Доставка с сайт Водолей ру
Но те, кто ежедневно общался с королем, видел или слышал рассказы о его ребяческом, легкомысленном и недостойном поведении, были глубоко потрясены, ведь для средневекового человека почти непоколебимой была вера в наместника Бога на земле – короля. Начали распространяться слухи о том, что Эдуард был незаконнорожденным или же подменен в детстве. Начала быстро расти ненависть к фавориту и к непристойной страсти его господина. Говорили, что одного короля было достаточно, а трех – уже чрезмерно.
Хотя оппозиция молчала, требовалось только время и благоприятная возможность, чтобы противоречия обострились. Управление стало тираническим; никто не смел противостоять королевским желаниям, отмечал хронист из Малмсбери. Исполняя функции правосудия, Деспенсер совершал самые серьезные мирские преступления, характерные для средневековья, лишал наследства на землю незаконными способами, «не испрашивая согласия на то пэров этих земель». Осенью 1323 года с помощью своих друзей, опоивших тюремщиков, из Тауэра по веревочной лестнице сбежал один из самых опасных его врагов, Роджер Мортимер Уигморский, и затем нашел убежище во Франции. Примерно в это же время до Эдуарда дошел призыв от нового французского короля, Карла IV, требовавшего от английского короля принести оммаж за его фьефы Гасконь и Понтье. Как и раньше, сложность возникла из феодальных взаимоотношений, которые не являлись проблемой до того, как начали развиваться национальные чувства во Франции и Англии. Английский король не мог заставить себя признать, что его суверенитет над французскими провинциями, унаследованными от его предков, был менее абсолютным, чем над всем его королевством, а его французский кузен и его министры равно твердо решили расширить свое господство над всеми до сих пор независимыми фьефами, которые по географическому и языковому признакам были частью Франции.
После беседы со своим советом Эдуард добился шестимесячной отсрочки, упирая на то, что он не может спокойно покинуть свое королевство в его нынешнем нестабильном состоянии. Но к тому моменту, когда он должен был появиться в Амьене, чтобы принести оммаж, в Гаскони возникла ситуация, идентичная той, что привела к войне между Францией и Англией во время правления его отца. Зимой 1323-1324 годов, предав огню новый французский форт и повесив французского барристера за вторжение в свою юрисдикцию, сэр Ральф Бассет, английский сенешаль Гаскони, не ответил на призыв французского короля явиться в суд города Тулузы, чтобы держать ответ за свое нарушение норм права. Когда в июле 1324 года английский посол в Париже отказался выдать преступного сенешаля и попросил дальнейшей отсрочки принесения оммажа, французский король поступил так же, как и его отец тридцать лет назад, объявив Гасконь и Понтье конфискованными в соответствии с феодальным правом и послал армию в Ажене и другие районы герцогства. Французские каперы и слабость военно-морского флота помешали Эдуарду выслать подкрепление своим гарнизонам, поэтому все, что он мог сделать в своей бессильной ярости, – арестовать французских торговцев в Англии и освободить от своих обязанностей французских слуг своей жены. К сентябрю его сводный брат, граф Кента, был вынужден сдать Ла Реоль и согласиться на шестимесячное перемирие, чтобы спасти то, что осталось от Гаскони.
Супружескую жизнь Эдуарда и Изабеллы трудно назвать идиллической. Королева сильно переживала по поводу его страсти к Деспенсеру. Их взаимоотношения были так натянуты, что поговаривали даже, что «король носит нож в рукаве, чтобы убить королеву, и говорили, что если бы у него не было никакого оружия, он загрыз бы ее собственными зубами». Уволив ее придворных дам и поставив на их место жену своего фаворита, Эдуард окончательно испортил отношения с Изабеллой.
Но все же она была сестрой французского короля, поэтому Эдуард и Деспенсеры приняли предложение папского нунция послать ее во Францию, чтобы умолять о возвращении земель. Изабелла ухватилась за возможность спастись от своего унизительного положения. Однако все, чего она добилась, было продление перемирия до лета 1325 года. Таким образом, король Карл не только удерживал в своих руках Ажене в ожидании решения своего суда, но настаивал на личном присутствии Эдуарда или же его четырнадцатилетнего наследника при принесении оммажа за оставшуюся часть Гаскони. И так как, опасаясь за безопасность своего столь непопулярного фаворита, Эдуард не мог покинуть страну, молодой принц был послан во Францию, чтобы получить урезанный фьеф своего отца. Оттуда его мать отказалась отпустить его домой, тем самым бросив вызов Эдуарду и его министрам.
