https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/Oras/
Вокруг стоял пряный аромат табака. Аромат Индии.
Как только появилась Бина со своей маленькой группой хиджр, помощники Рэма отделились от толпы и прошли мимо нас, бормоча «Мумбаи» – пароль, который придумали мы с Рэмом. Вскоре после прибытия Бины крупный мускулистый мужик, стоявший около катеров, что-то прокричал, и мы стали подниматься на борт. Я заметила еще троих таких же здоровяков, отвечавших за то, чтобы никто посторонний не оказался на катере.
К счастью, Бина со своими рослыми «девчушками» получила пропуска от танцевальной труппы, в свое время нанятой Проспером, члены которой оказались не прочь обменять свои документы на сумму, эквивалентную их трехдневному заработку. Деньги эти я, естественно, выплатила им из кошелька покойного Эйкрса.
Влажность воздуха постоянно росла. Уже на полпути к острову воздух по густоте стал напоминать потную простыню. Но я не могла стереть пот с лица из страха повредить грим. Грязные после вчерашних дождей волны перехлестывали через планшир и оставляли на палубе тонкую пленку блестящей грязи, похожую на остатки глины на гончарном колесе.
– О чем это беседуют члены команды? – спросила я у Бины шепотом.
– Прошлой ночью в ресторане в Колабе одного из их команды зарезал сосед по столику. Убийца сказал, что покойный матрос весь вечер смотрел на него волком. Результат муссонного безумия – так все говорят. Еще один пример того же безумия – то, что Проспер Шарма продолжает съемку во время сезона дождей. Все считают, что из-за недостатка средств, и это их очень беспокоит, так как многим давно уже не платили жалованья.
Из информации, которую Рэму удалось по крупицам собрать от собратьев по ремеслу, явствовало, что Проспер решил отбросить реалистический стиль, отличавший его интерпретацию первых действий «Бури», и снимать последние сцены так, как будто они играются в театре. Действие должно становиться все более театральным, и фильм, по его плану, должен заканчиваться сценой, в которой главные действующие лица будут просто стоять на фоне моря, произнося свои монологи прямо в камеру, как обычно делается во время представлений по «Рамаяне» на пляже Чоупатти.
Накануне вечером Рэм сказал:
– Проспер намеренно применяет технику съемки, использовавшуюся в индийском кино на заре его существования, когда здешние кинематографисты стилизовали свои фильмы под традиционную викторианскую мелодраму. Но из-за больших расходов на актеров и оборудование и того, что доступ на Элефанту он получает на относительно короткие промежутки времени, ему приходится снимать в один большой дубль. Для нас это даже удобнее. Но вследствие твоего маленького трюка на студии Калеба требования к безопасности здесь значительно повысились. – Он покачал головой. – Знаешь, Розалинда, у меня совсем нет уверенности в том, что у нас получится, даже при всех талантах, которые я попытался задействовать в нашей игре.
– Я в тебя верю, Рэм, – сказала я. – А ты уверен, что на съемочной площадке будут высокопоставленные зрители?
– Абсолютно. Все испытывают необычайное любопытство по отношению к новой технологии Проспера. Они считают, что это его последняя попытка. Он даже пригласил какого-то техника от Спилберга из Штатов.
* * *
Море бурлило, однако судну удалось весьма удачно и даже не без некоторого изящества пришвартоваться у пирса из бетонных блоков у северо-западной оконечности Элефанты, где наши пропуска в очередной раз прошли проверку. Кроме того, возникли и другие непредвиденные опасности. До главных пещер, возле которых размещалась съемочная площадка Проспера, всего четверть мили, 125 шагов по пологому склону. Но тем, кого украшала яркая бижутерия, пришлось отбиваться от привлеченных блестящими стекляшками наглых обезьян.
– У нас в Индии обезьяны повсюду, – сказал один из членов команды, прицеливаясь камнем в одно из животных.
Любители животных в Индии, как правило, очень скоро испытывают на себе острые обезьяньи зубы.
У входа в пещеры по земле змеилось множество черных проводов от осветительных приборов, а неподалеку стояли два столба с табличками, написанными от руки на трех языках. Английский вариант гласил следующее:
ТЕРЯЕШЬ ВРЕМЯ – ТЕРЯЕШЬ ПЛЕНКУ – ТЕРЯЕШЬ РУПИИ
На второй табличке значилось:
ЭЛЕКТРИЧЕСТВО ОПАСНЕЕ ОРУЖИЯ.
ОТНОСИСЬ К ОБОРУДОВАНИЮ С УВАЖЕНИЕМ
Сразу же при входе в пещеры я обратила внимание на две панели с барельефами справа и слева от входа. Одна с изображением Шивы как божества танца, вторая – с Шивой, сидящим на лотосе с довольным видом абсолютного владыки мира.
