— признался Клеобул, с ужасом глядя на стены крепости, усеянные фигурками обреченных мессанийцев. — И ваш сириец может еще называть это интересным?!
— Серапион имел в виду не сам штурм, а то, что у нас предшествует его началу, — усмехнулся Фемистокл. — Евн называет это — нагнать побольше страха на осажденных и придать мужества и ярости своим воинам! Он дает перед каждым штурмом настоящий спектакль! — пояснил он недоуменному Клеобулу.
— Он еще и держит актеров?!
— В этом спектакле действующие лица — сами рабы! Кстати, Евн тоже принимает в нем участие!
— Как? Сам Евн?!
— О-о! — протянул Фемистокл. — Это самый талантливый актер из всех, кого я видел когда-либо на сцене и в жизни. Никто лучше его не знает, когда надо надевать комическую маску, а когда — трагическую, ни разу не видел я его самим собой. Впрочем, скоро ты сам сможешь оценить это его непревзойденное качество. Но для этого нам нужно поспешить — Евн не любит затягивать со штурмом!
Словно в подтверждение его словам, все пространство перед осажденной крепостью начало приходить в движение. Лагерь рабов просыпался, в небо прямыми столбами поднялся дым от множества костров.
Подслушавшему разговор греков Проту было интересно увидеть в роли актера самого царя.
Он спрыгнул с повозки, догнал размашисто шагающего Фрака и, стараясь не отставать от этого сильного и мужественного человека, во все глаза смотрел на огромное скопище рабов.
Сколько же их тут было: тысяча?
Сто тысяч? Миллион?!
Казалось, рабы всего мира стеклись сюда, чтобы расплатиться со своими господами за свои муки и унижения.
Поравнявшись с лагерем рабов, Прот не переставал изумляться богатым нарядам и дорогому оружию подданных Евна-Антиоха. Проходя мимо одного из костров, он заглянул в глиняную миску воина и восторженно покачал головой, увидев в ней мясо.
Фемистокл вел их в самый центр разноязыкой, шумной массы людей.
У высокого костра из ярких тканей, в котором могла бы легко уместиться целая сотня воинов, он приказал подождать его и исчез за пологом.
Пропустившие члена Совета часовые вновь скрестили длинные копья и встали у входа с самым воинственным видом. Прот подивился огромному росту этих людей, звериным шкурам, в которые они были одеты, и свирепым лицам.
Вскоре полог шатра распахнулся, и появился Фемистокл, а следом за ним еще несколько незнакомых людей.
— Ахей! — почтительно восклицали у костров.
— Клеон!..
— Армананд!
Наконец, вышел невысокий худощавый человек с аспидно-черными глазами и остро торчащей бородой. Одет он был в пурпурную мантию. Голову его украшала царская диадема, подвязки которой спадали на плечи.
Его появление вызвало бурю восторга во всем лагере. Давя друг друга, воины бросились к шатру, но вокруг худощавого человека встали выросшие словно из-под земли охранники в звериных шкурах.
«Сам Антиох!» — понял Прот и услышал торопливый окрик Серапиона:
— Падайте ниц! Перед вами — наш обожаемый базилевс, да живет он вечно!
Два беглеца-сирийца привыкшие к подобным почестям царям у себя на родине, рухнули, как подкошенные.
Прот неловко опустился на колени, замешкался с непривычки. Евн метнул на него стремительный взгляд, и Прота словно огнем обожгло с головы до самых пяток.
Глаза царя были такими пронзительными, что он крепко зажмурился и повалился на землю, вжимаясь лбом в колючие, пахнущие дымом костров, травы.
— Клеобул, пересиль себя! — услышал он шепот Фемистокла. — Так надо…
Прот осторожно скосил глаза и увидел, как медленно опускается на землю Клеобул.
— Да живет вечно наш великий и могущественный базилевс Антиох! — закричал Серапион, и все вокруг подхватили:
— Антиох! Антиох!