Поступив таким образом, королева положила начало мятежам в Англии. Все жаждали свергнуть Деспенсеров и все обратились против короля. В Понтефракте деревенские жители собрались у могилы Томаса Ланкастера, который спустя три года после своей неоплаканной смерти стал популярным мучеником; начали появляться слухи о чудесах, свершаемых у его мощей, и даже появились требования канонизировать графа. Даже больше чем алчность и деспотизм королевского фаворита, страну шокировала его безжалостность. В парламенте в конце года от имени «общины» представлялись жалобы на незаконное заключение в тюрьму, коррупцию, деспотические лесные законы и серьезные ошибки правосудия; особенно сильное негодование вызывал обычай оставлять тела повешенных мятежников на неограниченно долгое время без христианского погребения. В Париже изгнанники-англичане стекались ко двору королевы, среди них был и Роджер Мортимер, который вскоре стал не только ее советником, но и любовником. И хотя это вызвало такой скандал, что после протеста со стороны папы Изабелле пришлось покинуть Париж и искать прибежища в Геннегау, это сыграло ей на руку. Ведь там она обрела даже более благоприятную базу для своей кампании против мужа, предложив графу Геннегау, который также был правителем Голландии и Зеландии, выдать замуж его двенадцатилетнюю дочь Филиппу за ее сына, будущего английского короля, в обмен на корабли, людей и деньги, необходимые для вторжения в Англию.
Когда новости о случившемся достигли Эдуарда и Деспенсеров, они приказали привести в состояние защиты морские границы и прибрежные замки и созвать военные комиссии. Но они не посмели созвать войско, так как знали, что бароны пойдут против них. Даже граф Кента и кузен Эдуарда граф Ричмонда встали на сторону королевы. Когда в сентябре 1326 года Изабелла и Мортимер приплыли из Дордрехта в сопровождении английских изгнанников и гегенаусцев, жителями Пяти портов не было предпринято ни одной попытки перехватить их, так как они ненавидели фаворита, которого король сделал их наместником. Высадившись в Оруэлле, завоеватели без всяких препятствий дошли до Бери Сент-Эдмундс и Кембриджа, где к ним присоединилось большое число магнатов и джентри, включая старшего сводного брата короля, Томаса Бротертона графа Норфолка, Генриха «Кривая Шея» – брата и наследника казненного графа Ланкастера, – и Адама Орлетона, епископа Херефордского, старого противника королевской власти. В то время Эдуард и Деспенсеры ретировались в Тауэр, откуда сыпали прокламациями с требованиями национального объединения и предложениями награды за голову Мортимера. Но никто не обращал на них ни малейшего внимания, и в середине октября, обнаружив, что «все люди королевства» примкнули к их врагам, они бежали на запад. 11осле чего поднялась лондонская чернь, схватившая последнего казначея, епископа Экзетера Степлтона, и обезглавившая его ножом мясника на мостовой Чипсайда.
К концу месяца армия королевы прибыла в Глостер, где к ней присоединились валлийские маркграфы и северные лорды. Несколькими днями позже с помощью жителей города Мортимер захватил Бристоль, где старший Деспенсер искал убежища. Представ перед своими собратьями-магнатами, он был приговорен к немедленной смерти. Ему сказали следующее:
«Этот суд не дает тебе никакого права защищаться, потому что ты сам создал такой закон, когда человек может быть приговорен без права оправдаться. Теперь этот закон относится и к тебе, и твоим приверженцам. Ты – объявленный вне закона предатель, так как прежде ты был изгнан с одобрения короля и всего баронства... Силой и против закона этой земли, присвоив себе королевскую власть, ты советовал королю лишить наследства и уничтожить его вассалов, и в особенности Томаса Ланкастерского, которого ты казнил безо всякой на то причины. Ты – разбойник и подверг жестокому разграблению эту землю, но коей причине все люди просят мести. Ты предательски посоветовал королю уничтожить прелатов Святой Церкви, не позволяя ей пользоваться должными свободами. Посему суд выносит приговор: четвертовать за измену, повесить за грабительство, обезглавить за злодеяния против Церкви; и голову послать в Винчестер, коего, против закона и разума, ты был сделан графом... И так как твои преступления опорочили рыцарское достоинство, суд приговаривает тебя к повешению в мантии, украшенной твоими гербами и к тому, чтобы твой герб был уничтожен навсегда».
