— Вы очень высокий.
Ева, не сводя с него взгляда, медленно опустилась в шпагате на пол.
— А так? — спросила она, глядя на него снизу. — А, мистер Акона?
— Так хорошо. — Он кивнул. — Завтра к семи утра в гараже у посольства. Осмотреть машину. Сегодня взять униформу.
— Да, мистер Акона.
Внизу, на первом этаже, она поинтересовалась в окошечке пропускного пункта, как звучит полное имя японца, который отбирал себе шофера.
— Что у него имя, а что фамилия? — спросила Ева, получив визитную карточку. С одной стороны карточка была на английском языке, с другой — на русском написано: «Мамацуи Акона Тиу».
Четверг, 10 июля, вечер

Ева стояла у длинного лимузина, расставив ноги и сложив руки за спиной. Униформой японец называл строгий черный костюм с белой блузкой, причем юбка — точно до середины коленной чашечки, обязательные чулки, туфли почти без каблуков, маленькую шапочку шофера и — при потливости рук — тонкие кожаные перчатки.
Лимузин ждал японца у казино. Недалеко от стеклянных дверей собрались кучкой другие шоферы и охранники, обсуждали Еву и похохатывали.
Ева тоскливо думала, что, если и сегодня японец уедет раньше, чем выйдет Дима Куницын, придется Диму пасти и попадаться на глаза в свободное от работы время, а времени было в обрез. Казино, два ресторана, массажный салон. Четыре места, где бывает и Дима Куницын.
Дима в этот вечер проиграл. Он выходил из стеклянных дверей, обдумывая, как выдернуть с валютного счета в Москве деньги, — это стало проблемой. Смутные времена, подумал Дима, зацепив взглядом стройную женскую фигуру, неспешно поднимающуюся по лестнице.
Женщина шла, опустив голову, занавесившись прямыми — до плеч — волосами. Она направлялась точно к группе обслуги. Оглядев веселые сытые лица мужчин, Ева остановилась на одном — отработанно небритом. Осмотрела стоящих рядом, словно прикидывая пути отступления, и спросила у небритого:
— Что ты сказал про меня?
Дима удивленно оглядел сзади ее точеную фигуру.
— Да ничего я не сказал, — давился хохотом небритый. — Я спросил! Куда, спросил, она этого японца конкретно засовывает?
— Ты шофер, и я шофер, — сказала Ева и завернула юбку как можно выше. — Мы ведь равны, так?
— Ка-а-анечно, о чем разговор!
— Тогда получи за оскорбление. — Ева чуть наклонилась в сторону и высоко выбросила ногу, ударив подошвой туфли небритого в лицо.
Небритый отлетел, размахивая руками, но на ногах устоял.
— Ах ты сука. — Он подходил к женщине, вытирая кровь с разбитой губы. Остальные замолчали и не вмешивались. — Ты будешь тут еще юбку задирать!
Ева подгадала, когда он отведет, замахиваясь, кулак, упала на руки и оттолкнула его, едва удержавшего равновесие, сильным выбросом обеих ног в живот. Это был ее любимый прием для показательных выступлений, потому что после удара она, прогнувшись, становилась на ноги и поднималась, не испачкав одежду.
Небритый закашлял, согнувшись пополам; его дружески поддержали. Дима, подняв брови, смотрел, как по-змеиному прогибается в воздухе тело женщины. Она встала на ноги, оправила юбку, спустилась со ступенек и стала у машины — ноги чуть расставлены, руки за спиной.
— Красиво, ничего не скажешь! — похвалил Дима, подходя поближе.
— Отвали, — процедила женщина сквозь зубы, не глядя на него. Дима удивленно смотрел на пухлый рот с чуть вздернутой верхней губой.
— Слушай, а где я мог тебя видеть? — Дима напряженно вглядывался в выступающие скулы, смелый разлет бровей — на полсантиметра от челки. — Ты на роликах на Горбе не каталась случайно?
