Когда отец исчез, ему было семь лет. Он до сих пор помнил отца, хотя и не был уверен, что это настоящие воспоминания, а не картины, возникшие у него в голове во время материнских рассказов. "Помнишь смешной маленький автомобиль, который ты сделал с папой? Вы приспособили к нему колеса от старого самоката". Да, он помнил автомобиль и колеса от самоката, но не помнил, как они с отцом его делали. И чем чаще Марта вспоминала эту и другие истории, надеясь, что они "приблизят" к нему отца, тем труднее мальчику было его представить. Ричарда одолевал стыд, но поделать он ничего не мог.Он взобрался на большой валун и замер, распластавшись на животе, как ящерица под солнцем. Ему хорошо была видна долина реки. Скоро сюда начнут съезжаться на уик-энд другие машины, и, когда стемнеет, все площадки для пикников будут заняты, а воздух наполнится запахом дыма от костров, жареного мяса и детскими криками. Но пока, кроме него, матери и Салли, никого не было. Они заняли лучшую площадку у самой воды. На ней росли самые высокие деревья, стояли лучшие скамейки и стол."Помнишь, как папа впервые привез нас сюда, Ричард? Мы отвлеклись буквально на минуту, а ты успел вскарабкаться до середины сосны. Папе пришлось лезть и снимать тебя". Он помнил, как карабкался на сосну и как его сняли. Он всегда ловко лазил по деревьям. Почему он не спустился сам? И, лежа на валуне, Ричард впервые в жизни подумал, что, возможно, материнские воспоминания немногим яснее, чем его, и она всего лишь притворяется, что они яркие и живые.Заслышав шум мотора, он поднял голову и вгляделся в дорогу. Через несколько минут на ней показался кремово-синий "форд-виктория" с мужчиной за рулем. Кроме него в машине никого не было. Не было в ней, или на ней, и походного снаряжения. Ричард отметил эти детали автоматически, прежде чем понял, что это за машина. Неделю назад она отъехала от их дома, когда он возвращался из бассейна, и, войдя на кухню, он увидел, что мать сидит бледная и молчит. Глава 14 Она заметила Куинна, когда он вылезал из машины, и сказала с деланной беспечностью Салли:– Пойди поиграй с Ричардом. Заодно соберите еще веток. Ужин будет готов через полчаса.Дочь посмотрела на приближавшегося Куинна.– Хочешь поговорить с ним одна, чтобы я вам не мешала?– Да.– О деньгах?– Может быть. Не знаю.Деньги, вернее отсутствие их, были ключевым словом в обиходе О'Горманов. Дети привыкли уважать его, и Салли без возражений отправилась на поиски Ричарда и сосновых веток.Марта ждала Куинна стоя, выпрямившись, как солдат перед неожиданно нагрянувшей комиссией.– Как вы меня нашли? Что вам надо?– Давайте назовем это дружеским визитом.– Нет уж, увольте. Мало того, что вы преследуете меня, вам еще понадобились мои дети?– Простите, что так получилось. Можно, я сяду, миссис О'Горман?– Садитесь, если хотите.Он сел на одну из скамеек, вкопанных перед деревянным столом, и после минутного колебания она уселась на другую, напротив, как бы соглашаясь заключить перемирие. Это напомнило Куинну, как они сидели в прошлый раз в больничном кафетерии. Тогда их тоже разделял стол, над которым, как и теперь, незримо витали вопросы, сомнения, обвинения, упреки. Куинн много бы дал, чтобы отвести или развеять их и начать все сначала. Но сидевшая напротив женщина смотрела на него с нескрываемой враждебностью.– Вы не обязаны отвечать на мои вопросы, миссис О'Горман, – устало сказал он. – У меня нет официальных оснований задавать их вам.– Я знаю.– Вы даже можете выгнать меня отсюда.