Это был опасный прецедент, но последовавший за ним был еще опаснее. 16 ноября Ланкастер захватил короля и Хью Деспенсера в Нитском аббатстве, где они нашли убежище после неудачной попытки бежать по морю. На следующий день Деспенсера, которому, как и его отцу, запретили говорить что-либо в свою защиту, повесили, вздернув на высоту в пятьдесят футов. В это время его высокого покровителя под охраной отправили в замок Кенилуэрт. Там он находился до начала следующего года, когда парламент, созванный именем его сына, герцога Аквитанского, собрался в Вестминстер-холле. Слушания открыл епископ Херефордский, который, объявив, что жизнь королевы не может быть в безопасности в руках ее мужа, спросил у магнатов и представителей королевства, кого они хотят в короли, отца или сына. Напуганные толпой лондонских жителей в зале, друзья короля промолчали, за исключением четырех храбрых прелатов: его старого слуги архиепископа Йоркского Уильяма Мельтона, Лондонского Стефена Грейвсенда, Рочестерского Гамо Хита и Карлайлского Джона Росса. Затем в зал ввели принца и указали на него с криком: «Вот ваш король!»
Сделав персонифицированную монархию законно неуязвимой, разработчики Йоркского статута оставили представителям нации только одно средство в случае, если король нарушит свободы подданных, – свергнуть его. Основанием для смещения Эдуарда, как записано в обвинительных статьях, стала его некомпетентность в делах управления государством, а также то, что им управляли другие люди, дававшие ему плохие советы, и то, что в течение своего правления он был неспособен выслушать и принять разумный совет, что он предавался недостойным занятиям, пренебрегая нуждами королевства, и из-за недостатка хорошего управления потерял Шотландию, а также территории в Гаскони и Ирландии, которые его отец оставил своему наследнику в полном порядке. «Он, – говорилось, – разделил свое королевство и сделал все, что мог, чтобы привести к краху свой... народ. Но, что хуже всего, из-за своей жестокости и слабоволия он показал себя неисправимым и безнадежным к исправлению».
Однако те, кто настаивал на смене правителя, – и, казалось, в тот момент в их число входила почти вся нация, – желали добиться этого законными методами. Однажды прибегнув к силе, они теперь искали способ прикрыть это покровами законности. Но короля можно было официально свергнуть только с его собственного согласия. И когда Орлетон и еще один епископ явились к Эдуарду в Кенилуэрт, чтобы просить его «согласиться со справедливым предложением из уважения к Короне», озлобленный одинокий узник отказался, проклиная их как предателей. Только пять лет прошло с тех пор, как Йоркский парламент постановил, что любое дело, касающееся королевского имущества и власти, должно быть утверждено и введено лично им в парламенте. В английском праве не существовало такого понятия, как парламент без короля. Но тех, кто твердо решился на его свержение, ничто не могло удержать. Еще один раз делегация проехала по грязным дорогам в Кенилуэрт, чтобы побеседовать с царственным пленником. Запуганный угрозами, что, если он не пойдет на уступки, народ коронует любовника его жены вместо сына, несчастный, стеная, согласился. Делегация вернулась в Лондон с королевской эмблемой, и 25 января 1327 года было провозглашено новое царствование.
