https://wodolei.ru/catalog/podvesnye_unitazy/Jacob_Delafon/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Агаша стала и веселее, и легче, и подвижнее. Она уже могла сама от начала до конца провести все свадебное торжество, полностью подчиняя себе пеструю толпу гостей и родственников, не смущаясь ни от случайных выкриков, ни от взглядов, ни от выпадов особо разошедшихся мужчин.
– Это тебе посильнее и покруче любой массовки в студии, – приободрял ее Абрам Моисеевич.
Агаша уверенно ходила вдоль длинного стола, за которым гремели вилками и ножами подгулявшие гости, ходила и смело говорила в микрофон как заученные остроты из неиссякаемого арсенала Абрама Моисеевича, так и экспромты собственного сочинения. Ей нравилось, что публика встречала ее репризы смехом и часто отзывалась благодарными аплодисментами.
Она не зашептывала и не заплевывала микрофона, с дикцией и артикуляцией все было «очень вери-велл», как говорил Абрам Моисеевич, а плечики, а осанка, а походка у Агаши были как у выпускницы Щукинского училища, на все пять баллов.
Как же ей пригодилось, что отучилась семь долгих лет в музыкальной школе! Как Агаша была сейчас благодарна своей учительнице Наталье Ивановне за терпение и долгий труд, за желание передать умение чувствовать, понимать музыку. Наталья Ивановна иногда сердилась и даже ругалась, когда у Агаши не получалось правильно сыграть какой-нибудь «Свадебный день в Трольхаугене» Грига, и доводила Агашу чуть не до слез. А когда Агаша получила красный диплом, сама плакала – от счастья и гордости за свою воспитанницу.
Петь Агаша любила всегда и музыку принимала всем сердцем, но стеснялась. Теперь она чувствовала себя свободно под взглядом большой толпы зрителей, и весь ее талант заиграл всеми цветами радуги: она могла и спеть, и станцевать, и состроить клоунаду.
Абрам Моисеевич денег ей за работу не платил. Но ее кормили и поили, подсаживая к общему свадебному столу, и еще с собой заворачивали бутылочку вина, пирожных от десерта, бутербродов, того-сего…
А пару раз растроганные родители жениха и невесты сунули конверт «с бонусом». Один раз «бонус» потянул на сто долларов, а во второй раз на двести. Конверты она отдала Абраму Моисеевичу, и тот без вопросов принял это как должное.
Пару раз жених и невеста приглашали ее на второй день торжества к себе на квартиру. Агаша отказывалась.
И почти каждый вечер ей приходилось просто отбиваться от предложений встретиться, прийти на свидание, а то и просто – сразу выйти замуж за кого-нибудь из сильно осмелевших гостей. Абраму Моисеевичу с его сыном Юрой приходилось оттаскивать Агашу от пьяных влюбившихся в нее дружков жениха, тащивших Агашу в такси, а далее под венец…
– Такова сила искусства, – говорил довольный Абрам Моисеевич, – теперь в тебе огромная сила заложена, Агашенька. Ты умеешь держаться перед людьми, ты умеешь привлекать внимание, ты умеешь не тушеваться, ты умеешь быть настоящей публичной женщиной.
***
В конце месяца на одну из свадеб приехал дяденька Дюрыгин.
Он опасался, что его узнают и начнут по свадебной простоте отношений к нему приставать, и поэтому наблюдал за своей протеже из проема дверей, ведущих на кухню.
Агаша провела пару соревнований, вдоволь посмеявшись над послушными ее воле женихом, невестой и их гостями. Потом сама спела в микрофон под караоке-фонограмму, станцевала и в конце устроила конкурс на звание лучшего гостя свадьбы со специальным призом – из фонда любимой тещи.
Дюрыгин был в восторге и не скрывал этого.