Ева удивленно вскинула ресницы и нашла глаза Димы. Пробежала по его веселому лицу глазами, сердце стукнуло невпопад. Ей не надо было разыгрывать удивление, она действительно каталась на роликах на Горбе в десятом классе.
— Ну, каталась. — Словно в замешательстве Ева оглянулась.
— Что это ты пуганая такая? Конкуренция? Я тоже катался, ты похожа на одну девчонку, она постарше меня была, с косичками. — Дима провел у себя возле ушей указательными пальцами. — Закрутит вот так…
— А ты был?.. — Ева изобразила радость.
— А я в восьмом классе туда ходил. Нет, точно это ты. Неприступная хулиганка. Ты ведь тогда и на поезда ходила с ребятами.
— Ну, ходила. — Ева опустила глаза.
— Там еще парень сорвался, правильно? Из вашей компании!
— Слушай, как тебя?..
— Дима.
— Дима, мой японец идет. — Она натягивала перчатки на ободранные ладони.
— И куда вы сейчас?
— Я надеюсь, что домой в гараж. Хорошо бы попасть в метро до закрытия.
— Я поеду за тобой. Подхвачу. Скажешь или нет?
— Что?
— Свое имя.
Ева.
Пятница, 11 июля, полдень, а потом вечер

В небольшой дорогой забегаловке Ева и Дима Куницын наполняли разными салатами свои тарелки. Столики были заняты, гремела музыка, пришлось пристроиться у стойки бара.
— А ты давно шоферишь? — Дима, улыбаясь, смотрел, как женщина перед ним жадно поедает салаты, дергаясь под музыку. Он не знал, что можно так сексуально жевать.
— Не-а, четвертый день. Устала как собака. С шести до полуночи получается. Только в среду отпустил около восьми. Я еще посмотрю, что он заплатит в конце недели! Ты не представляешь, что мне пришлось устроить ему в кабинете, чтобы взяли меня.
— Я представляю. — Дима кивал, улыбаясь.
— Нет, представь, я ворвалась и говорю его секретарю-педику. Имею, говорю, преимущества перед сидящими в приемной мужиками. А он так скривился, как будто лягушку проглотил. Я ему все показала, что хотела. До сих пор, наверное, заикается. А то думают, если женщина пришла на работу наниматься, обязательно уложится под тебя!
— А где ты так наловчилась прыгать? — поинтересовался Дима, улыбаясь.
— А где я только не ловчилась. Поначалу в милиции работала, потом пряталась, но квалификацию не теряла. А ты после школы куда?
— В военное училище, потом перевелся в академию.
— Слушай, ты имеешь неплохой прикид, хорошо зарабатываешь?
— Не жалуюсь.
— А мне что только не приходилось делать. Не поверишь, меня даже в журнале голую снимали. Не улыбайся, детей-то кормить надо.
— Я не могу не улыбаться.
— А вообще так, подрабатываю по мелочам. Вон недавно друзья из органов вспомнили про меня, спасибо, и взяли на захват. Ничего, еще умею. Три выстрела за три секунды и точно в лоб. Ты что не ешь?
— Не хочется. — Дима ловил ее глаза своими.
— Можно я заберу вот этот, с крабами? Ой, слушай, пора. Ну что, до вечера?
— До вечера.
Она ушла, и улыбка Димы ушла вместе с нею.
Вечером Дима Куницын совершенно неожиданно для себя пригласил Еву в общежитие поиграть в рулетку.
Ева вышла из гаража в белом длинном платье в обтяжку. На левой стороне груди темнел причудливым пятном вышитый цветок. Она села к нему в машину, Дима вдохнул странный запах, как будто у него перед лицом провели засушенным букетом цветов.
— Закрой получше. — Он перегнулся через нее к дверце, вдохнул еще раз и определил, что это пахнут волосы.
— Я тоже все нюхаю, — улыбнулась Ева. — У тебя одеколон «Париж». А у меня волосы пахнут полынью, я их полынью полощу. А насчет общежития — это не будет очень уныло?
— Нет, вполне. Да мы недолго. Потом пойдем на второй акт в театр. На Викткжа пойдем.
