Через некоторое время Полон ушел, а Блейз и Тони, как зачарованные, продолжали наблюдать за приближающейся бурей.
Сначала ее верхняя граница была похожа на тонкую, но отчетливо видимую линию, которая становилась все шире и наконец превратилась в настоящую отвесную стену, надвигающуюся прямо на них.
Через некоторое время буря достигла подножия горы. Вопреки тому, что сказал им Полон, она начала карабкаться вверх по склону. Блейз невольно затаил дыхание и расслабился только тогда, когда верхняя граница песчаной тучи наконец замерла и по ней одна за другой стали пробегать бурые волны, разбиваясь об уступы на склонах. Иллюзия морских волн была бы еще более полной, если бы волны не взвивались вверх фонтанами буроватой пыли, которые, однако, уже не могли подняться слишком высоко.
Они наблюдали за бурей еще некоторое время, хотя стало окончательно ясно, что выше она подняться не сможет. Туча казалась каким-то злобным живым существом, продолжавшим свои бессмысленные попытки одолеть горный склон.
– Она похожа на какое-то животное, – сказала Тони, глядя на бурую массу, кипящую у них под ногами. – Интересно, как же могут Анджо, его родственники и все остальные местные жители по несколько дней подряд выживать на дне такого котла? Лично у меня ощущение, что когда она уйдет, то оставит после себя лишь руины, под которыми уже не будет ничего живого – лишь добела выскобленные кости.
– Это всего-навсего циклоноподобное возмущение атмосферы, – пояснил Блейз. – А видимым его делает незначительная примесь частиц песка в воздухе.
Тони бросила на него едва ли не сердитый взгляд.
– Думаешь, я сама не знаю? Как ты можешь… – Она вдруг замолчала и уставилась на него. – Слушай-ка, а ведь, похоже, тебе это нравится, не так ли?
– Нет, – покачал головой Блейз.
…и тогда я сказал ей чистую правду, – писал он через некоторое время у себя в шалаше. – Я не мог солгать ей, потому что она сразу бы это почувствовала. Хотя возможно, под внешне правдивым ответом она все равно ощутила некоторую неискренность. Я тогда совершенно честно ответил, что буря мне не нравится, и это действительно было так. Но в то же время было в ней что-то родственное… или близкое… не найти подходящего слова, чтобы выразить то, что я хочу сказать. Испытанные мною чувства, наверное, как-то связаны с работой моего подсознания. Теперь о моем окружении. Чем дольше я знаком с Тони, Данно и Генри, тем лучше я их понимаю. Скорее всего, и они тоже. Что же касается Тони, то ее роль поистине неоценима – она является противовесом во многих моих решениях, тем оселком, на котором я могу оттачивать края своего понимания ситуации и принимаемых решений до бритвенной остроты.
Когда совсем недавно она вдруг бросила мне: «А ведь тебе это, похоже, нравится, не так ли?» – я, не задумываясь, ответил то, что тогда посчитал правдой. Ведь буря действительно казалась мне отталкивающей – так же как и ей. И тем не менее Тони была права. Что-то в этом грязно-буром кипящем котле притягивало меня, словно я радовался ее приходу, потому что мог выйти ей навстречу, бросить вызов, схватиться врукопашную и в конце концов загнать ее обратно за горизонт – туда, откуда она и появилась.
Интересно, что же во мне или моих словах было такого, раз она сумела понять это? Не думаю, что она сознавала, как сильно я желал хотя бы попытаться описать ей мои чувства. Именно эта невозможность поделиться самым сокровенным с какой-нибудь живой душой и ставит меня в такую зависимость от нее, Данно и Генри – Генри, которого я даже и представить себе не мог сопровождающим меня в этом турне, до тех пор пока он вдруг не появился у нас в Экумени всего несколько недель назад – с какими-то собственными идеями по поводу необходимости присоединиться ко мне.
Но самой главной проблемой во всем этом является не то, насколько хорошо они понимают меня или то, что мною движет. Нет, самое главное – это то, насколько сильно я от них завишу. Смогу ли я продолжить начатое, если лишусь хотя бы одного из них, не говоря уже обо всех троих? И все же, когда мое подсознание – даже против моей воли – пытается представить себе будущее, в котором есть место и для них, оно не видит там ничего обнадеживающего. Там всегда либо один из них теряется, либо все трое в итоге оборачиваются против меня. Этого случиться не должно!
Не знаю, просто не знаю. Видимо, придется просто ждать дальнейшего развития событий и действовать по обстоятельствам.
Блейз положил ручку, еще раз перечитал написанное, а затем превратил листок в пепел так же, как и в прошлый раз.
Следующие три дня ему по-прежнему удавалось записывать по два выступления в день. На третий день он как раз записывал второе выступление чувствуя, что усталость овладевает им.
