Предприятия средних классов встречаются главным образом в обрабатывающей промышленности, мы находим их в области производства товаров широкого потребления, в торговле, в ремеслах. Не следует и забывать, что путем картельных манипуляций объем покупательной способности не увеличивается ни на один пфенниг. Из этого следует, что в хозяйстве, пронизанном картелями, наличная покупательная способность недостаточна, чтобы поглотить все предложение товара; увеличение сбыта картелей может пойти только за счет некартелеспособных отраслей хозяйства, то есть главным образом за счет предприятий средних классов.
Если бы наученные этим опытом средние классы, подвизающиеся в обрабатывающей промышленности и в области производства товаров широкого потребления, стали бы также искать ключ к своему благополучию в картелях, то обнаружится, что расходящиеся интересы их предприятий согласовать невозможно и что трудности технического порядка привели бы лишь к весьма проблематичным решениям. Даже при возможных соглашениях неизбежно обнаружится, что в самом лучшем случае удастся удержать требуемые цены, но количественно сбыт никогда не сохранится в своем объеме. И это не является неожиданностью, это понятно само собой. Предположим, что народное хозяйство, встав на путь картелей, получило возможность или, вернее, смогло принудительно поднять уровень цен на 10%; тогда реальная покупательная способность снизилась бы на 10%. Это значит, что имеющейся номинальной покупательной способности хватило бы только для поглощения сниженного на 10% объема национальной продукции. В свободном рыночном хозяйстве факт наличия несбываемого количества товаров привел бы, благодаря давлению цен, к новому равновесию[36]. Там, где господствуют картели, такая попытка привела бы к безвыходному кризису.

Нет нового дирижизма

Следующий упрек, который ставится моему отношению к картелям, заключается в том, что картельное ведомство, необходимость которого очевидна, было бы исходной точкой нового государственного дирижизма.
Я не могу предположить, чтобы этот упрек мог действительно серьезно восприниматься знатоком дела, но все же я хотел бы разобраться в этом вопросе, так как сей упрек постоянно выплывает в дискуссиях. С одной стороны, все время пытаются указать на то, что создавать картели не гак то легко и потому нет опасности широкого внедрения картелей в немецкое хозяйство. С другой стороны, опасаются, что ходатайства о создании картелей будут поступать в таком количестве, что картельное ведомство не будет в состоянии справиться с этой задачей.
Если противники правительственного проекта действительно опасаются, что возникнет гигантский управленческий аппарат, то этим они сами выражают свое убеждение, что немецкое хозяйство снова стремится к массовому созданию картелей. К сожалению, и я разделяю это мнение и именно поэтому считаю необходимым противодействовать при помощи предложенного мной законопроекта о картелях[38].
Картельное ведомство, как было уже указано, должно быть действительно настолько крупным, насколько будет велико устремление немецкого хозяйства к картельным объединениям. По мне оно могло бы быть возможно меньшим. Но во всяком случае, народное хозяйство держит в своих руках решение – насколько велико должно быть картельное ведомство[35].
Что же касается столь устрашающего государственного дирижизма, то противоречия аргументации в этом вопросе просто бесподобны. В упреках нигде не упоминается частная картельная бюрократия, которая неминуемо образуется при возможности свободного создания картелей, хотя этот частнохозяйственно организованный дирижизм был бы, безусловно, несравнимо более массовым, чем он выразился бы в картельном ведомстве, у которого только одна задача – помешать неоправданному усилению влияния картелей и вместе с тем сохранить производственное соревнование и не дать рынку закостенеть.
Здесь пытаются, не очень убедительным образом, заклеймить картельное ведомство как орган дирижизма, хотя оно должно как раз помешать дирижизму картелей и возникновению нового, частнохозяйственным путем организованного планового хозяйства. При всем желании нельзя говорить о государственной интервенции, если государство заботится о том, чтобы были сохранены принципы свободного демократического общественного строя[36].

