https://wodolei.ru/catalog/vodonagrevateli/nakopitelnye-80/Ariston/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Хотя я и не ношу мужской косынки, но не уступлю иному мужчине. Я женщина честная! У меня хватит силы справиться с любым. Я могу повалить даже лошадь. Кому хочешь посмотрю в глаза, ведь я не какая-нибудь продажная девка, с которой стыдно показаться. С тех пор как я вышла за старшего У, и муравей не осмелятся в дом проникнуть, так как же после этого можно говорить о заборе и о собаке! Болтаешь всякие глупости и не думаешь, что говоришь. А ведь стоит лишнее слово оказать, как поднимутся пересуды.
– Ну раз вы так тверды, – засмеялся У Сун, – так чего лучше! Только бы слова у вас не расходились с делом. Нехорошо, когда на уме одно, а на словах другое! Я хорошенько запомню то, что вы сказали, а по сему случаю прошу вас выпить еще чашечку!
Однако женщина оттолкнула от себя вино и бросилась вниз, но на середине лестницы обернулась и крикнула:
– Раз уж вы такой мудрый и умный, так должно быть вам известно, что жена старшего брата все равно, как мать!.. Когда я выходила за У старшего, то даже не слышала, что у него есть младший брат! И откуда вы только взялись на мою голову! Не знаю, какой вы там родственник, но ведете себя как свекор! Вот уж несчастная моя доля-то! Прямо беда! – и рыдая, она сбежала вниз. Так разыграла эта женщина сцену негодования.
А братья, оставшись одни, выпили еще по нескольку чашек вина, и лишь после этого У Сун стал прощаться.
– Возвращайся, брат, поскорее! – сказал У старший. – Я буду ждать тебя! – и при этих словах из глаз его невольно покатились слезы. Заметив это, У Сун сказал:
– А ты, брат, пожалуй, можешь и совсем не торговать лепешками. Сиди себе дома и все, а на расходы я дам.
Когда братья спустились вниз и У Сун уже совсем собрался уходить, он снова обратился к У старшему:
– Так смотри же, брат, не забывай того, что я тебе сказал!
После этого У Сун со стражником возвратился в уездное управление и стал сбираться в дорогу.
На следующее утро, увязав свои вещи, У Сун пошел к начальнику уезда, а тот заранее распорядился, чтобы подали повозку, на которую и погрузили сундуки и корзины. Кроме того, для охраны он назначил двух дюжих воинов и еще двух преданных слуг, которым отдал все необходимые распоряжения. Придя в управление, У Сун простился с начальником уезда, проверил, все ли в порядке, подвесил сбоку саблю. И вот караван из пяти человек вслед за повозкой, покинув город Янгу, направился к Восточной столице.
Ну, а теперь рассказ пойдет о другом. Прежде всего надо сказать о том, что после ухода У Суна, брат его не менее четырех дней подряд должен был терпеть нападки и ругань жены. Но он молча сносил все это, решив твердо следовать советам брата. Теперь он ежедневно готовил лепешек наполовину меньше, чем прежде. Поэтому домой возвращался раньше и, едва опустив свою ношу на пол, тотчас же запирал дверь, опускал занавеску и остальное время сидел дома.
Подобное поведение старшего У выводило его жену из себя, и она. указывая на него пальцем, кричала:
– Ах ты, грязная тварь! Я и солнышка-то как следует не видела ты уж запираешь эту проклятую дверь! Скоро соседи станут говорить, что очень уж мы боимся злых духов. Наслушался дурацких речей своего братца, а сам не понимаешь, что этак все соседи над нами смеяться будут!
– Пусть себе смеются и думают, что хотят, – отвечал на это У старший, – брат мой говорил правильно, меньше будет сплетен.
– Фу ты, дурень бестолковый! – не унималась жена. – Или ты не мужчина, что сам себе не можешь быть хозяином, а только и знаешь, что других слушать.
– Пусть себе болтают, что хотят, а я верю только брату! – твердил У старший.