«…Я уже объяснял, что рост неизбежен для всех нас…» – говорил Блейз перед камерой. И вдруг замолчал.
– Нет, это сотрите, – велел он. – Думаю, лучше сказать по-другому.
Одна из женщин-техников принесла ему стакан воды. Он с жадностью осушил его.
Блейза не покидало ощущение, что буря длится уже гораздо дольше трех дней. Бешено кипящая бурая масса по-прежнему заполняла все пространство до самого горизонта и волнами накатывалась на горные склоны. Все местные были очень молчаливы и явно чувствовали себя не в своей тарелке. Но они продолжали работать с ним столько, сколько он считал нужным.
– Хорошо. Значит, последнюю фразу повторим еще раз. – Он откашлялся.
«…Я уже объяснял, что рост каждого из нас неизбежен. Это один из наших инстинктов как расы и часть нашего инстинкта самосохранения, которым мы руководствуемся с самого рождения. Именно инстинктивно мы и учимся, и приспосабливаемся.
Каменные плиты, уложенные на землю, не дают растениям взойти, и когда ростки доходят до непреодолимой каменной преграды, то понимают, что у них есть только один выход – начать расти вбок и пытаться пробиться к солнцу сквозь щели между камнями или сквозь трещины в них. И в конце концов мы видим только каменные обломки, густо покрытые зеленым ковром травы-победительницы.»
Он остановился.
– Стоп, – приказал он. – Никак не получается. Лучше сделайте пока на этом месте пометку. Закончим сегодня.
Техники, обслуживающие записывающее оборудование, безмолвно подчинились.
Все местные жители, находившиеся в лагере, в последние дни были необычайно молчаливы. До прихода бури Блейз, скорее всего, решил бы, что здесь, на безопасной высоте, вне досягаемости песчаной стихии, люди будут чувствовать себя спокойно.
Только теперь он начал понимать, что очень многим из них, скорее всего, не раз приходилось переживать подобные бури и до этого. К тому же у большинства там, внизу, наверняка оставались близкие – жены, мужья, дети, родственники, друзья.
– Распечатайте, пожалуйста, текст с последней пленки – я скоро вернусь и заберу его, – попросил Блейз старшего техника, – а потом просмотрю и внесу необходимые изменения. Я имею в виду не столько содержание, сколько сам порядок изложения. Вот, например, то, что я говорил о растениях, которые тянутся к свету, пробиваясь сквозь камни, наверное, лучше перенести в начало и предварить этим мысль о неизбежности роста.
Невысокий седовласый старший техник кивнул.
– Сколько сейчас времени? – спросил Блейз.
– Шестнадцать ноль-ноль, – ответил тот.
– Ну, тогда нам в любом случае пора заканчивать, – сказал Блейз. – Значит, встречаемся завтра в семь утра.
Он вышел из студии. Больше всего ему хотелось упасть на кровать и хоть немного привести в порядок все то множество мыслей, что не давали ему покоя в последние два часа. Но, почувствовав запах пищи, доносящийся из столовой, он понял, что страшно голоден, и поспешил туда.
Не успел он пройти и полпути, как навстречу ему из столовой вышел Полон и быстрым шагом направился к нему.
– Что случилось? – поинтересовался Блейз.
– Вернулся Анджо, – расстроенным тоном начал рассказывать Полон. – И почти сразу снова ушел. А с ним и Данно Аренс. И ни тот ни другой ничего мне не объяснили. Вы были в студии, и Данно велел вас не беспокоить.
– Вы же вроде говорили… – начал было Блейз, но тут заметил в дверях столовой Тони. Когда она подошла к ним, он снова взглянул на Полона. – Вы же говорили, что во время песчаной бури невозможно ни спуститься с горы, ни подняться на нее?
– Так оно и есть, Великий Учитель! – воскликнул Полон. – Поверьте, они рискуют жизнью! Ведь им придется спускаться практически вслепую. Разумеется, почуяв опасность, козлы попытаются затормозить тележку, но вероятность того, что все они – и козлы, и люди, и тележка – опрокинутся и разобьются насмерть, весьма велика. Или, что еще хуже, они могут переломать себе при падении кости и еще долго лежать потом внизу у подножия, медленно умирая. Хорошо, если они просто не задохнутся во время спуска.
Он замолчал и посмотрел на Блейза. Блейз ничего не сказал и лишь бросил вопросительный взгляд на Тони. Та обратилась к Полону:
– Вы не могли бы еще раз сходить в столовую и попросить их прислать обед в мой шалаш? Нам с Блейзом Аренсом нужно переговорить с глазу на глаз.
Полон перевел взгляд на Блейза. Тот кивнул. Полон круто развернулся и пошел обратно по направлению к столовой. Тони жестом пригласила Блейза следовать за ней.
– А ты случайно не знаешь, почему ушел Данно или почему вдруг появился Анджо? – спросил Блейз, как только они оказались в шалаше.
