https://wodolei.ru/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Опять в Розовой гостиной, за плотно закрытыми дверями.
— Как все это понимать? — спросил он.
— Что ты имеешь в виду? — уперлась она. Она старалась не смотреть на стол за его спиной. Это был тот самый стол, на который он усадил ее вчера вечером, а потом делал всякие немыслимые вещи.
От одного воспоминания по телу ее побежала дрожь.
— Ты знаешь, что я имею в виду, — нетерпеливо сказал он.
— Майкл, я…
—Ты выйдешь за меня замуж? — требовательно спросил он.
О Боже, лучше б он не отважился произнести эти слова! Как легко было увиливать от этой темы до того, как слова были произнесены и словно повисли между ними!
—Я… я…
— Ты выйдешь за меня замуж? — повторил он, и на сей раз слова его прозвучали жестко, почти резко.
— Я не знаю, — выговорила она наконец. — Мне нужно время.
— Для чего время? — сердито сказал он. — Чтобы я еще энергичнее стал пытаться устроить тебе беременность?
Она отшатнулась так, будто он ее ударил. Он грозно надвинулся на нее.
— Учти, я именно так и поступлю. Возьму тебя прямо сейчас, и еще раз вечером, и еще три раза завтра, если потребуется.
— Майкл, перестань, — шепнула она.
— Я спал с тобой, — продолжал он, не слишком заботясь о выборе слов, со странной настойчивостью. — Дважды. Ты не невинная девица и понимаешь, что это значит.
Но именно потому, что она не была невинной девицей — да и кто бы ожидал такого от вдовы? — она смогла ответить на это:
— Я знаю. Но это не имеет значения — если я не забеременею, разумеется.
В ответ Майкл прошипел одно слово. Ей никогда бы и в голову не пришло, что он может произнести такое слово в ее присутствии.
— Мне нужно время, — сказала она и обхватила себя за плечи.
— Зачем?
— Не знаю. Чтобы подумать. Разобраться во всем. Не знаю.
— Ну о чем тут еще думать? — рявкнул он.
— Во-первых, о том, хороший ли выйдет из тебя муж, — огрызнулась она. Его наскоки и уколы рассердили ее наконец.
Он даже отступил на шаг.
— Как это прикажешь понимать?
— Для начала — твое поведение в прошлом, — сказала она, сузив глаза. — Нельзя сказать, что ты был образцом христианской добродетели.
— Интересно слышать это от женщины, которая несколько часов назад приказывала мне снять подштанники, — съязвил он.
— Перестань говорить гадости, — сказала она негромко.
— Перестань злить меня.
Голова у нее заныла, и она прижала пальцы к вискам.
— Бога ради, Майкл, неужели нельзя дать мне подумать? Неужели нельзя дать мне немного времени на размышления?
Но истина заключалась в том, что ей было страшно думать. Потому что если подумать, то что же получается? Получается, что она распутница, шлюшка. Что она была захвачена примитивной страстью к этому мужчине и испытала с ним ни с чем не сравнимые восторги совершенно неприличного свойства, каких не знала со своим мужем, которого любила всем сердцем.
Она испытывала наслаждение с Джоном, но ничего подобного у нее с мужем не было.
Она даже не подозревала, что такое возможно.
И однако, она обрела это с Майклом.
Который был ее другом, кстати. Доверенным лицом.
Ее любовником.
О Боже, так что это такое?
— Прошу тебя, — прошептала она, — мне необходимо побыть одной.
Майкл не сводил с нее глаз, смотрел долго-долго, так долго, что ей стало не по себе от этого пристального взгляда, но наконец он, тихо выругавшись, вышел из комнаты.
Она повалилась на софу и уронила голову на руки. Но не заплакала. Не пролила ни единой слезинки. И сама не понимала почему.
Никогда он не поймет женщин.
Злобно бранясь, Майкл стянул с себя сапоги и швырнул зловредную обувь в дверцу шкафа.
— Милорд? — раздался неуверенный голос его камердинера, высунувшегося из гардеробной.
— Не сейчас, Риверс! — рявкнул Майкл.
— Хорошо, милорд, — быстро сказал камердинер и поспешил взять хозяйские сапоги. — Я только заберу сапоги. Их надо бы почистить.
Майкл опять разразился бранью.
— Или, может, сжечь, — предположил Риверс. Майкл только посмотрел на него и заворчал, как пес. Риверс ретировался, но по глупости забыл закрыть за собой дверь.
Майкл пинком захлопнул дверь и очень огорчился, что она не слетела с петель.
Даже в маленьких удовольствиях жизнь теперь отказывает ему!
Он беспокойно заходил по винно-красному ковру, время от времени останавливаясь у окна.
Что до того, чтобы понять женщин, — да Бог с ними! Он никогда и не стремился освоить это искусство. Но он всегда полагал, что понимает Франческу. И был совершенно уверен, что она обязательно выйдет за мужчину, с которым была дважды.