Прошло уже больше десяти дней после отъезда У Суна, а старший брат все так же поздно выходил из дому и рано возвращался, после чего неизменно закрывал дверь на засов. Поскандалив из-за этого несколько раз, жена постепенно привыкла и теперь стала сама запирать двери по возвращении мужа. Видя это, старший У был очень доволен и нередко думал про себя: «А ведь так-то оно и впрямь лучше».
Прошло еще несколько дней. Зима была на исходе, и на улице становилось все теплее. Жена У старшего привыкла снимать дверную занавеску перед приходом мужа. И в этот день, когда подошло время ему возвращаться, женщина взяла шест и, стоя на пороге, стала снимать занавеску. И надо же было, чтобы как раз в этот момент мимо их дверей проходил человек. Еще в старину люди говорили: «Без повода и пословицы не будет». Жена У не удержала в руках шест, он выскользнул у нее из рук и упал прямо на голову прохожего. Тот остановился и уже готов был разразиться бранью, когда, обернувшись, увидел смазливую бабенку. Весь гнев его словно на остров Яву улетел, прохожий тут же растаял и приятно осклабился. Женщина, убедившись, что на нее не сердятся, сложила ладони рук и отвесила почтительный поклон, говоря:
– У меня выскользнул из рук шест, и я, верно, больно ударила вас?
Прохожий, поправляя на голове косынку, в свою очередь поклонился ей и сказал:
– Пустяки! Ведь вы же нечаянно!
Все это наблюдала соседка супругов У, старая Ван, которая стояла за занавеской у дверей своей чайной.
– А кто заставляет вас, уважаемый господин, ходить у чужих дверей, – крикнула она, смеясь. – Поделом вам!
– Да, разумеется, это моя вина, – отвечал незнакомец, – зря огорчил вас. Уж вы на меня не сердитесь.
– Это вы, господин, извините меня, – с улыбкой ответила жена старшего У.
– Смею ли я на вас сердиться! – возразил тот, низко кланяясь и пожирая женщину глазами. Затем, выпятив грудь, он пошел дальше своей вихлявой походкой, беспрерывно оглядываясь. Жена У сняла занавеску, заперла дверь и стала дожидаться мужа.
Вы спросите, кто же такой был этот прохожий и где он жил. А происходит этот человек из семьи разорявшихся богатеев города Янгу. На улице против уездного управления он держал лавку, в которой торговал лекарственными снадобьями. Человек этот еще с малых лет был нечестным. Учился он кулачному бою и немного фехтованию. А когда ему повезло и он разбогател, то стал заниматься кое-какими общественными делами, выступал посредником между тяжущимися сторонами. С людьми он вел себя нагло, постоянно якшался с чиновниками, и потому все в городе побаивались его и старались держаться от него подальше. Фамилия у него была двойная – Си-Мынь, а имя Цин, а так как он был в семье старшим сыном, то его еще звали Си-Мынь старший. Но когда он разбогател, все стали называть его – почтенный господин Си-Мынь.
В тот же день Си-Мынь Цин зашел в чайную старухи Ван и уселся.
– Уж больно вы тут почтительно раскланивались, уважаемый господин! – хихикнула старая Ван.
– Подите-ка сюда, мамаша, – также со смехом отозвался Си-Мынь Цин, – я хочу кое о чем спросить вас. Чья жена эта бабочка, ваша соседка?
– Это младшая сестра самого властителя ада, дочь злого духа, – ответила старая Ван. – А что это вы заинтересовались ею?
– Оставьте свои шутки! Я говорю серьезно, – сказал Си-Мынь Цин.
– Да разве вы не знаете ее мужа? – отвечала старая Ван. – Он торгует разными кушаньями возле уездного управления.
– Так, значит, она жена Сюй-саня, что торгует пирожками с финиковой начинкой? – спросил Си-Мынь Цин.
– Да нет же, – сказала старая Ван. – Если бы он был ее мужем, пара была бы хоть куда. Ну-ка, попробуйте угадать.
– Тогда, быть может, это жена Ли – Серебряное коромысло? – продолжал спрашивать Си-Мынь Цин.
