествами, о наличии которых раньше даже не догадывалась: терпением; добротой; непринужденностью смеха; большой материнской любовью; врожденным знанием того, как сделать так, чтобы ребенок чувствовал себя спокойно.
Они все делали вместе. Загорали, плавали в бассейне, принимали душ — именно в душе Мелисса впервые громко засмеялась, — ели детское бутылочное питание — одну ложку за Мелиссу, одну ложку за маму, — ездили в гости к Аде, ходили в магазины за продуктами, записывали Кэтрин на следующий семестр. Но у Кэтрин хватало достаточно здравого смысла, чтобы не стало привычкой брать Мелиссу ночью к себе в кровать, хотя было так уютно, когда ребенок находился рядом и составлял ей компанию. Когда приходило время спать, она решительно укладывала Мелиссу в кроватку в ее комнате.
Ложась на свою королевского размера кровать, она всегда вспоминала Клея и ночь, проведенную с ним. Она не могла не думать о том, что, возможно, он бы все еще был здесь, если бы она с самого начала пригласила его в эту кровать. Теперь Кэтрин понимала, что обвинения все же помогают, потому что из них она узнала многое о себе и своих недостатках. А благодаря Мелиссе было куда приятнее ощущать себя теплым, любящим человеком, а не холодным и сдержанным.
Она понимала теперь, какой урожай может дать пышная плодотворная любовь. Старая пословица права: чем больше любви отдаешь, тем больше любви получаешь взамен.
В конце августа приехал домой Стив. Он был так расстроен тем, что Кэтрин и Клей расстались, что начал кричать на сестру и обвинять ее в том, что она не старалась удержать рядом человека, который так много для нее сделал.
— Я знаю тебя, Кэти. Я знаю, какой упрямой ты можешь быть, а уж если ты что решила, то легче будет оторвать дом от земли, чем заставить тебя изменить мнение. Не нужно мне рассказывать, что ты его не любила, потому что я знаю другое. Я хочу узнать следующее: почему ты не проглотила комок своей гордости и не боролась за него?!
Он был единственный, кто понимал все силы, стоящие за ее враждебностью и упрямством, те старые жернова, которые в итоге заставили Клея отвернуться. Стив был первым, кто выступил и обвинил ее, а Кэтрин удивила его, признавшись, что он прав. К тому времени как уезжать, Стив понял, что со времени свадьбы Кэтрин сильно повзрослела.
В сентябре она снова возвратилась в университет, оставив Мелиссу с приходящей няней. Кэтрин пришлось связаться с Клеем и сообщить, что ему нужно будет оплатить счет. Он спросил, может ли заглянуть к ней домой, чтобы привезти чек и повидаться с Мелиссой.
В ту же минуту как дверь закрылась, он мог сказать, что Кэтрин стала другой. От нее веяло открытостью, начиная с улыбки на губах. Его внимание разрывалось на части: ему хотелось смотреть и на Кэтрин, и на дочь, на лице которой было любопытство.
— Привет, Клей, входи.
На его лице расплылась широкая улыбка.
— Привет! Она так выросла!
Кэтрин засмеялась, чмокнула дочку в щечку и повернулась, чтобы идти в комнату.
— У нее слишком много подбородков — мне с большим трудом… удается поцеловать ее в шею. Она подходит к тому возрасту, когда дети начинают стесняться, поэтому понадобится некоторое время, пока она проявит к тебе интерес. Но не обращай внимания, пусть это тебя не расстраивает, в последнее время она со всеми ведет себя так.
Следуя наверх за Кэтрин, Клей быстро окинул взглядом ее облаченную в джинсы фигуру. К ней вернулись прежние формы, а когда она снова повернулась и посмотрела на него, он заметил, что она загорела. Ее волосы казались светлее, отделяясь полосками, как мед и арахисовое масло.
— Поздоровайтесь, а я принесу по стаканчику колы или чего-нибудь еще.
Она посадила Мелиссу в манеж, что находился в центре, гостиной комнаты, а сама удалилась на кухню. Мелисса сразу поняла, что ее оставили одну с незнакомцем, и надула губки.
— Разве ты не предупреждала ее, что я приду, и что она должна вести себя как можно лучше?
— Предупреждала. Я рассказывала ей, что ты — тот парень, который оплачивает счета, поэтому ей следует быть повнимательнее к тебе.
