Так, для поддержания светской беседы.Нанести визит решили ближе к вечеру, чтобы не отвлекать хозяйку от дел, которые та, возможно, запланировала на день.— Конечно, было бы приличнее сначала позвонить, — сказала бабушка. — Но у меня нет её номера, а с твоим отцом я с позавчерашнего дня не разговариваю. И потом, всегда есть риск, что по телефону от нас под каким-нибудь предлогом отделаются. Нездорова, занята, сию минуту должна убегать… Указать незваным гостям на дверь значительно труднее.«При условии, что хозяева дома», — мысленно добавила Людмила. И сглазила.Светлана Георгиевна позвонила в дверь квартиры, выходившую на ту же лестничную площадку, что и дверь Этой Твари. Чуткое Люсино ухо уловило слабый шорох, потом «глазок» потемнел и дрожащий голосок спросил:— Кто там?— Деточка, я знакомая твоей мамы. Маму зовут Лиза, правильно?— Да. Это она вас послала сюда? Подождите. — За дверью завозились, послышался металлический лязг, и в узкой щели, стянутой цепочкой, появилось детское лицо. Девочка выглядела лет на десять-одиннадцать. Худенькая, бледная, с толстой тёмной косой. Темно-серые глазищи смотрели на Светлану Георгиевну с отчаянной надеждой и страхом одновременно. — Вы пришли от мамы?— Нет, к маме. А что, с ней что-нибудь случилось? Она в больнице, да?Надежда в детских глазах погасла.— Не знаю. Она пропала. Мы с папой уехали в гости к бабушке с дедушкой, а мама осталась дома ухаживать за дядей Петей, тетиириным мужем. Когда тётю Иру сбила машина, у него не выдержало сердце и его увезли в больницу. Но дядя Петя оттуда сбежал, потому что беспокоился за Микки — их с тётей Ирой сынишку. И мама сказала, что не поедет на день рождения к дедушке, потому что за ними нужно приглядывать. А потом пропала. Мы с папой вернулись, а её нет. Только записка на столе: «Мне срочно нужно уехать, потом все объясню». Но она не собиралась никуда уезжать! — с отчаяньем закончила девочка и заплакала.— Погоди, котёнок, — ласково сказала Светлана Георгиевна. — Не плачь. Тебя как зовут?— Рита. А вас?— Меня — тётя Света, а это Люся. Ну что ты сырость разводишь, Ритуля? Я понимаю, ты тревожишься за маму, но она же оставила записку! Значит, с ней было все в порядке, когда она уезжала. А вы с папой не спрашивали дядю Петю, она не разговаривала с ним перед отъездом?— Дядя Петя тоже пропал. И Мишутка. Папа обзвонил все больницы, но их нигде нет. А в милиции ему сказали: «Беспокоиться рано. Тем более, раз есть записка».— Вот видишь! — воскликнула Светлана Георгиевна фальшиво-бодрым тоном. — В милиции знают, что говорят. Вот увидишь, все будет хорошо. Мало ли куда могла уехать ваша мама! Вдруг в ваше отсутствие дяде Пете позвонили и сказали, что тяжело заболел кто-нибудь из родственников? Ему пришлось срочно ехать, а мама не могла отпустить их с Мишуткой вдвоём, потому что дядя Петя и сам болеет.— У дяди Пети нет родственников, — мрачно сообщила Рита.— Ну, кто-нибудь из близких друзей.— Но мама могла бы позвонить оттуда!— А если там нет телефона? Может, этот друг живёт в какой-нибудь глухой деревне.Серые глазищи вновь осветились надеждой.— Вы правда так думаете? Или просто хотите меня успокоить?— Ну конечно, я хочу тебя успокоить, Ритуля, но это вовсе не значит, что я обманываю. Подумай сама: такой вариант вероятен ничуть не меньше, чем все те ужасы, которые ты себе представляешь. И даже больше. Если бы с твоей мамой случилось что-нибудь плохое, вам бы давно сообщили. Знаешь такую пословицу: «У дурных вестей длинные ноги»?Девочка повеселела, но тут же и сникла.— Папа говорит, что иногда людей привозят в больницы без сознания и без документов. Тогда родственникам ничего не сообщают, потому что не знают, как их найти. Он сам теперь ездит по больницам, ищет маму.— Нельзя быть такой пессимисткой, Маргарита. Ты же знаешь: мама пропала вместе с дядей Петей и Мишуткой. Не могли же они все втроём попасть в больницу без документов и без сознания!Бледное личико разгладилось.— Да, наверно. А дядю Петю тоже все ищут. К нам милиционер приходил, потом ещё мужчина и женщина с его работы.— Когда они приходили? — заинтересовалась Светлана Георгиевна.— Милиционер в четверг, когда мама пропала. А мужчина и женщина — вчера.— А ты не знаешь, где дядя Петя работает?— Не знаю. Наверно, в какой-нибудь газете. Он журналист.— Ну что, Маргарита, я тебя убедила, что все обойдётся? — спросила Светлана Георгиевна жизнерадостно. — Могу я попросить тебя кое о чем? — Она открыла сумочку, достала ручку и отрывной блокнот и нацарапала на листке свои имя, отчество и номер телефона. — Когда мама найдётся, попроси её позвонить мне. Или позвони сама, если будут какие-нибудь известия о пропавших. Вот мой телефон. Не забудешь?