— Живи вечно!
Вскоре над лагерем поднялся такой мощный рев, что Проту казалось — еще немного, и не выдержат уши. Он чувствовал себя песчинкой в этом грохочущем, как тысяча громов, мире. Больше всего на свете ему захотелось забиться в какую-нибудь щель, чтобы его не оглушила, не смяла эта масса людей, восторженно ревущая:
— Ан-ти-ох! Ан-ти-ох!!
— Жи-ви!! Жи-ви!!!
Едва шум поутих, и только в отдаленных концах лагеря продолжали бесноваться сирийцы, Евн неожиданно высоким, срывающимся голосом обратился к Фемистоклу:
— Почему ты так долго выполнял мое поручение?
— Все гавани Сицилии заброшены, — сдержанно поклонился царю Фемистокл. — Мне пришлось бы ждать еще дольше, если бы к берегу не причалил парусник с беглыми рабами.
— Значит, ты отправил согласно моему милостивому повелению добрых господ на родину? — громко, чтобы слышали все, спросил Евн.
— Да, божественный! — ответил за Фемистокла Серапион. Подбежал к Евну, опустился перед ним на колени и поцеловал край пурпурной мантии. — Бесконечно благодарные твоей царской милости сицилийцы уже находятся на полпути к Риму!
Евн с одобрением посмотрел на услужливо выгнутую спину подданного и с деланным удивлением спросил:
— Неужели даже сицилийцы признают, что я милостивый базилевс?
— Да! — торопливо воскликнул Серапион. — Конечно!
— Они сами сказали тебе об этом?
Серапион замялся.
Фемистокл с усмешкой ответил за него:
— Это было написано на их лицах, базилевс!
Евн метнул быстрый взгляд в сторону грека и добродушно прищурился:
— Вот и расскажи об этом Совету. Подумайте, — голос его неожиданно стал мягким, вкрадчивым, — не пора ли вашему базилевсу носить титул милостивого, то есть — Эвергета, раз это признают даже злейшие его враги? Ведь носят же такой титул его царственные братья — понтийский царь Митридат и сирийский Антиох! Или они более достойны этого?
— Слушаюсь, базилевс, — вновь поклонился Фемистокл. — Я сообщу это твое пожелание Сове…
Он не договорил. Вскочивший с колен Серапион, воздел над головой руки и завопил:
— Нет границ милостям нашего обожаемого Антиоха Эвергета! Да живет вечно базилевс Антиох Эвергет!!
— Эвергет! Эвергет! — тут же откликнулись восторженные голоса, и вся масса людей, потрясая оружием, снова заревела:
— Эвергет! Эвергет!
— Жи-ви!.. Жи-ви!..
— Можешь передать Совету и это пожелание народа! — улыбнулся Евн, не сводя глаз с Фемистокла и пальцем подозвал к себе Серапиона. — А тебя, мой верный Серапион, отныне я назначаю своим другом и… комендантом Тавромения, моей столицы!
— О, мудрый, о великий! — повалился на землю, целуя ее перед ногами царя, Серапион.
— А как же Деметрий? — воскликнул опешивший Фемистокл. — Где он?!
— Увы! — вздохнул Евн, обводя печальным взглядом воинов. — Наша жизнь так недолговечна… Опасности подстерегают нас на каждом шагу!
— Что ты хочешь этим сказать? — подался вперед Фемистокл, чувствуя, как из-под его ног ускользает твердая почва.
— То, что Деметрия больше нет! — со скорбным лицом произнес царь. — Прошлой ночью, пока ты был в отлучке, проклятые мессанийцы совершили дерзкую вылазку. Они хотели убить меня… Но по ошибке приняли шатер Деметрия за мой — и изрубили его на мелкие куски. Вот так! — показал он ребром ладони, как рубят ножом мясо и погрозил кулаком в сторону крепости. — Но они жестоко поплатятся за это!
