«Больно». И все эти кровоподтёки… Он знал, что они исчезнут, но легче от этого знания не было. И боль тоже со временем уйдёт… Со временем! Но ведь больно-то ей было именно сейчас. Кэти ещё могла говорить о том, что только живое существо испытывает боль, что, несмотря на все страдания, это положительный знак. Он такого сказать не мог, его такие слова не утешали. Кэти и Джек оставались возле Салли, пока она не заснула.— Ну, как ты? — спросил Джек Кэти, когда они вышли на улицу.— Лучше. Завтра вечером ты можешь уже забрать меня домой.Джек как-то даже и не думал об этом. Ему почему-то мерещилось, что Кэти останется здесь, поближе к Салли.— Без тебя дома пусто, — сказал он минуту спустя.— И без неё там будет пусто, — сказала Кэти и снова заплакала. — Она такая маленькая…— Да, — ответил он и снова увидел голубые глаза Салли и кровоподтёки. — Она поправится… И я больше не хочу слышать всей этой ерунды: «это моя вина» и так далее.— Но так ведь оно и есть!— Нет не так. Ты и знать не знаешь, как мне повезло, что вы обе всё-таки живы. Я видел сегодня рапорт ФБР. Если бы ты вовремя не нажала на тормоз, вас обеих изрешетили бы пулями. Ты все правильно сообразила. Это и спасло вам обеим жизнь.Кэти отреагировала не сразу.— А откуда ты знаешь об этом рапорте?— ЦРУ. Они участвуют в разбирательстве вместе с ФБР и полицией. Я попросил, чтобы меня тоже включили в эту команду.— Но…— Над этим сейчас работает много людей. Я — один из них. Единственное, что важно сейчас, — это найти их.— Ты думаешь, что…— Да, я так думаю. — «Рано или поздно», — добавил он мысленно. * * * Билл Шоу был настроен куда менее оптимистично. Потенциально наиболее перспективной была ниточка, ведущая к негру, который вёл фургон. От прессы это скрывалось. Из сообщений телевидения и газет следовало, что все преступники были белыми. ФБР не столько лгало прессе, сколько позволило ей сделать ложные выводы на основании тех отрывочных сведений, что были предоставлены в её распоряжение. Такова была обычная практика. Делалось это для того, чтобы подозреваемый не чувствовал, что за ним идёт охота. Единственный, кто видел его вблизи, была продавщица из «7-11». Она провела несколько часов над фотографиями негров, относительно которых были подозрения, что они состояли в тех или иных «революционных» группировках, и наконец остановилась на трех. Двое из них сидели в тюрьме: один за ограбление банка, другой — за доставку взрывчатки из-за границы. Третий скрылся из поля зрения семь лет тому назад. Это была всего лишь фотография. Имя, которое на ней значилось, было вымышленным, отпечатками пальцев этого человека ФБР тоже не располагало. Было известно, что он полностью порвал с прежними своими друзьями — умный ход, поскольку большинство сидело по тюрьмам, — и просто исчез. Вероятнее всего, говорил себе Шоу, он вернулся к нормальной жизни и разве что изредка вспоминает о прошлых делах, Шоу снова пролистал досье. «Константин Дуппенс» — таково было его условное имя. По отзыву информатора, у него хорошо подвешен язык, хотя он и не из болтливых. Вероятно, получил какое-то образование. Был связан с группой, за которой Бюро вело слежку, но реально в её деятельности никакого участия не принимал. Более того, он вообще не был замешан ни в каких противозаконных действиях, и как только главари этой группы начали толковать о том, чтобы добывать деньги посредством ограбления банков и перевозкой наркотиков, прекратил всякие с ней контакты. "Не исключено, что дилетант, — подумал Шоу, — студентик с вывихом в сторону радикализма — посмотрел-посмотрел на этих революционеров да и понял, что они на самом деле всего лишь идиоты, гангстеры, чьи головы забиты ошмётками фразеологических клише марксизма или фашизма.Кое-каким группкам время от времени удавалось подложить где-нибудь бомбу, но это случалось так редко, а результат этих эскапад был столь ничтожным, что широкие слои американской общественности едва ли и слышали о таких актах. Если им удавалось ограбить банк, публика приходила к выводу, что для грабежа банка вовсе не обязательны политические мотивы — достаточно всего лишь алчности.Число террористических актов достигло пика в 1982 году — пятьдесят один случай, но в 1985 их было уже всего лишь семь. Благодаря хорошо поставленной информационной службе и решительным действиям, ФБР в предыдущем году сумело расправиться с многими из этих любительских групп и предотвратить более двадцати террористических актов. Чаще всего группки этих безумцев распадались сами, ибо состояли из любителей. В Америке не было идеологически мотивированных террористических групп, по крайней мере в европейском смысле этого понятия.