– Тоже нет, – ответила Ван. – И он был бы ей подходящей парой.
– Так неужели это жена Лу с татуированными руками? – спросил Си-Мынь Цин.
– Опять же нет, – отозвалась старуха. – Если бы он был ей муж, то пара была бы не плоха. А еще кто?
– Ну, мамаша, – сказал Си-Мынь Цин, – вижу, мне не отгадать.
– Если я скажу вам, кто ее муж, – смеялась старая Ван, – уважаемый господин станет смеяться. Ее муж продавец лепешек – У старший.
Услышав это, Си-Мынь Цин от удивления чуть не свалился и, смеясь, спросил:
– Тот, которого называют Корявым сморчком?
– Он самый, – подтвердила старуха.
Тогда Си-Мынь Цин с досадой сказал:
– Каким же образом такой лакомый кусок баранины попал в рот этому плюгавому псу?
– Да так как-то вышло. Еще в старину люди говаривали: «Бывает, что на породистой лошади ездит простак, а с умной женой спит дурак». Не иначе, как самому богу было угодно сочетать их.
– Сколько я вам должен за чай, матушка Ван? – спросил Си-Мынь Цин.
– Да пустяки, потом сочтемся, – сказала старуха.
– А с кем уехал ваш сын? – продолжал расспрашивать Си-Мынь Цин.
– Да я и сама толком не знаю, – ответила она. – Он отправился с каким-то купцом в Хуачжоу и до сих пор не вернулся. Уж и не знаю, жив ли он.
– А почему бы вам не послать его ко мне? – спросил Си-Мынь Цин.
– Да если бы вы дали ему работу, это было бы просто замечательно! – подхватила старуха.
– Так вот, когда он вернется, мы еще потолкуем об этом, – сказал Си-Мынь Цин и, поболтав еще немного, поблагодарил хозяйку и ушел.
Однако не прошло и половины стражи, как он снова вернулся и присел у дверей чайной, наблюдая за домом У старшего. Увидев его, старая Ван вышла и предложила ему сливового отвару.
– Ладно, неси, – сказал Си-Мынь Цин, – только прибавь для кислоты побольше сливового цвета.
Приготовив отвар, старая Ван почтительно поднесла его Си-Мынь Цину. Выпив чашку до дна, Си-Мынь Цин поставил ее на стол и сказал:
– Славный отвар, мамаша Ван. А много его у вас?
– Я всю жизнь занимаюсь сватовством, – ответила, смеясь, старая Ван, – только зачем же это делать у себя в комнате?
– Да я вас о сливовом отваре спрашиваю, а вы мне о сватовстве, – сказал Си-Мынь Цин. – Это разные вещи!
– А мне послышалось, что вы хвалите меня за сватовство, – сказала старая Ван.
– Дорогая мамаша, – сказал тогда Си-Мынь Цин. – Раз уж вы занимаетесь сватовством, то помогите и мне в этом деле. Я хорошо отблагодарю вас.
_ Уважаемый господин, – отвечала старуха, – если об этом узнает ваша супруга, она таких затрещин мне надает, что я света не взвижу.
– Ничего, жена у меня добрая, – сказал Си-Мынь Цин. – Она легко уживается с людьми, и в доме у меня немало женщин, но ни одна из них мне не пришлась по вкусу. Если же вы знаете какую-нибудь женщину, чтоб была мне по душе, не бойтесь прийти и сказать мне об этом. Можно даже замужнюю, лишь бы она мне понравилась.
– Да вот на днях была у меня одна, вполне подходящая, только вряд ли бы вы согласились взять ее, – отвечала старая Ван.
– Так если она хороша, приведите ее ко мне, – сказал Си-Мынь Цин, – а за благодарностью дело не станет.
– Она превосходная женщина, – сказала Ван, – только вот лет ей многовато.
– Ну, если разница в год или два, это пустяки, – заметил Си-Мынь Цин. – Сколько же ей лет? – поинтересовался он.
– Она родилась под знаком тигра, – отвечала Ван, – и на новый год ей как раз исполнится девяносто три года.