Рита взяла листок и кивнула.— Не забуду. Спасибо вам.— Не за что, котёнок. Гляди веселей. Надеюсь, скоро мы с тобой увидимся, и ты сама посмеёшься над своими страхами.Но когда девочка закрыла дверь, жизнерадостности у Светланы Георгиевны значительно поубавилось.— Не нравится мне все это, — мрачно заметила она, когда они с Людмилой вышли из лифта. — Знаешь, Люсенька, я вчера посчитала и получилось, что за последние семь лет Таисья зарабатывала в среднем что-то около четырех тысяч. Сначала меньше, потом больше. Приблизительно тысячу — тоже в среднем — она переводила тебе. Остаётся три. При своей нищенской психологии едва ли она тратила больше пятисот долларов. Ну ладно, пусть будет тысяча. Две тысячи в месяц — это двадцать четыре тысячи в год. Округлим до двадцати пяти. За семь лет получается сто семьдесят пять тысяч. Вряд ли она их прятала в матрац. У твоей матери не было сердца и совести, но мозги у неё работали получше иного вычислительного центра. Не удивлюсь, если она играла на бирже и удвоила, а то и утроила свой капитал. И теперь это ТВОЙ капитал — по крайней мере, наполовину. С точки зрения закона, этот «дядя Петя» ей никакой не муж, а значит, претендовать на свою долю не может. Его исчезновение выглядит в высшей степени подозрительно. Что, если он решил не делиться с тобой, законной наследницей? Прикарманил все акции, облигации или в чем там Таисья держала капитал, собрал вещички и навострил лыжи куда-нибудь за границу. А тут нагрянула Елизавета и застигла его в дверях с чемоданом. Наверное, он попытался запудрить ей мозги, но она женщина неглупая, сообразила, что к чему. Или… Господи! Я все поняла! Этот тип сам убил твою мать, чтобы завладеть её деньгами! А Елизавета, увидев его с чемоданом, обо всем догадалась. Ему пришлось срочно от неё избавляться. Бросил труп в квартире, запер дверь и помчался с ребёнком в аэропорт. А может, и ребёнка… Нет, сын ему нужен, он же наследник. Вряд ли Таисья оформила свои акции-облигации на имя сожителя. — Тут Светлана Георгиевна остановилась и, не обращая внимания на лощёного дядьку, который курил у машины в двух метрах от них, заголосила: — Нужно что-то делать, Люсенька! Ты понимаешь, какие деньги от тебя уплывают?! Сейчас же идём в милицию!Людмиле показалось, что внутри у неё что-то лопнуло, и она впервые за много лет сорвалась по настоящему.— Ты совсем сбрендила на старости лет?! — заорала она прямо в изумлённую физиономию Светланы Георгиевны. — Бразильских сериалов насмотрелась? Бешеные деньги, убийства, наследство! И с этим бредом ты собираешься заявиться в милицию? Давай, бог в помощь! Посмотрим, сколько они выдержат, прежде чем упекут тебя в психушник! Только я краснеть за тебя не собираюсь и участвовать в твоём шоу не намерена. И вообще, ты у меня уже в печёнках сидишь со своими идиотскими фантазиями и прожектами!С этими словами Людмила резко развернулась и со всех ног побежала от бабки прочь.— Люся! Остановись немедленно! — кричала бабушка, но внучка продолжала нестись вперёд, не разбирая дороги.Впереди затормозила машина, водитель вылез из салона и встал у неё на пути.— Что случилось, девушка?— Уйди, козёл! — рявкнула Людмила и попыталась его оттолкнуть.Не тут-то было! Дядька одной рукой захватил оба её запястья и стиснул их, словно стальным обручем, а другой нырнул во внутренний карман пальто и извлёк какие-то «корочки».— Спокойно, милочка! Милиция.Людмила лягалась и извивалась всем телом, пытаясь освободиться.— Пустите! Я все равно ничего не вижу! С тем же успехом вы можете подсунуть мне пенсионное удостоверение!— Тогда сядем в машину. Я включу свет.И он, не обращая внимания на отчаянное сопротивление, открыл дверцу, пролез на водительское место и втащил девушку за собой. Пока она, вчитываясь в прыгающие буквы, уясняла себе, что имеет дело с майором МВД Устиновым Игорем Юрьевичем, тот перегнулся через неё и заблокировал дверцу. Это движение испугало Людмилу. Она внимательно посмотрела на холёное лицо дядьки, на его щегольское пальто и дёрнулась к кнопке блокировки.— Выпустите меня! Не из какой вы не из милиции! Менты так не одеваются!Предполагаемый майор потянулся и легко оторвал её руку от дверцы. Пока Людмила сражалась с ним, что-то укололо её в шею немного пониже уха. Она вскинула руку, но не успела донести её до места укола, как отключилась. 