Были группы армянских террористов, охотившихся за турецкими дипломатами, и группы белых расистов. Но в обоих случаях вся их идеология сводилась к ненависти. — к туркам, неграм, евреям и так далее. Они, конечно, были вредны, но реальной опасности для общества не представляли, поскольку были движимы лишь негативными устремлениями, и у них не было каких-то долговременных политических целей. Самыми опасными террористами всегда, конечно, являются идеалисты, но Америка — не та страна, где можно с лёгкостью вдохновиться мыслью о преимуществах марксизма или нацизма. Когда даже у тех, кто живёт на пособие по бедности, дома цветные телевизоры, кого увлечёшь проповедью социалистического благосостояния? Когда в стране нет чётко выраженных классовых различий, какую группу населения можно ненавидеть до самозабвения? А потому все эти мелкие банды чувствовали себя партизанами, которые плавают не в море сочувствующего им крестьянства, а в океане всеобщей апатии. И ни одна из этих групп не сумела привлечь к себе общественного внимания. Очень быстро Бюро засылало в их ряды своих людей, а там уж недалеко было и до полного разгрома, причём террористам приходилось убеждаться, что все их манифесты, даже в связи с разгромом их группы, помещались в газетах разве что на одиннадцатой странице да и то петитом. Безликие редакторы полагали, что манифесты эти не представляют интереса для широкой публики. То же и с сообщениями о судебных процессах над террористами.В этом смысле ФБР пало жертвой собственной эффективности. Ибо успех его в борьбе с терроризмом привёл к тому, что возможность терроризма в Америке не стала объектом общественного интереса и беспокойства. Даже к «делу Райана», как оно стало теперь называться, относились, как к всего лишь особо жестокому уголовному преступлению, а не как к предвестнику чего-то нового в Америке. Для самого Шоу оно было и тем и другим. Официальная точка зрения ФБР на терроризм трактовала таковой как уголовное преступление без всякой политической окраски, способной придать ему хоть какую-то респектабельность. И дело тут было не только в семантике. Террористы ведь покушаются на сами основы цивилизованного общества, а следовательно, наделять их даже тенью респектабельности равносильно самоубийству. Но, на самом деле. Бюро понимало, что они — не просто желающие разбогатеть уголовники. Цель их куда опаснее. А посему в отличие от обычных уголовных дел, которыми занималась полиция, террористы были в ведении ФБР.Шоу вновь принялся изучать фотографию «Константина Дуппенса». Рассчитывать на то, что продавщица действительно запомнила лицо одного из сотен посетителей магазина, причём запомнила настолько, чтобы безошибочно опознать его на снимке, сделанном несколько лет назад, не приходилось. То, что она действительно старалась быть им полезной, это факт. Согласилась она и молчать обо всём этом.У них было описание одежды «Дуппенса», наверняка, уже сожжённой, и был фургон, разобранный экспертами до последнего винтика. Знали они теперь и тип оружия, из которого велась стрельба. Но это было все. Инспектору Шоу оставалось лишь ждать, что его детективам удастся раздобыть что-нибудь новенькое. Может, платный доносчик подслушает что-нибудь или найдётся какой-то новый свидетель, или эксперты раскопают что-нибудь неожиданное в этом фургоне. Шоу призывал себя к терпению. Несмотря на двадцать два года службы в ФБР, терпение давалось ему с большим трудом. * * * — Твоя борода начинает мне понемногу нравиться.— Если бы она ещё так не зудела! — сказал Александр Константин Доббенс. — Я только и делаю, что чешусь.— Ага, у меня так же было, — сказал коллега, с которым они делили один кабинет. — Не то что, когда ты молод.— Говори о себе, дедуля! — рассмеялся Доббенс. — Ты — старый, женатый индюк.— Тебе, Алекс, тоже пора уже остепениться.— Слушай, в мире столько всего интересного — делать не переделать, а я ещё ничего не успел. — И про себя добавил: «Это не совсем так».Он служил инженером в балтиморской электрокомпании и обычно работал по ночам. Ему приходилось много разъезжать, проверяя оборудование и работу обслуживающего персонала. Алекс пользовался уважением на службе — в основном потому, что он не только не брезговал физической работой, но и любил её, в отличие от большинства других инженеров. Сам себя он называл человеком из народа. Руководство раздражала его активность в профсоюзе, но он всё же был хорошим инженером, и притом — негром. Хорошего инженера, человека, пользующегося уважением коллег, и к тому же негра не больно-то уволишь. По его рекомендации в компанию приняли немалое число представителей всяких нацменьшинств. Некоторые из них оказались действительно толковыми работниками.