— Сама Астарта спасла нашего дорогого базилевса от неминуемой смерти и отвела от него мечи проклятых господ! — завопил Серапион, снова поднимая руки к небу.
«Знаю я, негодяй, что ты сделал с Деметрием!» — чуть было не закричал Фемистокл. Он с трудом подавил в себе желание кинуться на Евна, вцепиться в ненавистную бороденку. — Шут! Мясник проклятый!»
Шатер царя действительно был рядом с шатром Деметрия, но разве можно было их перепутать?
«И как мессанийцы могли пройти через семь рядов охранения?! — лихорадочно думал Фемистокл. — Нет, не мессанийцы, а ты, ты убил его! Еще ведь и пытал наверняка! Деметрий, конечно же, не сказал тебе ничего. Но где гарантия, что промолчат остальные? Надо спешить! Надо провести в Совет взамен Деметрия Клеобула!..»
Фемистокл сделал шаг к царю и показал на лежащих рабов:
— Базилевс! Взгляни на этих несчастных!
— Кто они? — приподнял бровь Евн. — Не оказавшие мне поддержки рабы из Катаны? Если это так, то можешь их сделать собственными рабами! Ведь, насколько мне известно, у тебя нет ни одного личного раба!
— Они из самого Рима, базилевс! — показал рукой в сторону Италии Фемистокл. — Даруй им свободу!
Услышав, что речь зашла о них, рабы поползли вперед. Протягивая руки к царю, показывая следы побоев и ран, они принялись умолять:
— О, великий, даруй нам свободу!
— Прими нас в свое войско!
— Вели накормить и одеть нас, базилевс!
— О, великий! — тоже воскликнул Прот, приподнял голову и, увидев на щеке царя аккуратное клеймо, снова зажмурился и упал на землю.
— Так значит, обо мне знают и в Риме! — самодовольная улыбка тронула губы Евна.
— Слух о тебе уже пронесся по всему миру! — вскричал Серапион. — Все униженные и обездоленные Ойкумены почитают тебя за бога! И я поражен твоей скромностью! Как можешь ты довольствоваться каким-то титулом Эвергета?! Божественный — вот как следует называть тебя!
Евн приветливо улыбнулся Серапиону, и Фемистокл шепнул Клеобулу:
— Можно подумать, что этот лизоблюд лишь вчера вернулся из Сирии или Пергама!
— Ну что ж, — благодушно заметил Евн. — Пожалуй, я дам этим несчастным свобо… А о чем это ты шепчешься с рабом? — вдруг подозрительно спросил он, обрывая себя на полуслове.
— Я… посоветовал своему земляку подползти к тебе ближе и поблагодарить за дарованную ему свободу! — быстро нашелся Фемистокл.
— Они шептались всю дорогу сюда! — наклонившись к уху царя, сообщил Серапион. — И Фемистокл утверждал, что мы разбили сицилийцев только благодаря беспечности римлян!
Евн нахмурился, но тут же с улыбкой обратился к Фемистоклу:
— Как, в Сицилии появился еще один твой земляк?
— Да, господин! — сделал попытку встать Клеобул, но подскочивший Серапион ногой удержал его.
— И тоже из Афин? — продолжил расспрос Евн.
— Да!
— Значит — еще один Афиней! — заметил Евн. — Ай-ай, какая у тебя радость!
— Базилевс! — воскликнул Фемистокл. — Он уже не Афиней! Его зовут Клеобул!
— Клеобул — имя свободного человека. А я пока вижу перед собой раба! — выделяя каждое слово проговорил Евн. — Или ты забыл, что Клеобулом он станет только тогда, когда делом докажет свою преданность нам? Чем он лучше моих славных воинов, которые заслужили это право кровью и ранами в боях с господами?
— Ничем! — закричали окружавшие Евна сирийцы. — Пусть тоже завоюет это право!
— Пускай его свяжет с нами кровавая клятва!