– На следующей неделе я договорился поставить тебя в шоу Монахова, и не в качестве массовки, а в качестве гостьи с ролью и речью, будешь изображать отвергнутую богачом простую девушку… Там тема у Монахова будет – неравные отношения богачей с бедными, вот ты и сыграешь, легенду мы тебе придумаем.
– А что – там все актеры с придуманными историями? – полюбопытствовала Агаша.
– Через одного придуманные, – ответил Дюрыгин, – но зависит от шоу, некоторые на девяносто процентов правды, а некоторые на сто процентов постановочные.
То, что в ее жизни произошла наконец крутая перемена, Агаша осознала, когда получила из рук Дюрыгина месячный многоразовый пропуск на телевидение. Вот это да!
А Монахов оказался очень симпатичным, милым, мягким и покладистым малым, как бы сказала Натаха, без понтов.
Внутри у Агаши все кипело-клокотало.
Назвать это состояние волнением было бы профанацией, принижением уровня высшего душевного напряжения. Она не волновалась, ее просто всю трясло от переполнявшего ее ожидания. Кровь уже была перенасыщена адреналином, а мозг еще сдерживал рвущееся в бой тело, держа его на тормозах.
Состояние ее было похоже на дрожь реактивного лайнера на взлетной полосе, когда пилоты уже вывели все турбины на максимум оборотов и они ревут на форсаже, сотрясая самолет, а шасси еще стоят на тормозах и сам самолет еще не стронулся, ждет…
Абрам Моисеевич рассказывал Агаше, как он сам по молодости лет боролся с предстартовым мандражом. Он выпивал в буфете концертного зала две рюмки хорошего коньяку – и все как рукой снимало.
– Принимать элениум или другие седуксанты не советую, – говорил Абрам Моисеевич, – переуспокоишься, станешь безразличной ко всему и будешь на сцене как рыба вареная. А должна быть живчиком! А коньяк тоже не могу рекомендовать, привыкнешь.
Агаша вспомнила Лену Братухину – подругу школьную, с которой полгода назад случайно встретилась в родной Твери, когда навещала маму. Лену увидела на вокзале – та была с утра пьяная, вся в синяках.
– Ой, Агашка, подруга моя лучшая, – бросилась к ней Ленка.
Агаша глядела на нее с ужасом, дала на пиво и сигареты и поспешила попрощаться. Что она могла сказать бывшей подруге? А Ленка – та была счастлива.
В общем, ни таблеток, ни коньяку Агаша себе не позволила. А Монахов, предупрежденный Дюрыгиным, что Агаша девушка хоть и начинающая, но надежды подающая, отнесся к дебютантке с душевным вниманием. И несмотря на свою звездную дистанцию, которая в студии подчеркнуто соблюдалась ассистентками и секретаршами, шпынявшими массовку и не особо жаловавших профи, не достигших статуса звезд, с Агашей Монахов был мил. И почти что даже едва не ласков. Видимо, Дюрыгин многое значил для Монахова.
– Агашенька, твой выход будет вторым, хорошо? – предупреждал ее безумный в своей занятости Монахов.
Она кивала. Она уже все поняла.
Никаким прямым эфиром тут и не пахнет, можно не волноваться. Если она оговорится, или забудет текст, или еще что-нибудь случится, этот кадр из передачи вырежут, а ее переснимут еще раз вторым прогоном.
Передачу снимали аж на середину сентября. В общей гримерке над артистами колдовали две девушки-визажистки – ухоженные, в модных джинсиках, выглядывающих из-под рабочих халатиков с фирменной надписью «Монахов-Монахов» на спине.
Рядом с Агашей в кресле гримерши сидела, страшно подумать, сама Анна Лиске. Певица из знаменитой группы. Анна должна идти в первом блоке.
У нее тоже своя роль, она расскажет, как несколько лет тому назад у нее был роман с одним из богатейших людей Москвы.
– Первый раз? – улыбнувшись и подмигнув Агаше, спросила Лиске.
– Да, – сглотнув, ответила Агаша.