– Нет, – ответила Тони. – Я как раз сама хотела задать тебе этот вопрос. Садись вот сюда – на кушетку. Кажется, это единственный предмет моей обстановки, на котором ты поместишься. А я займу кресло.
Они уселись, и Тони сразу наклонилась вперед.
– Я тоже не представляю, зачем появлялся Анджо, – начала она. – Если верить Полону, то шансы подняться сюда во время бури – один против десяти даже для одного Анджо, шансы же без приключений спуститься отсюда для двоих примерно такие же. Полон предположил, что они могли бы двигаться вдоль линии связи, которую техники проложили в первый же день нашего пребывания здесь, чтобы при необходимости без помех связаться с Мордард Крузон, а уже через ее дом по спутнику – с любым местом на Новой Земле. И насколько я знаю, с тех пор как началась буря, Данно довольно активно пользовался этой возможностью.
Она замолчала и вопросительно взглянула на него.
Он кивнул:
– Мне тоже это известно. Но у Данно лучше всего все получается в одиночку. Он так и не сказал мне, куда звонил.
– Кроме того, – продолжала она, – Полон говорил мне, что существуют летательные аппараты, способные подниматься в воздух и во время бурь. Такой аппарат мог бы прилететь за ними к дому Крузонов, забрать, подняться выше уровня бури и доставить их куда нужно. Вероятно, что Данно как раз и договаривался о чем-то подобном. Естественно, для большинства окрестных фермеров иметь подобные летательные аппараты слишком накладно. Но в крупных городах их вполне можно нанять, если, конечно, Данно и Анджо сумели убедить собеседника на другом конце провода, что располагают достаточными средствами.
Она внимательно посмотрела на Блейза.
– Я не стала говорить этого Полону, но думаю, что Данно способен кого угодно уверить в том, что он кредитоспособен, и заказать подобную машину.
Блейз снова медленно кивнул.
Тут как раз принесли обед, и они молчали до тех пор, пока посыльный из столовой не вышел и не задвинул за собой ветки, прикрывающие вход.
– Давай приступай, – предложила Тони, расставив принесенные тарелки на кофейном столике, который поставила между собой и Блейзом. – Я уже ела. Так вот, если ты хоть что-нибудь знаешь и хочешь рассказать мне об этом, ты снимешь у меня с души большую тяжесть. Страшно даже подумать о том, что Данно – да, впрочем, и Анджо – лежит сейчас где-то у подножия этой горы со сломанными руками или ногами, а то и вовсе без признаков жизни.
– Да, – протянул Блейз и приступил к еде. Рот его на несколько минут оказался занят, и это позволило ему некоторое время ничего не говорить, а собраться с мыслями.
Вообще-то такое как раз в духе Данно – отправиться куда-нибудь, ни слова никому не сказав. Но с другой стороны, Данно был человеком весьма осторожным. Если он пустился в опасный путь в таких чрезвычайных обстоятельствах, значит, происходило что-то и в самом деле очень серьезное.
Их сосуществование с Данно началось там, на Ассоциации, довольно давно, и тогда Блейз был чем-то вроде подчиненного, а чуть позднее – ученика. Человека, который лишь выполнял приказы, никогда не обсуждая их, не говоря уже о том, чтобы вообще поставить под сомнение какие-либо поступки Данно. Но со временем положение изменилось на диаметрально противоположное:
Блейз стал лидером, а Данно – ведомым. Тем не менее Блейз всегда считал, что большинство из тех, кто с ним работает – в особенности Данно, – успешнее действуют, когда у них развязаны руки. Конечно, при этом подразумевалось, что он полностью доверяет Данно.
Блейз отставил тарелку. Большая часть еды так и осталась нетронутой. Он откинулся на спинку кушетки и взглянул на совершенно спокойное лицо Тони, которая все еще ждала ответа.
– Нет, – покачал он головой. – Мне никто не говорил ни что должен появиться Анджо, ни что Данно собирается уехать. Ни тот ни другой не обмолвился ни словом.
Тони продолжала пристально глядеть на него.
– Но это вовсе не значит, что ты не догадываешься, с чем это связано, – заметила она. – Это на тебя не похоже. Так скажи мне, что все это могло бы значить?
Блейз улыбнулся и пожал плечами.
– Ты же знаешь, я далеко не всеведущ, – добродушно заметил он. – И все же…
Он вдруг почувствовал какой-то внутренний толчок, вспомнив о подслушанном разговоре Тони и Генри в первый день пребывания в лагере.
– Есть такие вещи, куда я стараюсь не совать носа, – продолжал он. – А Данно как никто другой ненавидит, когда ему заглядывают через плечо. Так что даже предположить, почему он ушел… а вдруг мое предположение окажется неверным? Это может повлиять на качество моих дальнейших оценок. Так что лучше давай пока оставим это дело под знаком вопроса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69