Мелисса начала пронзительно визжать, но успокоилась, как только появилась Кэтрин. Она протянула стакан Клею, повернула манеж, а сама уселась на пол рядом, скрестив ноги.
— О, пока я не забыл… вот. — Клей вытащил из кармана чек и протянул ей.
— О, спасибо. Мне ужасно неприятно просить…
— Ты заработала это, — не задумываясь, сказал он. Но Кэтрин, казалось, не принимала никакой обороны. Вместо этого она начала описывать няню Мелиссы, пытаясь заверить его в том, что у этой женщины хорошие рекомендации.
— Тебе не нужно уверять меня в этом, Кэтрин. Если я о чем-то и не беспокоюсь, так это о заботе, которую получает Мелисса.
— Она хороший ребенок, Клей! Правда, хороший. У нее твой темперамент. — Потом Кэтрин улыбнулась, покачала головой, весело критикуя саму себя. — Ты знаешь, я действительно рада, что у нее не мой темперамент, а то бы она свела свою маму с ума!
— Тебе приходилось мириться со многим в моем характере.
— Обычно после того, как я сама начинала ссору. О, ладно, переливаем воду из пустого в порожнее. Итак, как у вас дела с Джил? Вы счастливы?
Клей казался потрясенным. Чего он меньше всего ожидал, так это того, что Кэтрин спросит о Джил, тем более так свободно и непринужденно.
— Да, счастливы. Мы не… — Он намеренно остановился.
— Эй, все в порядке. Я имею в виду, что не думала допытываться.
— Нет, ты не допытываешься. Я просто собирался сказать, что мы с Джил не ссоримся так, как ссорились с тобой, и мы не подносим друг другу молчаливое лечение. Мы сосуществуем довольно мирно.
— Очень рада за вас. Мы тоже с Мелиссой живем в мире. Мир — это прекрасно, не правда ли, Клей?
Он отхлебнул из стакана, оценивая изменившуюся Кэтрин, которая казалась полностью довольна собой и своей жизнью. Она наклонилась над девочкой, опустила ее воротничок, улыбнулась и сказала:
— Мелисса, это твои папа. Ты помнишь его, да? Тебе должно быть стыдно за то, что ты выпячиваешь губу и плачешь при виде его. — Она снова взглянула на Клея. — Однажды твой отец приезжал навестить нас. Он привез Мелиссе игрушку, спросил, как у нас дела, и сказал, чтобы ему сообщили, если нам что-нибудь понадобится. Но он был так добр к нам, что мне стыдно просить его о чем-либо.
— Что тебе нужно?
— Ничего, Клей, что касается денег, ты был так щедр. Я действительно ценю это. В этом году будет очень много занятий в университете. Но я рада этому. — Она подняла руки вверх, а потом опустила. — Знаешь, у меня такое чувство, что каждый день я могла бы завоевывать мир.
Когда-то Клей тоже это чувствовал, но теперь — нет.
— Ты до сих пор продолжаешь шить и печатать?
— Да, теперь, когда снова начались занятия в школе, работу найти несложно. Не беспокойся, я помогаю себе деньгами любым способом. Большая часть денег уходит на питание, детское питание дорогое. — Она хихикнула и поправила волосы Мелиссы. — Конечно, я бы могла откладывать большую часть денег, если бы сама не проедала так много. Мы делимся — Мелисса и я. Я делюсь с ней душем, а она делится со мной своей едой, да, Лиззи?
— Ты берешь ее с собой в душ! — воскликнул Клей. — В ее возрасте?
— О, ей нравится душ. И бассейн тоже. Ты бы видел ее в бассейне этим летом, она похожа на поплавок. — Перескакивая с одной мысли на другую, Кэтрин взяла Мелиссу из манежа и посадила девочку себе на колени лицом к Клею. Он заметил, как на лице Кэтрин появлялось новое выражение удовлетворения, когда она прикасалась к Мелиссе. В этом было столько естественности, что чувства Клея вышли наружу. Чем дольше он наблюдал за Кэтрин с ребенком, тем больше он замечал, как сильно она изменилась. Она была раскованнее, чем он знал ее раньше, разговорчивее и счастлива, пытаясь ничего не утаивать от него о Мелиссе. Казалось, что она хотела поделиться с ним всем, что могла вспомнить. Но она делала это простодушно, переводя внимание с ребенка на Клея. — Мне кажется, теперь она к тебе привыкла. Хочешь ее подержать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52