– Ничего, привыкнешь, – ободряюще сказала знаменитая артистка, привычно подставляя визажистке свое широко разрекламированное телевидением красивое лицо.
Агаша вышла из гримерки и заглянула в студию. На трибунах скучали девушки из массовки. Такие же, какой была она сама еще полтора месяца тому назад. Вот они глядят на нее, эти девушки из общежитий, глядят и думают, какая Агаша счастливая. Она снимается в шоу у самого Монахова.
И не знают, что полтора месяца назад Агаша почитала за счастье, что ее вообще пустили бы сюда в АСБ-1 хоть на самое захудалое шоу в самую безликую массовку. Вот как судьба может вмиг изменить любую жизнь.
Съемка задерживалась. Нерадивые секретарши что-то перепутали, принесли Монахову какую-то не ту часть сценария. Он ворчал, ругался, а потом вообще вышел куда-то из студии.
– Всем просьба не расходиться, – обращаясь к массовке, сказала молоденькая тонконогая ассистентша с усталым лицом.
Анна Лиске скорчила гримаску.
– А мы можем сходить пока кофе попить, – предложила она Агаше.
Ничего себе, внутренне охнула Агаша, думала ли она еще месяц назад, что вот так вот запросто сама Лиске предложит ей пойти побаловаться кофейком?
Пошли не в общий буфет, что на первом этаже справа от проходной, а поднялись на лифте в редакцию. Секретарша Ирочка любезно открыла им переговорную, обставленную кожаными диванами и креслами ядовито-желтого цвета. Агаша присела и чуть не утонула.
На стеклянную столешницу все та же Ирочка поставила перед Лиске и Агашей две чашки кофе, пепельницу и блюдце с сахаром и дольками лимона.
Бывшая официантка Агаша оценила сервис.
– Давно на Москве? – сощурившись от сигаретного дыма, спросила Лиске.
– Больше года, – ответила Агаша.
– Молодец, быстро у тебя с карьерой, самому Дюрыгину понравилась, далеко пойдешь.
Агаша не знала, что отвечать на. такую ободряющую похвалу.
– А где он тебя нашел? – поинтересовалась Лиске.
– В кафе, где я работала, он сумочку свою забыл, а я его догнала…
– Ну, значит это Судьба, – сказала Лиске, – значит, Ангел твой тебе помог.
В это время на шее у Лиске тихохонько запиликал ее телефончик – маленький, не больше медальона.
– Алло! Уже? Иду.
Лиске поднялась, одернула задравшуюся и обнажившую ухоженное тело маечку.
– Пойду, зовут, а ты еще можешь посидеть, твой выход минут через сорок, не раньше.
***
Натаха размечталась. Размечталась, как приедет на новенькой машине, на ярко-красном двухдверном купе «Пежо-407», приедет сперва на «Войковскую» к своему ларьку, где как раз будут Тофик с Исмаилом, будут в это время стоять и перетирать свои вонючие мелкие торговые дела на своем тарабарском гортанном наречии.
Она подъедет, а за ней черный джип-«гелендваген» с ее телохранителями.
И она скажет телохранителям, а набейте-ка морды этим хачикам. И Тофика с Исмаилом станут бить. И так, и этак, и как Ван Дамм бьет своих врагов, и как Крутой Уокер, и как Джеки Чан…
А потом она выйдет из машины – вся тоже в красном платье, с длинными ногами, в красных туфлях на шпильке, и, поставив ногу на голову Исмаила, спросит: ну как? Помнишь, как меня за обсчет и за опоздания наказывал, как заставлял меня тебе и твоему земляку-кунаку сосать? Прямо там, в ларьке, как я тебе сосала, помнишь? И ее телохранители бросят эту мразь в ларек, а сам ларек повалят на бок, обольют бензином и подожгут.
Красное пламя, красное платье, красная машина. Красиво, стильно.