— Почему на второй? — засмеялась Ева.
А первый не удался.
В общежитии Ева удивилась бутылке на полу.
— Целуемся? — спросила она весело.
— Стреляемся, — ответил ей щуплый очкарик и протянул выигравшему револьвер. Выигравший оторопел и брать оружие боялся.
— А что он должен делать с этой штукой? — поинтересовалась Ева, показывая на револьвер.
— Там три патрона. Русская рулетка.
— А это не опасно? — Она распахнула глаза, Дима спрятал улыбку. Ему совершенно расхотелось выкупать выстрел и устраивать показательное выступление.
Очкарик смотрел на Еву, как кролик на удава, и не сразу понимал, что она спрашивает. Голова его была почти вся выбрита, кроме волос спереди. Они торчали высоким разноцветным — розово-зеленым — клоком.
— Конечно, это опасно, но не опасней кирпича с крыши.
— Слушайте, так неинтересно. — Ева встала с пола, разминая ноги. Ей было неудобно сидеть Ё длинном платье. — Надо с завязанными глазами и поворачиваться вокруг себя. Дай сюда. Ой, тяжелый! Что выбираем? — Она оглянулась.
На полу сидели, приоткрыв рот и уставившись на нее, человек десять любителей поиграться. В комнате — кровати, столы и тумбочки.
— Часы — раз. — Она ткнула дулом в часы на тумбочке. — Картина — два, безвкусица. А три… Клок у тебя на голове — три. Стань спокойно и не двигайся. Завяжите мне глаза.
Ева повела плечами, расслабляясь. Еще раз осмотрела по очереди намеченные мишени, подмигнула очкарику и удивилась его спокойствию.
Когда ей завязали глаза, она постояла несколько секунд, потом подняла руку с револьвером и выстрелила в часы.
— Холостой, — сказала она, чуть наклонив голову набок, — я не могла не попасть.
Выстрелила второй раз, прицелившись в картину.
— Опять холостой.
Выстрелила третий раз. Очкарик завизжал тонко и схватился за лицо. Ева в ужасе сдернула повязку. Она смотрела, не веря, в залитое кровью лицо. Визжали две девушки, еще один парень, который был «не в курсе», ломился с белым лицом в дверь и не мог ее открыть — она открывалась в другую сторону. Очкарик перестал визжать, стал топать ногами и ругаться матом, крича, что завтра у него зачет. Остальные присутствующие молчали и смотрели на Еву. Она подошла к очкарику, мазнула у него пальцем по щеке, понюхала.
— Краска, — сказала она. — Ты же знал, чего же стоял, дурак, как истукан! Ведь два выстрела были вхолостую! Ты что, — спросила она шепотом, — отмороженный?
Дима Куницын хохотал так, что упал навзничь.
— Слушай, — сказала Ева на улице, беря его под руку, — если и твой театр вроде этой ерунды…
— Пошли, какая разница, спустимся в буфет пить шампанское.
— Ладно, пошли. А назавтра я тебя приглашаю оттянуться. Тебе понравится. Только оденься в спортивном стиле. Какой у тебя размер обуви, кстати?
— Сорок три, кстати. А у тебя?
— А тебе зачем? — хитро прищурилась Ева.
— Действительно. Мы разве не узнаем побольше друг о друге?
— А, ну тогда тридцать восемь.
— Можно я тебя покружу? — спросил вдруг Дима.
— Как это?
— Стань спиной. Закрой глаза. Представь, что ты летишь.
Дима завел руки Еве под мышки и закружил ее. Она болтала ногами и гудела.
— Ты кто была? — спросил он.
— Самолет.
— Завтра суббота. Давай встретимся с утра, я с утра уже буду в спортивном стиле.
Нет. Во-первых, у меня дела домашние, а во-вторых, мы сможем хорошенько оттянуться только в темноте.
Суббота, 12 июля, утро

Не просто утро, а четыре двадцать. Ева шарит в потемках, отыскивая телефон.