Когда, «говоря от имени графов и баронов королевства Английского» в качестве «поверенного всех на этой земле и всего парламента», сэр Уильям Трассел Питлингский провозгласил присягу, принесенную народом на верность Эдуарду II, аннулированной, в парламентской истории началась новая глава. Однако без королевского присутствия ни суд, ни какое-либо другое законодательное собрание, в частности парламент, который даже не был официально утвержден, не могли фактически свергнуть одного короля и возвести на трон другого. Хотя один под давлением отрекся от трона, а другой был его официальным преемником, предписание о коронации юного короля показало, что произошло. «Графы, магнаты и почетные граждане, – говорилось в нем, – должны собраться вместе в королевском суде, чтобы обсудить выборы нового принца и подтвердить законы и обычаи королевства». Когда они обо всем договорятся, они должны были единогласно провозгласить его и «прославлять его со всей почтительностью и благоговением, как обычай королевства» велит. Затем, подняв его и усадив на трон, все еще не одетого в мантию, без шпор и короны, четверо из графов должны были оповестить духовенство о его избрании и сообщить, что «так как он был избран народом, то можно помазать его на царство». Впервые введенный на коронации Эдуарда II и теперь вновь исполненный в присутствии представителей плебса на собрании, избравшем его наследника, ритуал Возвышения (rite of Elevation), последовавший за обрядом Признания (Recognition), символизировал зависимость короля от его народа и участие сообщества в «regnum» или управлении государством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Хотя оппозиция молчала, требовалось только время и благоприятная возможность, чтобы противоречия обострились. Управление стало тираническим; никто не смел противостоять королевским желаниям, отмечал хронист из Малмсбери. Исполняя функции правосудия, Деспенсер совершал самые серьезные мирские преступления, характерные для средневековья, лишал наследства на землю незаконными способами, «не испрашивая согласия на то пэров этих земель». Осенью 1323 года с помощью своих друзей, опоивших тюремщиков, из Тауэра по веревочной лестнице сбежал один из самых опасных его врагов, Роджер Мортимер Уигморский, и затем нашел убежище во Франции. Примерно в это же время до Эдуарда дошел призыв от нового французского короля, Карла IV, требовавшего от английского короля принести оммаж за его фьефы Гасконь и Понтье. Как и раньше, сложность возникла из феодальных взаимоотношений, которые не являлись проблемой до того, как начали развиваться национальные чувства во Франции и Англии. Английский король не мог заставить себя признать, что его суверенитет над французскими провинциями, унаследованными от его предков, был менее абсолютным, чем над всем его королевством, а его французский кузен и его министры равно твердо решили расширить свое господство над всеми до сих пор независимыми фьефами, которые по географическому и языковому признакам были частью Франции.
После беседы со своим советом Эдуард добился шестимесячной отсрочки, упирая на то, что он не может спокойно покинуть свое королевство в его нынешнем нестабильном состоянии. Но к тому моменту, когда он должен был появиться в Амьене, чтобы принести оммаж, в Гаскони возникла ситуация, идентичная той, что привела к войне между Францией и Англией во время правления его отца. Зимой 1323-1324 годов, предав огню новый французский форт и повесив французского барристера за вторжение в свою юрисдикцию, сэр Ральф Бассет, английский сенешаль Гаскони, не ответил на призыв французского короля явиться в суд города Тулузы, чтобы держать ответ за свое нарушение норм права. Когда в июле 1324 года английский посол в Париже отказался выдать преступного сенешаля и попросил дальнейшей отсрочки принесения оммажа, французский король поступил так же, как и его отец тридцать лет назад, объявив Гасконь и Понтье конфискованными в соответствии с феодальным правом и послал армию в Ажене и другие районы герцогства. Французские каперы и слабость военно-морского флота помешали Эдуарду выслать подкрепление своим гарнизонам, поэтому все, что он мог сделать в своей бессильной ярости, – арестовать французских торговцев в Англии и освободить от своих обязанностей французских слуг своей жены. К сентябрю его сводный брат, граф Кента, был вынужден сдать Ла Реоль и согласиться на шестимесячное перемирие, чтобы спасти то, что осталось от Гаскони.
Супружескую жизнь Эдуарда и Изабеллы трудно назвать идиллической. Королева сильно переживала по поводу его страсти к Деспенсеру. Их взаимоотношения были так натянуты, что поговаривали даже, что «король носит нож в рукаве, чтобы убить королеву, и говорили, что если бы у него не было никакого оружия, он загрыз бы ее собственными зубами». Уволив ее придворных дам и поставив на их место жену своего фаворита, Эдуард окончательно испортил отношения с Изабеллой.
Но все же она была сестрой французского короля, поэтому Эдуард и Деспенсеры приняли предложение папского нунция послать ее во Францию, чтобы умолять о возвращении земель. Изабелла ухватилась за возможность спастись от своего унизительного положения. Однако все, чего она добилась, было продление перемирия до лета 1325 года. Таким образом, король Карл не только удерживал в своих руках Ажене в ожидании решения своего суда, но настаивал на личном присутствии Эдуарда или же его четырнадцатилетнего наследника при принесении оммажа за оставшуюся часть Гаскони. И так как, опасаясь за безопасность своего столь непопулярного фаворита, Эдуард не мог покинуть страну, молодой принц был послан во Францию, чтобы получить урезанный фьеф своего отца. Оттуда его мать отказалась отпустить его домой, тем самым бросив вызов Эдуарду и его министрам.