Один раз могло и не сработать. Один раз она могла посчитать ошибкой. Но два раза…
Она никогда бы не отдалась дважды мужчине, если бы не ценила этого мужчину достаточно высоко…
Нет, подумал он с кривой ухмылкой. Тут он просчитался.
Очевидно, она согласна была использовать его лишь как инструмент для достижения собственного удовольствия — да что там! И использовала. Она проявляла инициативу, брала что хотела и уступала главенствующую роль ему, только когда жар их взаимной страсти достигал совсем уж адского накала.
Она использовала его.
Он и не думал, что она на такое способна.
Интересно, она была такая и с Джоном? И с ним тоже она принималась командовать? И с ним тоже…
Он замер, словно врос в ковер.
Джон.
Он совсем забыл про Джона.
Как же такое возможно?
Долгие годы всякий раз, когда он видел Франческу, всякий раз, когда вдыхал ее опьяняющий аромат, Джон незримо был рядом — сначала как фантом его совести, а потом — его памяти.
Но с того самого момента, как он вошел вчера в Розовую гостиную и, слыша ее легкие шаги за своей спиной, прошептал «Выходи за меня замуж», он совершенно забыл о Джоне.
Не то чтобы воспоминание о Джоне изгладилось из его памяти. Нет, Джон был слишком близок, слишком дорог ему, им обоим. Но в какой-то момент, когда он был на пути в Шотландию, Майкл наконец позволил себе думать о браке. «Я могу жениться на ней. Я могу попросить ее. Я действительно могу это сделать».
И как только он сам себе дал разрешение на этот брак, ему перестало казаться, что он собирается похитить жену у покойного двоюродного брата.
Майкл ведь сам ни на что не напрашивался. Он не возводил глаза к небу и не просил себе графский титул. Он даже не мечтал обладать Франческой, смирясь с мыслью, что она никогда не станет его.
Но Джон умер. Он умер.
И никто в этом не был виноват.
Джон умер, и жизнь Майкла изменилась полностью, за исключением одного: он по-прежнему любил Франческу.
Боже, как же он любил ее!
Ничто не препятствовало их браку. Никакие законы, никакие обычаи, одна только его больная совесть, которая совершенно неожиданно вдруг умолкла.
И Майкл наконец позволил себе задуматься над тем единственным вопросом, который никогда прежде не смел себе задать.
Что подумал бы Джон об этом браке?
И он вдруг понял, что брат благословил бы этот брак. Джон был великодушным человеком, и он любил Франческу, и Майкла тоже. Он захотел бы, чтобы Франческу любили и почитали так, как любил и почитал ее Майкл.
И он захотел бы, чтобы Майкл был счастлив.
Майкл и не думал, что когда-нибудь сможет говорить о себе так.
Счастлив.
Только подумать!
* * *
Франческа была уверена, что Майкл постучит в ее дверь, но когда этот стук действительно раздался, она все же подскочила от неожиданности.
Еще больше поразило ее то, что за дверью оказался вовсе не Майкл, а горничная, которая принесла ей ужин.
Подозрительно прищурив глаза, Франческа выглянула в коридор, посмотрела направо, налево, ожидая увидеть Майкла, засевшего в каком-нибудь темном углу и готового броситься на нее.
Но его нигде не было.
— Его сиятельство подумал, что вы, верно, голодны, — сообщила горничная, ставя поднос на секретер.
Франческа быстро осмотрела поднос — не лежит ли между тарелок записка, цветок, что-нибудь, что пояснило бы намерения Майкла, но ничего не было.
Ничего не было и весь вечер, и утром тоже.
Ничего — только поднос с завтраком и почтительный поклон горничной с прежним сообщением:
— Его сиятельство подумал, что вы, верно, голодны.
Франческа попросила дать ей время подумать, и он не беспокоил ее.
Это было ужасно.
Нельзя не согласиться, что было бы еще хуже, если бы он пренебрег ее желаниями и не оставил бы ее в покое. Потому что совершенно очевидно, что она не могла рассчитывать на свое здравомыслие в присутствии этого человека. Не слишком-то она могла доверять и ему, с этими его томными взглядами и вопросами шепотом: «Ты поцелуешь меня, Франческа?», «Ты позволишь мне поцеловать тебя?».
И она не могла отказать ему, когда он стоял так близко и его глаза, эти удивительные, серебристые глаза обжигали ее взглядом.
Он гипнотизировал ее. Вот единственно возможное объяснение.
В это утро она оделась сама, выбрав практичное будничное платье, в котором удобно будет гулять. Ей не хотелось сидеть в своей комнате, но и бродить по покоям Килмартина, замирая на каждом углу из опасения, что сейчас появится Майкл, ей тоже не хотелось.
Конечно, и на прогулке она не была застрахована от встречи с ним, он найдет ее где угодно, если захочет, но ему хотя бы придется потрудиться.
Она съела свой завтрак, немало подивившись тому, что аппетита в подобных обстоятельствах отнюдь не утратила, и, опасливо окинув взглядом коридор, тихо выскользнула из своей комнаты, мечтая лишь об одном: как бы выбраться из дома незамеченной. Ну точно вор-домушник!