– Это собственность штата, – сказала она, пожав плечами, – вы имеете право остановиться здесь, как и любой другой человек.– Вам тут нравится?– Мы ездим сюда много лет, с тех пор как родилась Салли."Вот оно что, – подумал Куинн. – Значит, она стала бывать на Гремучей еще до исчезновения О'Гормана. Значит, это семейная традиция и она упрямо следует ей, чтобы легче было удержать рядом с собой и детьми образ незабвенного мужа".– Стало быть, мистер О'Горман хорошо знал эти края?– Он знал реку, точнее, обе реки, как свои пять пальцев, – с вызовом ответила Марта."Я знаю, что вы хотите сказать, – говорил ее взгляд. – Если О'Горман планировал свое исчезновение, он знал, где ему проще всего укрыться".– Вы ошибаетесь, – сказала она.– Да?– Моего мужа убили.– Неделю назад вы утверждали, и очень уверенно, что это был несчастный случай.– У меня появились основания думать иначе.– Какие основания, миссис О'Горман?– Не скажу, – коротко ответила она.– Почему, миссис О'Горман?– Я вам не доверяю. Потому что вы не верите мне.– Это не так, – сказал Куинн после недолгого молчания.Она встала и, подойдя к грилю, сняла с него обуглившуюся свинину.– Простите, из-за меня у" вас пропал ужин, – сказал Куинн.– Ничего страшного, – ответила она. – Ричард, как и его отец, предпочитает есть горелое мясо. Так ему легче... легче не думать, каким образом его добывают. Он очень любит животных. Патрик их тоже любил.– Значит, теперь вы уверены, что ваш муж мертв?– Я в этом всегда была уверена. Но не знала, как он погиб.– А теперь знаете?– Да.– То есть в течение последней недели у вас появились основания считать, что его убили?– Да.– Вы сообщили об этом властям?– Нет. – Глаза ее сверкнули. – И не собираюсь этого делать. Мне и моим детям пришлось слишком много пережить. Дело О'Гормана закрыто навсегда.– Несмотря на то, что у вас есть документ, позволяющий начать расследование заново?– Почему вы так думаете?– Потому что видел сегодня миссис Хейвуд. А она подслушивает чужие телефонные разговоры.– Понятно.– Это все, что вы хотите сказать?– Да.– Миссис О'Горман, если у вас есть доказательство, что ваш муж убит, вы обязаны сообщить полиции.– Обязана? – с иронией переспросила она. – Жаль, что я не подумала об этом, прежде чем сожгла его.– Вы сожгли письмо?– Да.– Почему?– Мы с мистером Хейвудом решили, что так будет лучше.– "Мы с мистером Хейвудом", – повторил Куинн. – И давно вы спрашиваете у Джорджа советы?– Разве вас это касается, мистер Куинн?– В каком-то смысле да.– В каком же?– Хочу побольше узнать о сопернике, потому что я к вам тоже неравнодушен.Она саркастически хмыкнула.– Благодарю, мистер Куинн.– По крайней мере, я вас развеселил.– Нет. Напрасно вы меня считаете наивной и падкой на лесть. Неужели вы думали, что я настолько глупа? Неужели вы думали, что я...– Перестаньте, – твердо сказал он.Она замолчала от удивления.– Мое дело сказать, миссис О'Горман. Можете не верить, можете возмущаться, сути дела это не меняет. Если хотите – забудьте.– Давайте забудем оба... Итак... О чем мы говорили?.. Вы непредсказуемый человек, мистер Куинн.– Непредсказуемых людей нет, – отозвался Куинн. – Надо просто подумать немного и предсказать.– Пожалуйста, не будем говорить о себе... Честно говоря, вы меня сбили с толку, и я теперь не знаю, что делать.– Только не ходите за советом к Джорджу. Он вам не помощник. Это была его идея – сжечь письмо?– Нет, моя. Он согласился, потому что считал письмо розыгрышем или злой шуткой. Он его не воспринял так серьезно, как я.– Кто его написал, миссис О'Горман?