А потом она поедет в кафе на «Текстильщиков», где Агашка работает официанткой. Зайдет в кафе, оглядится, присядет за столик. Сделает удивленное лицо: ой, Агашка, и не ожидала я тебя здесь встретить! Все официанткой ишачишь? А я… Да ты видала меня по телевизору. Да, я звезда… Каждый день теперь снимаюсь, каждый день… А ты все здесь, значит, горбатишься, понятненько…
Выпьет стакан «Колы-лайт» со льдом, оставит Агаше сто долларов чаевых и уедет на своей красной «Пежо-купе».
Стильно! Красная машина, красное платье…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
БЛЕСК И НИЩЕТА ТЕЛЕТУСОВКИ
Подумаете: зачем живем мы? для того ли,
Чтоб вечно угождать на чуждый нрав
И рабствовать всегда! Жорж Занд почти что прав!
Что нынче женщина? Создание без воли,
Игрушка для страстей или прихотей других!
Имея свет судьей и без защиты в свете,
Она должна таить весь пламень чувств своих
Иль удушить их в полном цвете:
Что женщина? ее от юности самой
В продажу выгодам, как жертву убирают,
Винят в любви к себе одной,
Любить других не позволяют.
В груди ее порой бушует страсть,
Боязнь, рассудок мысли гонит:
И если как-нибудь забывши света власть
Она покров с нее уронит,
Предастся чувствам всей душой
Тогда прости и счастье и покой.
М. Ю. Лермонтов. «Маскарад»
ГЛАВА 1
«МОНАХОВ И МОНАХОВ»
Зарайский очень-очень хотел снова увидеться с Розой. Ему не было жалко тратить на нее свои деньги, как всегда было жалко потратить хоть сто рублей на любую из его знакомых. Всегда сердце кровью обливалось, когда приходилось оплачивать счет на две персоны, поэтому он всегда подгадывал обтяпать свидание таким образом, чтобы оно проходило за счет редакции или за счет спонсора, как рекламные или представительские расходы. А подарки девушкам он обычно делал из сувенирных фондов отдела «паблик рилэйшнз» или из призовых спонсорских. Мог запросто одарить свою подружку на ее день рождения пакетом с логотипом телеканала, предварительно набив его всякой бесплатной сувенирной ерундой – футболкой с логотипом, кружкой с логотипом, бейсболкой с логотипом… Были бы на складе пиаровцев канала презервативы с логотипом, он бы и их дарил – такой вот он, Зарайский, был добрый к своим Девушкам.
А вот на Розу он готов был раскошелиться. Так вот она запала ему в душу.
Так запала, что всерьез он подумывал о том, а не купить ли ей новый модный телефон с интернетом и телепрограммами? Или золотой литой браслетик с семью бриллиантиками? Такой, как у секретарши шефа, у Ольги…
Колечко он опасался покупать, вдруг размер не подойдет, а браслетик… Или, думал он, или, может, часики золотые купить? Или шубку беличью? Или песцовую? Норку как-то дороговато… Бот как влюбился Зарайский, вот как проняло его.
Дрожа, Зарайский набрал номер ее мобильного.
– Алло, Роза? Это Матвей.
– Ка-а-кой Матвей?
Зарайский опешил. Роза, любимая Розочка его даже и не признала!
– Ну как же? Ты не помнишь, тот самый, с которым ты… с которым мы…
– Что? Га-а-вори громче, я в машине еду.
– Ну, это я, Матвей Зарайский, с телевидения…
– А-а-а, вспомнила, ну что, Мотя, как дела? Как сам?
Зарайский радостно защебетал мелкой птахою:
– Розочка, я хочу с тобой увидеться!
– Увидеться, ну, я не зна-а-ю, может, через пару неделек.
Роза не шибко желала свидания.
– Да ты что через пару неделек! Я с ума схожу! Я так влюбился, я снова хочу тебя увидеть!
– Да-а-а? А что это ты та-а-ак?
– Потому что ты прекрасная, потому что ты самая-самая!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30


А-П

П-Я