Вот ведь до чего довели, сварливо подумала она.
Но он не встретился ей ни в коридоре, ни на лестнице.
Не оказалось его также ни в одной из гостиных и залов, и к тому времени, когда она добралась наконец до парадной двери, на лице ее было довольно хмурое выражение.
Да где же он?
Ей вовсе не хотелось видеть его, разумеется, но было как-то унизительно так и не встретить его после всех тревог и предосторожностей.
Рука ее легла на ручку двери.
Ей следовало бы бежать, следовало бы спешить, дабы ускользнуть из дома, пока все тихо.
Но она медлила.
— Майкл? — даже не сказала, а произнесла она одними губами, что вообще не считается. Никак не могла она избавиться от чувства, что он был здесь и наблюдал за нею.
— Майкл? — на сей раз шепотом позвала она, оглядываясь вокруг.
Никого.
Она тряхнула головой. Боже правый, во что она превратилась? Теперь ей еще и мерещится. Это уже просто мания преследования.
И, в последний раз оглянувшись, она вышла из дома, так и не заметив его за поворотом парадной лестницы, где он стоял, наблюдая за ней с нежной улыбкой.
* * *
Франческа прогуляла столько, сколько смогла, но наконец усталость и холод взяли свое. Она пробродила по окрестностям шесть или семь часов, вероятно, и теперь, усталая, голодная, мечтала только об одном — чашке чаю.
Да и все равно пришлось бы рано или поздно возвращаться домой.
Так что она тихонько проскользнула обратно в дом, намереваясь пробраться в свою комнату и там пообедать одна. Но прежде чем она дошла до лестницы, она услышала голос, окликнувший ее по имени.
Это был Майкл. Ну разумеется, Майкл. Глупо было ожидать, что он оставит ее в покое надолго.
Но вот что странно — она сама толком не понимала, что почувствовала при его появлении, раздражение или облегчение.
— Франческа, — раздался его голос снова, и сам он появился в дверях библиотеки. — Иди сюда.
Слова его звучали приветливо — слишком уж приветливо, кроме того, Франческе показалось подозрительным, что он выбрал библиотеку. Почему он заманивал ее не в Розовую гостиную, где все напоминало бы ей об их первом страстном свидании? И не в Зеленый салон, обставленный роскошно и романтически, с множеством диванов с подушками?
Что он вообще делал в библиотеке, помещении, менее всего приспособленном для обольщения дам?
— Франческа! — позвал он ее снова. Теперь было очевидно, что ее нерешительность забавляет его.
— Что это ты делаешь в библиотеке? — спросила она, стараясь, чтобы голос ее звучал не слишком подозрительно.
— Чай пью. —Чай?
— Такие сухие листочки, и их еще кипятком заливают. Ты что, никогда не пробовала?
Франческа поджала губы.
— Но почему в библиотеке?
— Чем библиотека хуже любой другой комнаты? — Отступив на шаг и взмахом руки предлагая войти, он добавил: — Совершенно невинное помещение.
Она постаралась не очень покраснеть.
— Хорошо погуляла? — спросил он любезно.
— Э-э…да.
— Прекрасный день для прогулки. Она кивнула.
— Впрочем, земля местами еще не просохла, наверное.
Что это он затеял?
— Чаю? — спросил он.
Она кивнула и изумленно раскрыла глаза, когда он сам налил ей чашку. Мужчины никогда не разливают чай!
— В Индии мне частенько приходилось самому заниматься чаем, — объяснил он, очевидно, угадав ее мысль. — Вот, бери.
Она приняла из его рук изящную фарфоровую чашку и некоторое время просто держала ее в руках, ощущая, как блаженное тепло сквозь фарфор перетекает в ее ладони. Затем подула на чай и сделала глоточек, пробуя, не слишком ли горяч.
— Печенье? — Он протянул ей тарелку, на которой лежа ли разнообразные вкусности.
В животе у нее заурчало, и она без лишних слов взяла печенье.
— Очень вкусное, — заметил он. — Я съел четыре штуки, пока ждал тебя.
— Долго ждал? — спросила она и даже удивилась, услышав звук своего голоса.
— Час или около того. Она отхлебнула чаю.
— Чай совсем горячий.
— Я приказал, чтобы заваривали свежий чай каждые десять минут, — пояснил он.
— А… — Такая предусмотрительность показалась ей если не удивительной, то по крайней мере неожиданной.
Одна его бровь изогнулась, но чуть-чуть, так что был ли этот жест намеренным, оставалось неясным. Он всегда умел придавать своему лицу нужное выражение — из него вышел бы отличный игрок, имей он склонность к игре. Но с левой бровью все было по-другому. Много лет назад Франческа заметила, что эта бровь двигалась порой, когда Майкл был, очевидно, уверен, что сохраняет совершенно безразличное выражение лица. Она всегда считала это своей маленькой тайной, чем-то вроде оконца в его душу.
Вот только нужно ли ей такое оконце сейчас? Она не знала. Это предполагало некую близость, которая сейчас была ей в тягость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40


А-П

П-Я