Она подставила лицо солнечным лучам и на секунду зажмурилась.– Подписи не было, а почерка я не узнала. Оно было от человека, который утверждал, что убил моего мужа пять лет назад, в феврале.Куинн знал, что, если он скажет хотя бы одно слово сочувствия, она разрыдается.– Откуда оно было отправлено? – спросил он.– Из Эванстоуна, штат Иллинойс.– А содержание?– Этот человек писал, что у него рак легких, он недавно об этом узнал и перед смертью хотел бы очиститься от греха.– Он описал, как произошло убийство?– Да.– И указал причину?– Да.– Почему он это сделал?Она снова зажмурилась, теперь страдальчески, и медленно покачала головой.– Не могу... Я не могу вам сказать. Мне стыдно.– Но вам не было стыдно показывать письмо Джорджу Хейвуду?– Мне был необходим совет опытного человека.– Джон Ронда тоже опытный человек и к тому же – ваш друг.– И к тому же, – с иронией сказала она, – редактор местной газеты и неисправимый болтун. В отличие от него мистер Хейвуд умеет держать язык за зубами. Я не сомневаюсь в его порядочности. Кроме того, мистер Хейвуд знал моего мужа и мог... мог... дать оценку обвинению, которое против него выдвигалось.– Этот человек обвинял вашего мужа?!– Да. В ужасном поступке... Я ему, конечно, не поверила. Никакая жена не поверила бы такому о своем муже, и все-таки...Голос ее, который и так уже перешел в шепот, угас окончательно.– Вы поверили, миссис О'Горман?– Видит Бог, я не хотела. Но довольно долгое время перед смертью мужа я чувствовала что-то темное между нами, хотя и притворялась, что все в порядке. У меня не было сил зажечь свет и посмотреть, что в этой темноте. А когда я получила письмо, то свет зажегся, – Она потерла глаза, словно пыталась стереть воспоминания. – Мне стало так страшно, что я позвонила Джорджу Хейвуду. Не стоило этого делать, но я была в панике. Я должна была поговорить с человеком, который знал Патрика и работал с ним. С мужчиной. Мне непременно нужно было спросить у мужчины...– Почему?Она горько усмехнулась.– Женщин легко обмануть, даже умных. Особенно умных, наверное. Мистер Хейвуд приехал немедленно. К тому времени я, кажется, уже двух слов связать была не в состоянии. Он вел себя очень спокойно, хотя тоже был взволнован.– Как он отнесся к письму?– Сказал, что его нельзя принимать всерьез. После каждого убийства находится душевнобольной, утверждающий, что его совершил он. Он, конечно, прав, но в письме было что-то до ужаса настоящее и горькое. И если человек, который его послал, сумасшедший, то болезнь не отразилась на его памяти – все детали сошлись – и на способности излагать мысль на бумаге.– Так часто бывает.– Я не исключила возможности, что Патрик жив и сам его написал. Но тогда получается слишком много расхождений. Во-первых, это не его стиль. Во-вторых, на конверте было написано: Калифорния, Чикото, миссис Патрик О'Горман. Не мог же он забыть название улицы и номер дома! В-третьих, почерк не его. Патрик был левша и писал с сильным наклоном влево, а в письме наклон вправо, и почерк неустоявшийся, как у школьника. Но самое главное – Патрик не мог обвинить себя в этом. Никакой мужчина не написал бы такого о себе.– Этот человек утверждал, что хорошо знал вашего мужа?– Нет. Он его в тот вечер видел впервые. Бродяжничал, жил на реке. Когда началась буря, решил укрыться в Бейкерсфилде, это дальше по дороге. Вышел на шоссе и стал голосовать, и Патрик посадил его, а потом... Нет, нет, не верю!Но Куинн знал, что она верит, и никакие слезы не в состоянии этого смыть. Она плакала почти беззвучно, спрятав лицо в ладонях. Слезы просачивались между пальцами и стекали за обшлага холщовой куртки.