— Вы звоните в квартиру Евы Николаевны в четыре двадцать утра, ну и кто вы после этого? — пробормотала она в трубку.
— Мистер Акона Тиу, — сообщила трубка, — ждет вас через сорок минут на Воробьевых горах. Смотровая площадка.
Короткие гудки.
— Чтоб ты провалился, — шепчет Ева, одеваясь.
Мистер Акона Тиу, маленький и одинокий, стоит на смотровой площадке унылым божком на фоне светлеющего неба. К его руке наручником пристегнут черный чемоданчик.
Ева подходит, пряча руки в рукава свитера и натягивая пушистый ворот на лицо.
— Я буду видеть рассвет, — сказал он, повернувшись на ее шаги. Ева огляделась.
— Вы давно были на рассвете? — спросил мистер Акона.
— Недавно. Можно сказать, на днях. Сначала один рассвет, потом — через два часа — еще один рассвет.
Японец медленно кивнул, оставаясь невозмутимым.
— Вы же ничего не поняли, почему киваете? Японец посмотрел на Еву бесстрастно и поинтересовался:
— А что я должен?
— Ну, не знаю. Понять. Как я могла видеть сразу два рассвета?
— Вы могли лететь быстро на самолете, — сказал японец, подумав. — Я сразу понял.
— Извините, — пробормотала Ева.
— Сейчас будет. — Японец протянул свободную руку и показал на загоревшуюся полосу неба.
Дождавшись краешка солнца, мистер Акона Тиу повернулся и пошел к машине. Ева пошла за ним.
— Это не моя машина, — сказал он, показывая на ее «Москвич». Ева пожала плечами.
— Вы не в форме. — Он медленно оглядел Еву, задирая голову вверх. — Я вычту из вашего жалованья.
— Сегодня суббота, выходной. — Ева уговаривала себя не повышать голос.
— Разве вам не позвонили и не сказали приехать?
У Евы было два варианта. Дать японцу деньги, сказать, чтобы он тормознул такси, и уехать досыпать. Промолчать и отвезти его туда, куда скажет. Для интереса Ева решила промолчать. Она открыла дверцу, дождалась, пока мистер усядется, закрыла ее и села за руль.
Японец молчал. Ева нашла глазами грустную мордочку в зеркальце. Она вдруг почувствовала почти физически его страх и отчаяние. Вышла из машины, открыла багажник и достала сканирующий зонд с наушниками. Открыла заднюю дверцу.
— Я каждый день проверяю свою машину на предмет взрывчатки или электроники. Дайте ваш чемоданчик.
Японец, не поднимая глаз, перетащил чемоданчик с сиденья себе на колени. Ева надела наушники и провела зондом над чемоданчиком и над наручниками.
— Чисто, — сказала она. Убрала зонд, села за руль.
Солнце почти наполовину вылезло из-за земли, заливая косым оранжевым светом верхушки деревьев.
— Попробуем снять? — спросила она, не выдержав тишины.
Японец молчал.
Ева вздохнула, завела машину и поехала, вспоминая, где здесь ближайшая заправочная станция.
Парнишка на улице заправлял серебристый «мерседес» и неудержимо зевал. Ева затормозила, вышла из машины и прошла на станцию. В гараже с надписью «Авторемонт» двое мужчин торчали из-под приподнятого зада автомобиля одними ногами, в грязных джинсах и кроссовках.
— Ребята, — поинтересовалась Ева, — можете перешибить цепочку из хорошей стали?
— Это надо посмотреть, — сказал один, вылезая.
— Чего ее шибить, чикни отрезной машиной!
Ева вернулась к машине, открыла заднюю дверцу и предложила японцу выйти. Сначала ей показалось, что он умер, сидя с открытыми глазами. Потом, двигаясь медленно, мистер Акона Тиу вытащил ноги и вышел. Ева направляла его, взяв под руку. Он не смотрел по сторонам, только вдруг, словно очнувшись, поднимал к Еве усталое лицо, на котором в этот момент проскальзывало что-то вроде удивления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45