18 Эдик играл отчаяние. Точнее, не так — он его воплощал. То сидел каменным изваянием, понурив голову и запустив обе пятерни во всклокоченную шевелюру, то метался по комнате, бормоча: «Кто?! Кто из троих? С этими, мать их, алиби мы ни в жизнь его не прижучим…» Лиска, потрясённая до глубины души смертной мукой, плескавшейся в бездонных чёрных очах, пыталась, как могла, утешить страдальца. А Надежда играла с Мишуткой. Она понимала, что этот драматический накал страстей по большей части адресован ей (Эдик всегда высоко ценил её мозги), но ничего не могла с собой поделать. Оглашая квартиру совершенно неприличным в данных обстоятельствах счастливым смехом, они с малышом ползали наперегонки по ковру, носились друг за другом по комнатам, прячась по углам и неожиданно выскакивая из-за засады и швырялись вышитой «думочкой», которую Мишутке выделили в подушки.В конце концов Эдик смертельно обиделся и закрылся в своей комнате, красноречиво хлопнув дверью. Лиска переживала, но безудержное веселье счастливой парочки было таким заразительным, что губы её против воли складывались то и дело в улыбку — в пику озабоченно нахмуренному лбу. Немного погодя губы одержали окончательную победу, и Лиска включилась в игру. Потом вся троица утомилась, Надежда вручила Мишутке кипу ярких женских журналов, ножницы с тупыми закруглёнными концами и предложила Лиске выпить чаю. Эдика она тоже позвала, но тот не собирался так легко прощать отступницу, и буркнул в ответ что-то гордо-отрицательное.— Вы отлично поладили, — заметила Лиска, наблюдая за Мишуткой, который увлечённо терзал ножницами глянцевое великолепие. — Смотрю на вас и не пойму, кому эти лихие скачки доставляют больше удовольствия — тебе или Микки. Можно задать нескромный вопрос?
— Почему я не обзавелась собственным Микки? — попробовала угадать Надежда.И не угадала.— Почему вы с Эдиком не вместе?— Это было бы затруднительно, — усмехнулась Надя. — У нас в стране полигамия не в почёте.— Извини, — примирительно сказала Лиска. — Близкие вечно ругают меня за привычку совать нос не в своё дело. Не хочешь, не отвечай.Надежда внимательно посмотрела на свою визави. А девочка-то, оказывается, непроста. Вряд ли Вязников рассказывал ей свою биографию; Надежда готова была поспорить на любую разумную сумму, что до позавчерашнего вечера эти двое виделись от силы пару раз, и то мимолётно. А потом они все время были у неё на глазах — вчерашний вечер и половина ночи не в счёт, в этом интервале Эдик с Лиской могли общаться разве что телепатически. В обществе Лиски (как, впрочем, и вне его) манеры Надежды и Эдика, каждый их жест, каждое слово, обращённое друг к другу, просто кричали о проверенной годами и невзгодами дружбе, не отягощённой никакими романтическими изысками вроде тайной безнадёжной влюблённости или тайного же взаимного влечения. И тем не менее эта пионерка с бесхитростным пламенным взором сумела угадать подводное течение в таких, казалось бы, спокойных водах.«Да, недооценила я тебя, — думала Надежда, изучая неправильное Лискино лицо. — Купилась на ясные глазища, а лоб как-то упустила из виду. Между тем, такие шишки и этот горный хребет посередине ну никак не могут принадлежать простушке». И она вдруг ощутила острый укол зависти к Ирен. Как-то так вышло, что у Надежды за всю жизнь никогда не было подруги. Были поклонники, были друзья, Эдик и Сашка, были хорошие приятельницы, а подругой она не обзавелась. С приятельницами Надежда поддерживала самые тёплые отношения, но ничего глубоко личного им не поверяла. И не только приятельницам, вообще никому. Разве у весёлого беспечного создания бывают сердечные тайны и душевные переживания? А Надежда старательно лепила образ именно легкомысленный и внимательно следила, чтобы ни одна деталь из него не выбивалась. Если бы она однажды вдруг решила излить кому-нибудь душу, у выбранного конфидента наверняка случилось бы умственное затмение, и по зрелом размышлении он решил бы, что исповедь ему пригрезилась.Все мы ценим не собственно близких, а то представление, которое у нас о них сложилось, и разбивать это представление — непростительная жестокость. Так уж получается: сначала мы навязываем окружающим выбранный для себя образ, а потом они не позволяют нам от него отказаться. Человек взрослеет, умнеет, меняется, прежнее амплуа становится ему тесно, но окружение упорно загоняет его в старые рамки. Сломать их можно, только сменив окружение. Вот и рвутся старые связи, отдаляются друзья юности, распадаются браки. Или создатель образа устаёт бороться, закостеневает в напяленных когда-то доспехах, срастается с личиной.Но некоторые везунчики избегают и того, и другого. У них есть друзья, готовые мириться с эволюцией образа. По-настоящему близкие люди, допущенные в самые глубокие тайники души. Как правило, одноимённого пола — различие в психологии мужчин и женщин мешает полному пониманию.Лиска с Ирен дружили с детства, и, по-видимому, их связывали именно такие отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43