— Вот видишь, Фемистокл, — кивая на них, улыбнулся Евн. — Твой земляк пока для всех нас всего лишь раб из Афин — Афиней! Верно я говорю?
Сирийцы одобрительно загудели.
— Базилевс! — перекрывая шум, сделал еще один шаг к царю Фемистокл. — Разве пять моих ран, полученных в сражениях под Энной, Тавромением, Сиракузами, разве то, что я с первого дня восстания являюсь членом Совета не дает мне право просить тебя и надеяться на снисхождение?! Дай свободу этим людям! Ведь это не катанские и мессанийские рабы, а беглецы из самого Рима. Уже одним этим они доказали тебе свою преданность! Ты же ведь сам только что сказал, что даешь этим несчастным…
— …возможность стать свободными! — торопливо докончил за Фемистокла Евн и поднял вверх палец: — Возможность! И, клянусь Астартой, она представится им сегодня! Сейчас!! А из Рима они или из твоей Греции — мне безразлично! Мои законы едины для всех! И я не доволен, — голос его сорвался, — что член моего Совета забывается настолько, что позволяет себе называть рабов людьми.
2. Штурм
Через полчаса, как и обещал Евн, все было готово к штурму. Разбитая на тысячи, сотни и десятки армия рабов, ощетинясь обнаженными мечами, пиками и копьями, сверкая римскими щитами, вытянулась на всем протяжении стен Мессаны.
Прот попал в декурию к угрюмому бородачу испанцу. Чувствуя рядом напряженное плечо Фрака, он благодарил Афину за то, что она не разлучила его с этим умелым воином, и до боли в пальцах сжимал выданный ему короткий римский меч.
«Ну что же они медлят! — клял он разъезжавших на горячих лошадях тысячников, позабыв про обещанный Фемистоклом спектакль, в котором играет сам царь. — Так мы не возьмем этой Мессаны и до вечера!»
Неожиданно по рядам воинов пронесся гул, взгляды всех устремились вправо.
Прот повернул голову и увидел, как от царского шатра отделилась высокая — в два человеческих роста — фигура, одетая в грубый хитон раба. Прыгающей походкой великан не спеша прошел перед строем и остановился перед центральной башней крепости, не доходя до нее на полет стрелы.
— Эй, вы, господа Мессаны! — громко крикнул он, и Прот сразу узнал этот, срывающийся на самых высоких нотах, голос. — Хорошо ли вам слышно меня? А?! Что ж вы тогда не требуете, чтобы я, раб, кланялся вам? Почему не прикажете схватить меня и отдать на пытку?!
По строю пронесся смех, усиливающийся с каждой минутой. Великан повернулся к армии, и Прот увидел, что это, действительно, сам Евн, только стоящий на высоких ходулях.
Царь снова обратил свое лицо к Мессане и закричал еще громче:
— Ну, что же вы? Вот он я, берите меня! Бейте, пытайте! О-о, вы большие мастера этого! Идите же ко мне! — издевался он над приготовившимися к своему последнему часу защитниками крепости. — Ведь вы, кажется, называете нас беглецами? О, нет, господа! Ошибаетесь! Это вы теперь, а не мы беглецы! Вы, а не мы убежали в свою жалкую крепость, которая через полчаса будет наша! Вы скрылись от нашей мести, как трусливый заяц, которого изображаете на своих монетах!
Несколько стрел прочертили воздух и бессильно ткнулись в землю в нескольких шагах от Евна.
Царь презрительно плюнул в их сторону, сделал рукой неприличный жест, но в этот момент новая стрела, пущенная умелой рукой, очевидно, из тугого скифского или парфянского лука, упала прямо к его ногам.
Чудом не падая с ходулей, Евн проворно отшагнул назад и погрозил крепости кулаком:
— Не нравится? Погодите, сейчас мы еще вам наглядно покажем, что привело вас к бесславной гибели! — пообещал он и сделал знак людям, стоящим у царского шатра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73