Несколько слов к предпринимателям

В продолжающемся уже долгие годы споре о картельном законе немецкие предприниматели меня часто неправильно понимают. Поэтому, заканчивая этот обзор, я хотел бы сказать предпринимателям несколько слов. По моему непоколебимому убеждению, свободное предпринимательское хозяйство держится и падает вместе с системой рыночного хозяйства. При всяком другом порядке предприниматель все более и более принуждается к роли простого исполнителя чужой воли, чиновника планового хозяйства. Если он больше не хочет выполнять народнохозяйственную задачу – меряться силами в свободном соревновании, если будет узаконен порядок, который больше не требует индивидуальных сил, фантазии, смекалки, способностей и организаторского таланта и если более способный больше не может и не смеет иметь преимущества перед менее способным, – то тогда свободное предпринимательское хозяйство не сможет больше существовать. Воцарилась бы всеобщая уравниловка, сваливание ответственности на других; стремление к прочности своего положения и к устойчивой ситуации должно было бы привести к такому умонастроению, которое больше не согласуется с истинным предпринимательским духом.
Я полностью даю себе отчет в том, что нападки коллективистов всех мастей на рыночное хозяйство имеют целью подорвать функцию предпринимателя. Поэтому, если стремление к коллективным объединениям берет верх даже в лагере предпринимателей, то наступит, вероятно, раньше, чем предприниматели это думают, момент, когда в политической плоскости будет поставлен вопрос: на каком все же основании можно еще защищать частную собственность на средства производства и право предпринимателей свободно принимать хозяйственные решения?[14].
Поэтому я хотел бы еще раз резюмировать: если мое понимание картелей воспринимается как враждебное отношение к предпринимателям, то я должен усомниться в серьезности и искренности такого толкования. Я считаю себя вправе утверждать, что в Германии просто нет более пылкого поборника свободного предпринимательского хозяйства, чем я. Я стою на этой точке зрения вот уже восемь лет, в течение которых я несу ответственность за хозяйственную политику Федеративной республики и, несмотря на все заподозривания, враждебное отношение и оскорбления, я оставался ей верен и всегда энергично защищал строй свободного предпринимательского хозяйства. История покажет, что в борьбе за закон о картелях я отстаивал положение и функции свободного предпринимателя лучше, чем те, нежелающие ничему научиться круги, которые усматривают благополучие предпринимателя в картельном объединении[36].
НАЗАД |
Людвиг Эрхард. «Благосостояние для всех» – Глава VIII. Весьма ценна возможность высказывать требования и мнения без «посредников»
Каждый государственный деятель, несущий политическую ответственность, должен постоянно и серьезно задумываться о месте человека в государстве, или, вернее, об отношении гражданина к государству. Под этим углом зрения я хотел бы хоть краем коснуться того стремления по всякому поводу создавать организации, чтобы не сказать «организационного неистовства», которое так характерно для XX века. Столь часто высмеиваемая раньше тяга добропорядочных немецких обывателей к основанию всякого рода объединений и обществ приняла новые и опасные формы. Она породила убеждение, что следует создавать лишь крупные и мощные организации, которые смогли бы внушительными политическими манифестациями подкрепить свои требования, с целью добиться капитуляции государства перед их интересами. Несомненно, что многие крупные объединения по защите своих групповых интересов и пытаются действовать по этому принципу. Подобная, необоснованно претенциозная практика, должна неизбежно привести к тому, что государство станет игрушкой в руках объединений, представляющих групповые интересы[16].
Параллельно с этим процессом идет другой, который можно назвать почти трагическим. Опыт, приобретенный мной за те долгие годы, когда я нес ответственность за экономическую политику, показывает, что во все коллективные волеизъявления закрадываются «ошибки перевода» наихудшего рода. Те пожелания, чаяния, надежды, заботы, которые хочет выразить отдельный человек, независимо от его профессии или положения, не имеют почти ничего общего с тем, что предъявляется в виде требований организациями, которым он доверил защищать его интересы[16].
Это утверждение можно подкрепить рядом примеров. Вспоминаются, например, результаты опроса во время забастовки по поводу вопроса об участии рабочих в управлении предприятий. На вопрос: «Почему вы бастуете?» – лишь незначительная часть опрошенных смогла дать хотя бы приблизительно верное объяснение профсоюзных требований, из-за которых была объявлена забастовка.
Подобное положение вещей распространяется не только на отношения между работодателями и служащими, и рабочими.
И в других областях мне приходилось быть частым свидетелем подобных грубых «ошибок перевода»: например, когда я беседовал с отдельными предпринимателями об их отношении к требованиям их объединений по вопросу о картелях, или когда я вел дискуссию с торговцами различных профессиональных классов или же разбирал с представителями среднего сословия их коллективные требования. И каждый раз я устанавливал, насколько мало соответствует «коллективная воля» индивидуальным пожеланиям.