Поступив таким образом, королева положила начало мятежам в Англии. Все жаждали свергнуть Деспенсеров и все обратились против короля. В Понтефракте деревенские жители собрались у могилы Томаса Ланкастера, который спустя три года после своей неоплаканной смерти стал популярным мучеником; начали появляться слухи о чудесах, свершаемых у его мощей, и даже появились требования канонизировать графа. Даже больше чем алчность и деспотизм королевского фаворита, страну шокировала его безжалостность. В парламенте в конце года от имени «общины» представлялись жалобы на незаконное заключение в тюрьму, коррупцию, деспотические лесные законы и серьезные ошибки правосудия; особенно сильное негодование вызывал обычай оставлять тела повешенных мятежников на неограниченно долгое время без христианского погребения. В Париже изгнанники-англичане стекались ко двору королевы, среди них был и Роджер Мортимер, который вскоре стал не только ее советником, но и любовником. И хотя это вызвало такой скандал, что после протеста со стороны папы Изабелле пришлось покинуть Париж и искать прибежища в Геннегау, это сыграло ей на руку. Ведь там она обрела даже более благоприятную базу для своей кампании против мужа, предложив графу Геннегау, который также был правителем Голландии и Зеландии, выдать замуж его двенадцатилетнюю дочь Филиппу за ее сына, будущего английского короля, в обмен на корабли, людей и деньги, необходимые для вторжения в Англию.
Когда новости о случившемся достигли Эдуарда и Деспенсеров, они приказали привести в состояние защиты морские границы и прибрежные замки и созвать военные комиссии. Но они не посмели созвать войско, так как знали, что бароны пойдут против них. Даже граф Кента и кузен Эдуарда граф Ричмонда встали на сторону королевы. Когда в сентябре 1326 года Изабелла и Мортимер приплыли из Дордрехта в сопровождении английских изгнанников и гегенаусцев, жителями Пяти портов не было предпринято ни одной попытки перехватить их, так как они ненавидели фаворита, которого король сделал их наместником. Высадившись в Оруэлле, завоеватели без всяких препятствий дошли до Бери Сент-Эдмундс и Кембриджа, где к ним присоединилось большое число магнатов и джентри, включая старшего сводного брата короля, Томаса Бротертона графа Норфолка, Генриха «Кривая Шея» – брата и наследника казненного графа Ланкастера, – и Адама Орлетона, епископа Херефордского, старого противника королевской власти. В то время Эдуард и Деспенсеры ретировались в Тауэр, откуда сыпали прокламациями с требованиями национального объединения и предложениями награды за голову Мортимера. Но никто не обращал на них ни малейшего внимания, и в середине октября, обнаружив, что «все люди королевства» примкнули к их врагам, они бежали на запад. 11осле чего поднялась лондонская чернь, схватившая последнего казначея, епископа Экзетера Степлтона, и обезглавившая его ножом мясника на мостовой Чипсайда.
К концу месяца армия королевы прибыла в Глостер, где к ней присоединились валлийские маркграфы и северные лорды. Несколькими днями позже с помощью жителей города Мортимер захватил Бристоль, где старший Деспенсер искал убежища. Представ перед своими собратьями-магнатами, он был приговорен к немедленной смерти. Ему сказали следующее:
«Этот суд не дает тебе никакого права защищаться, потому что ты сам создал такой закон, когда человек может быть приговорен без права оправдаться. Теперь этот закон относится и к тебе, и твоим приверженцам. Ты – объявленный вне закона предатель, так как прежде ты был изгнан с одобрения короля и всего баронства... Силой и против закона этой земли, присвоив себе королевскую власть, ты советовал королю лишить наследства и уничтожить его вассалов, и в особенности Томаса Ланкастерского, которого ты казнил безо всякой на то причины. Ты – разбойник и подверг жестокому разграблению эту землю, но коей причине все люди просят мести. Ты предательски посоветовал королю уничтожить прелатов Святой Церкви, не позволяя ей пользоваться должными свободами. Посему суд выносит приговор: четвертовать за измену, повесить за грабительство, обезглавить за злодеяния против Церкви; и голову послать в Винчестер, коего, против закона и разума, ты был сделан графом... И так как твои преступления опорочили рыцарское достоинство, суд приговаривает тебя к повешению в мантии, украшенной твоими гербами и к тому, чтобы твой герб был уничтожен навсегда».