– Совсем рехнулась старая! – захохотал Си-Мынь Цин. – Тебе бы все только шуточки шутить, – и, продолжая смеяться, он поднялся и ушел.
Но, когда стемнело и старая Ван зажгла лампу, собираясь запирать двери, Си-Мынь Цин снова вошел к ней. Он уселся на табуретку и, повернувшись к дому У старшего, глядел, не отрываясь.
– Может, вам подать сливового отвару? – спросила его старая Ван.
– Ладно, несите, – согласился Си-Мынь Цин. – Только сделайте послаще.
Старая Ван приготовила отвар и подала Си-Мынь Цину. Выпив чашку до дна и посидев еще немного, он поднялся и оказал:
– Подсчитайте, мамаша, сколько я вам должен, а завтра я уплачу за все сразу.
– Да не беспокойтесь, пожалуйста, – отвечала старуха. – Спокойной вам ночи, а завтра утречком приходите.
Си-Мынь Цин засмеялся и ушел, и в этот вечер ничего больше не произошло.
На следующий день, рано поутру, когда старая Ван отпирала двери своей чайной, она увидела, что по улице разгуливает Си-Мынь Цин. «Что-то больно нетерпелив этот парень! – подумала старуха Ван. – Помазала ему сахаром кончик носа, а языком-то он не может достать. Научился парень в уездном управлении выманивать деньги у народа, так хоть со мной пусть немного поделится».
Открыв двери, старая Ван развела огонь и только собралась было кипятить воду, как в чайную вошел Си-Мынь Цин и, сев у двери, стал глядеть на дом У старшего. Ван прикинулась, будто его не видит, продолжала раздувать огонь в очаге и даже не вышла предложить ему чаю.
– Мамаша! – позвал Си-Мынь Цин. – Подайте мне две чашки чаю!
– Ах, это вы, уважаемый господин! – отозвалась старая Ван. – Давненько не виделись с вами, – добавила она, смеясь. – Пожалуйста, присаживайтесь!
Затем она подала Си-Мынь Цину две чашки крепкого чаю с имбирем и поставила их на стол перед гостем.
– Выпейте со мной чашку, мамаша! – предложил Си-Мынь Цин.
– Да ведь не та я, с кем бы вы хотели посидеть, – захохотала старая Ван.
Си-Мынь Цин тоже рассмеялся, а потом спросил:
– Скажите, мамаша, а чем торгуют ваши соседи?
– Да всем понемногу – лапшой, горячим бульоном, острыми приправами.
– Ну и старуха! только и знает, что шутить, – засмеялся Си-Мынь Цин.
– И совсем я не шучу, – отвечала ему со смехом старая Ван. – У них в доме есть свой хозяин.
– Ну вот что, мамаша, – начал Си-Мынь Цин. – Я хочу поговорить с вами по серьезному. Если у них лепешки хорошие, я заказал бы штук пятьдесят. Только не знаю, дома ли хозяин?
– Коли вам нужны лепешки, – сказала старая Ван, – то обождите здесь и, когда он выйдет на улицу, купите у него. Зачем же для этого ходить на дом?
– Да, вы, пожалуй, правы, – согласился Си-Мынь Цин.
Выпив чаю и посидев еще немного, он, наконец, встал со словами:
– Подсчитали, мамаша, сколько я вам должен?
– Да вы не беспокойтесь об этом, – ответила она. – Ваш-то должок я крепко держу в памяти.
Си-Мынь Цин засмеялся и ушел. Оставшись одна в чайной, старая Ван принялась тайком подглядывать за ним из-за занавески и увидела, что Си-Мынь Цин разгуливает взад и вперед по улице, глаз не сводя с дома У старшего. Пройдясь этак раз восемь, он снова вернулся в чайную.
– Вы что-то редко заглядываете к нам, уважаемый господин! – встретила его старуха. – Давненько я вас не видела!
Си-Мынь Цин рассмеялся, пошарил в кармане и, вытащив два ляна серебра, передал их старухе со словами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87


А-П

П-Я