– Миссис О'Горман, – сказал он, – Марта. Послушайте, Марта. Хейвуд, наверное, прав, это письмо садистская шутка.Она подняла голову и с отчаянием посмотрела на него.– За что меня можно так ненавидеть? – Ее голос дрожал от детской обиды.– Больной человек может возненавидеть любого, и без всякой причины. Каков был тон письма, что в нем главное?– Горечь и сожаление. И страх, страх смерти. И ненависть, но не ко мне, а к себе, за то, что он сделал, и к Патрику, за то, что он заставил его сделать.– Он обвинял вашего мужа в непристойных намерениях, вы это хотите сказать, Марта?– Да, – еле слышно выдохнула она.– Потому вы и сожгли письмо, вместо того чтобы передать его в полицию?– Я должна была его уничтожить ради детей, себя и... да, ради Патрика тоже. Неужели вы не понимаете?– Конечно, понимаю.– Если бы я пошла в полицию, то потеряла бы все, ничего не получив взамен. Я и так уже многое потеряла, но это моя личная потеря, и я справляюсь с ней только потому, что мои дети живут нормальной жизнью и имя Патрика осталось незапятнанным. Поэтому если вы сообщите о письме в полицию, я буду все отрицать, и мистер Хейвуд тоже. Он мне обещал. Письма не было.– Надеюсь, вы понимаете, какую ответственность берете на себя, скрывая улики тяжелейшего преступления?– Да, я знаю, что нарушила закон. Но меня это не волнует. Странно, я всегда была законопослушной, но в тот момент меня совершенно не трогала юридическая сторона дела. Если из-за меня убийца останется безнаказанным – Бог с ним. Зато не пострадают невинные люди. Правосудие и справедливость не всегда одно и то же. Или вы еще слишком молоды и мстительны, чтобы это понимать?– Не так уж я молод, – ответил Куинн. – И никогда не был мстительным.Она долго изучающе смотрела на него.– А по-моему, права я, – сказала она серьезно и с оттенком грусти.– Нет, – сказал он.– Вам бы, разумеется, хотелось, чтобы я побежала в полицию?– Нет, просто...– Хотелось бы, хотелось. Вы считаете, что если закон требует око за око, то столько и получается. Это не так. Простой арифметикой закон не довольствуется. Ему нужно уравнение, где одному оку соответствует множество чьих-то глаз, и если они живые – закону все равно. Так вот, эти глаза не будут принадлежать мне и моим детям. Если понадобится, я поклянусь на десяти Библиях перед Верховным судом, что не получала никакого письма, касающегося смерти мужа.– И Джордж тоже поклянется?– Да.– Потому что любит вас?– Вы слишком романтично настроены, – холодно ответила она. – Надеюсь, это ненадолго. Нет, мистер Хейвуд в меня не влюблен. Он всего лишь пришел к тому же выводу, что и я. Чем бы ни было письмо – розыгрышем, как считает он, или правдой, как считаю я, – мы оба решили, что обнародовать его было бы безумием. И я его сожгла. Знаете, где? В печке на кухне, и пепел давно вылетел в трубу. Оно существует только в памяти моей, мистера Хейвуда и человека, который его написал.– Меня вы не считаете?– Нет, мистер Куинн. Вы его не видели и не можете быть уверены, что оно существовало. Вдруг я вас обманула?– Сомневаюсь.– Ах, если бы его не было! Если бы!..Порыв ветра унес окончание фразы, как пепел от письма. Она смотрела на Куинна, но не видела его, ее взгляд был сосредоточен на чем-то там, в прошлом.– Марта...– Пожалуйста, не называйте меня Мартой.– Это ваше имя.Она подняла голову.– Я миссис Патрик О'Горман.– Это было давно, Марта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30