О будущности демократии

Основываясь на этом опыте, я считаю, что организация лишь до тех пор может считаться не вызывающей опасений и является с государственно-политической точки зрения безопасной, пока она добросовестно старается суммировать индивидуальные представления, кристаллизуя пожелания, но не пытается проводить собственную политику силы, политику самой организации, как таковой.
Это один из труднейших вопросов, с которыми мы сталкиваемся в нашей молодой, не нашедшей еще окончательных форм, демократии. Притом, разрешение этого вопроса вовсе не входит в задачи государства. Каждый призван позаботиться о том, чтобы мы снова нашли такие формы совместной жизни, при которых каждый гражданин сознает ответственность за свою судьбу и не захочет больше скрываться в туманной анонимности, а потому не будет передоверять какому-то учреждению или организации безоговорочное право пользоваться его мандатом по собственному усмотрению[16].
Нам нужно будить и постоянно укреплять одни из основных факторов человеческой энергии – волю к независимости и к свободе. Да я и не представляю себе, как можно быть счастливым, обезличив себя самого и доверив всецело свое будущее какой-то организации? И, наконец, я не склонен признавать, что аргументы сильнейших организаций всегда наилучшие. Сколько раз я уже говорил об этом!
Вообще, мыслить общими понятиями и даже выражать мысли общими понятиями стало дурной привычкой нашего времени. Не ужасно ли, что со стороны отдельных профессиональных групп высказывается всегда лишь одно только мнение, что всегда выставляется лишь одно – абсолютное – требование? Подобная узость бесплодна и неизбежно ведет к стерильности. Так, например, мне преподносят мнение «хозяйства», «промышленности», «торговли» и т. д. Кто же это, – спрашиваю я, – «хозяйство», «промышленность», «торговля»? Неужели мнения отдельных участников этих группировок могут быть в такой степени обобщены и урезаны, чтобы кто-нибудь был вправе говорить в единственном числе?
Если бы еще при этом допускалось, что в том или ином вопросе большинство придерживается одного мнения, а остальные другого, то это еще свидетельствовало бы о правдоподобности мнения и оставляло бы открытой возможность практических альтернатив. Но добиться единого коллективного суждения, как правило, почти невозможно, а уж тем более, когда оно преподносится с претензией быть обязательным для всех к нему причастных.
Эти замечания не следует рассматривать в качестве неблагоприятного отзыва о наших организационных формах вообще. Нужно только не терять из виду относительность подобных коллективных мнений и этим вскрыть серьезную проблему нашего общественного хозяйства, а отсюда и нашей экономической политики. Вот почему я всегда приветствую каждое, непосредственно выраженное мнение. Я очень рад, когда многочисленные граждане обращаются непосредственно ко мне с письмами, выражая пожелания, высказывая одобрение, но, разумеется, и критикуют остро отдельные планы и мероприятия.
Эти прямые откровенные высказывания часто оказывали мне ценную помощь; они, по меньшей мере, давали мне возможность следить за реакцией населения – как положительной, так и отрицательной – на явления хозяйственной жизни. Например, когда вскоре после денежной реформы 8 и 9 июля 1948 года представитель СДПГ решился заявить, что денежная реформа и вытекающие из нее мероприятия ниего не изменили (депутат Зёйферт так и сказал: «Никаких улучшений в снабжении не последовало»), – я ответил ему следующее (согласно протокольной записи Хозяйственного совета, стр. 704):
«Если предыдущий оратор утверждает, что не может быть и речи о действительном улучшении в области снабжения, тогда, милостивые государыни и государи, я не знаю, где представитель СДПГ был во время денежной реформы. Во всяком случае, не на улице. (Выкрик слева: „Плохие товары по высоким ценам!“) Если вы придете в мое управление, я смогу показать вам целые горы писем от рабочих и служащих, от представителей всех слоев нашего народа;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48