Правда, кое у кого из них было довольно сомнительное прошлое, но Алекс поручился за них.Ночные смены были обычно спокойными, так оно было и в тот день. Алекс принялся за «Балтимор сан». Их дело уже перекочевало с первых страниц на задворки, в отдел местных происшествий. ФБР и полиция штата, прочитал он, продолжают заниматься этим делом. У него до сих пор все не укладывалось в голове, как эта женщина с ребёнком остались в живых. Вероятно, благодаря предохранительным ремням и великолепным качествам кузова «порша». «Ладно, решил он, — это даже хорошо». Убийством ребёнка и беременной женщины не больно-то будешь хвастаться. А вот то, что они пустили в расход полицейского, это дело другое. Но ему не давала покоя мысль об аресте этого Кларка. «Ведь говорил же я этому мудаку, что парень будет торчать там у всех на виду! Так нет — ему, видите ли, обязательно надо было расправиться со всем семейством сразу!»Алекс понимал, почему Миллер этого хотел, но считал, что рвение того перевесило чувство реализма. «Идиоты, начитавшиеся политических книг, они воображают, что если чего-то очень сильно хочешь, то оно непременно случится». Инженеры куда большие реалисты.Доббенса успокаивало то, что, судя по газетным отчётам, все подозреваемые были белыми. Он сделал ошибку, помахав рукой вертолёту. В революционной деятельности нет места браваде. Слава Богу, что в данном случае все обошлось.Странно, что, несмотря на все проколы, операция все же завершилась успехом. Эта дешёвка из ИРА удрала из Бостона, поджав свой поросячий хвост. Так или иначе, операция получила политическое звучание. А именно это и есть мера успеха, говорил он себе.Он полагал, что успех этот должен был послужить ему трамплином. Он и его люди оказали квалифицированное содействие известной группе революционеров, так что теперь он мог рассчитывать на денежную помощь своих африканских друзей. На самом-то деле, они не африканцы, с его точки зрения, но им нравилось так величать себя. Есть много способов нанести вред Америке, много способов привлечь внимание к своей группе так, как это никакой другой революционной группе ещё не удавалось. Что если он, к примеру, отключит электричество сразу в пятнадцати штатах? Алекс Доббенс знал, как это сделать. Революционер должен знать, как задеть людей за живое. А что может быть лучше, нежели вселить сомнение в надёжность того, что они привыкли рассматривать как символ надёжности? Если он сумеет показать, что коррумпированное правительство этой страны не в состоянии дать людям уверенность даже в том, что свет будет гореть по ночам, то потом в эти бараньи головы можно будет заронить и многие другие сомнения. Америка, думал он, — страна, где на первом месте стоят вещи. А что если эти вещи перестанут функционировать? Что тогда начнут думать люди? Он не знал ответа на этот вопрос, но был уверен, что тогда что-то изменится. А именно перемен-то он и желал. Глава 18ИСПЫТАНИЯ И ОЦЕНКИ — Странное он всё-таки существо, — заметил Оуинс. Собранное досье было результатом трехнедельной работы. Можно было бы собрать все эти данные и быстрее, но если вы не хотите, чтобы объект вашего интереса что-то заподозрил, надо действовать с оглядкой.Деннис Кули был уроженцем Белфаста, из семьи среднего достатка. Родители его были католиками, однако церковь не посещали, что было весьма странно для тех мест, где религия определяет границу между жизнью и смертью. Пока Деннис учился в приходской школе он ходил в церковь, но, поступив в университет, более там уже не появлялся. Никаких правонарушений за ним не числилось. Никаких. В университете он поддерживал какие-то отношения с рядом политически активных групп, однако членом их никогда не был, явно предпочитая отдаваться изучению литературы. Университет он окончил с отличием. Несколько курсов марксизма, несколько по экономике — и всегда, отметил Оуинс, у преподавателей с отчётливым уклоном влево. Таких в лондонском Институте экономики всегда было полным-полно.За два года после окончания университета, кроме записей об уплате налогов, о нём ничего не было. Он работал в букинистическом магазине отца и, с точки зрения полиции, просто не существовал: всегдашняя проблема с полицией — она обращает внимание только на преступников. Несколько осторожно сделанных изысканий в Белфасте ничего не дали. Магазин посещали самые разные люди, включая и солдат британской армии. Витрину магазина раз-другой разнесли вдребезги бесчинствующие толпы протестантов, но этим дело и ограничилось.Молодой Деннис не был завсегдатаем пивных, не принадлежал ни к одной церковной организации, ни к какому-либо политическому клубу, ни даже к какой-либо спортивной ассоциации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74