Это был опасный прецедент, но последовавший за ним был еще опаснее. 16 ноября Ланкастер захватил короля и Хью Деспенсера в Нитском аббатстве, где они нашли убежище после неудачной попытки бежать по морю. На следующий день Деспенсера, которому, как и его отцу, запретили говорить что-либо в свою защиту, повесили, вздернув на высоту в пятьдесят футов. В это время его высокого покровителя под охраной отправили в замок Кенилуэрт. Там он находился до начала следующего года, когда парламент, созванный именем его сына, герцога Аквитанского, собрался в Вестминстер-холле. Слушания открыл епископ Херефордский, который, объявив, что жизнь королевы не может быть в безопасности в руках ее мужа, спросил у магнатов и представителей королевства, кого они хотят в короли, отца или сына. Напуганные толпой лондонских жителей в зале, друзья короля промолчали, за исключением четырех храбрых прелатов: его старого слуги архиепископа Йоркского Уильяма Мельтона, Лондонского Стефена Грейвсенда, Рочестерского Гамо Хита и Карлайлского Джона Росса. Затем в зал ввели принца и указали на него с криком: «Вот ваш король!»
Сделав персонифицированную монархию законно неуязвимой, разработчики Йоркского статута оставили представителям нации только одно средство в случае, если король нарушит свободы подданных, – свергнуть его. Основанием для смещения Эдуарда, как записано в обвинительных статьях, стала его некомпетентность в делах управления государством, а также то, что им управляли другие люди, дававшие ему плохие советы, и то, что в течение своего правления он был неспособен выслушать и принять разумный совет, что он предавался недостойным занятиям, пренебрегая нуждами королевства, и из-за недостатка хорошего управления потерял Шотландию, а также территории в Гаскони и Ирландии, которые его отец оставил своему наследнику в полном порядке. «Он, – говорилось, – разделил свое королевство и сделал все, что мог, чтобы привести к краху свой... народ. Но, что хуже всего, из-за своей жестокости и слабоволия он показал себя неисправимым и безнадежным к исправлению».
Однако те, кто настаивал на смене правителя, – и, казалось, в тот момент в их число входила почти вся нация, – желали добиться этого законными методами. Однажды прибегнув к силе, они теперь искали способ прикрыть это покровами законности. Но короля можно было официально свергнуть только с его собственного согласия. И когда Орлетон и еще один епископ явились к Эдуарду в Кенилуэрт, чтобы просить его «согласиться со справедливым предложением из уважения к Короне», озлобленный одинокий узник отказался, проклиная их как предателей. Только пять лет прошло с тех пор, как Йоркский парламент постановил, что любое дело, касающееся королевского имущества и власти, должно быть утверждено и введено лично им в парламенте. В английском праве не существовало такого понятия, как парламент без короля. Но тех, кто твердо решился на его свержение, ничто не могло удержать. Еще один раз делегация проехала по грязным дорогам в Кенилуэрт, чтобы побеседовать с царственным пленником. Запуганный угрозами, что, если он не пойдет на уступки, народ коронует любовника его жены вместо сына, несчастный, стеная, согласился. Делегация вернулась в Лондон с королевской эмблемой, и 25 января 1327 года было провозглашено новое царствование.
Когда, «говоря от имени графов и баронов королевства Английского» в качестве «поверенного всех на этой земле и всего парламента», сэр Уильям Трассел Питлингский провозгласил присягу, принесенную народом на верность Эдуарду II, аннулированной, в парламентской истории началась новая глава. Однако без королевского присутствия ни суд, ни какое-либо другое законодательное собрание, в частности парламент, который даже не был официально утвержден, не могли фактически свергнуть одного короля и возвести на трон другого. Хотя один под давлением отрекся от трона, а другой был его официальным преемником, предписание о коронации юного короля показало, что произошло. «Графы, магнаты и почетные граждане, – говорилось в нем, – должны собраться вместе в королевском суде, чтобы обсудить выборы нового принца и подтвердить законы и обычаи королевства». Когда они обо всем договорятся, они должны были единогласно провозгласить его и «прославлять его со всей почтительностью и благоговением, как обычай королевства» велит. Затем, подняв его и усадив на трон, все еще не одетого в мантию, без шпор и короны, четверо из графов должны были оповестить духовенство о его избрании и сообщить, что «так как он был избран народом, то можно помазать его на царство». Впервые введенный на коронации Эдуарда II и теперь вновь исполненный в присутствии представителей плебса на собрании, избравшем его наследника, ритуал Возвышения (rite of Elevation), последовавший за обрядом Признания (Recognition), символизировал зависимость короля от его народа и участие сообщества в «regnum» или управлении государством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100