Мы прошли дальше, подгоняемые шедшими сзади, словно овцы в загоне. Прямо перед нами за лесом из колонн высился еще один громадный Шива, высотой в шесть метров с лишним, на этот раз как Тримурти в образе трехголового верховного божества. Он восседал в обширном углублении, а у основания его фигуры стояли карлики с львиными чертами прокаженных.
Свет в основном падал на эту внутреннюю пещеру и на Ардханарисвару в особенности. «Божество, соединяющее в себе мужское и женское естество», – как говорилось в моем путеводителе. При определенном ракурсе двуполость фигуры выглядела особенно гармонично. Ее женский лик с величественным спокойствием всматривался в высеченное из камня зеркало, символизировавшее «майю», или иллюзию.
Перед каменным зеркалом создатели фильма расположили еще одно зеркало из полированного обсидиана, имитацию рефлектора Джона Ди из Британского музея. На самом же деле это был тщательно замаскированный компьютерный монитор размером с большой телевизор. Когда зажгутся софиты и заработает камера, это двойное зеркало станет одним, и на него будут проецироваться различные волшебные образы.
Тут я заметила громадную фигуру Бэзила Чопры, вышагивающего взад-вперед перед псевдозеркалом. Он отталкивал от себя молоденьких гримерш, словно кит, отбрасывающий тупые гарпуны. При этом он непрерывно повторял строки из своей роли, обращаясь в сторону какой-то невидимой камеры:
Добро пожаловать в мою пещеру.
Глубокая пещера – мой дворец.
Он старался приспособить голос и интонацию, характерные для исполнения этой роли на сцене, к требованиям кино.
Между моей толпой статистов и фигурами Шивы подобно массивным пешкам на гигантской шахматной доске возвышались шесть рядов колонн с каннелюрами и широкими капителями. При обычных условиях этот каменный храм должен был производить впечатление величия и простора, но при таком скоплении людей у меня возникло ощущение страшной тесноты. Во всем чувствовалось напряженное ожидание чего-то необычайно важного, атмосфера, сходная с той, что бывает на бракосочетаниях коронованных особ.
В небольшом дворике где-то справа от нас находился пункт управления, где сидели Проспер и его приспешники: келья волшебника, центр кинематографического колдовства. Ворота на Восточное крыльцо были частично заблокированы, чтобы кто-нибудь случайно не нарушил работу передвижных электрогенераторов, установленных в пункте управления. Они вырабатывали электроэнергию, необходимую для создания зрелищ подобного масштаба. Каждый в целях экономии времени и денег установлен на отдельное шасси, что позволяло избежать отключения всех осветительных приборов и полного переключения кабелей в случае перемещения съемочной площадки.
Через каждые десять метров по ее периметру стояли крепкие, накачанные каскадеры Проспера. По слухам, сегодня здесь принимались совершенно исключительные меры безопасности. Причиной тому была бомба в квартире Шармы и произошедшее вчера на студии Калеба Мистри. Никто в точности не знал, что же там, собственно, случилось, но все говорили, что к этому делу причастна «та самая безумная женщина, свояченица мистера Шармы».
Угрюмый громила охранял Восточное крыльцо. Он стоял спиной к узкому проходу и не заметил небольшую фигурку в маске, мгновенно появившуюся за ним и снова исчезнувшую. Правда, перед этим человек в маске немного сдвинул ее набок, открыв лицо. Рэм. Он что-то беззвучно произнес одними губами, адресуя это мне, но слишком быстро скрылся, чтобы я смогла понять, что он хочет мне сообщить.
Я протискивалась сквозь толпу, нервно припоминая все инструкции, которые вчера дал Рэм, и сопоставляя их с сегодняшней реальностью съемочной площадки. То, что казалось вполне исполнимым в ходе планирования на бумаге, на обычном чертеже этих пещер, теперь представлялось почти немыслимым при столкновении с реальными масштабами последнего акта Проспера.
Шесть рядов колонн отделяли статистов, толпившихся у Северного крыльца от внутреннего святилища, где расхаживал Бэзил, этот азиатский Орсон Уэллс. Справа от центральных рядов четыре колоссальных каменных стража, Дварапалы, охраняли обширный алтарь Шивы. Они сохранили угрожающее выражение лиц, хотя португальские стрелки много столетий назад сделали их евнухами, когда, укрывшись в этих пещерах во время муссона, занимались тем, что практиковались на статуях в меткости стрельбы.
Дальше святилища мне пройти не удалось. Так же, как, впрочем, и всем остальным, кто не принадлежал к ближайшему кругу. Проход закрывала группа грозного вида тяжеловесов. Пришлось руководствоваться фактами, собранными информаторами Рэма. Государственный комитет по туризму разрешал Просперу использовать Элефанту для съемок и закрывать ее для туристов только на один день в месяц в течение шести предшествующих месяцев. За этот период он снял большую часть менее значимых эпизодов. Последняя же грандиозная и феерическая часть должна сниматься примерно в той же последовательности, в какой она представлена и в шекспировском оригинале, в его четвертом и пятом актах, с одним-единственным исключением. Традиционная «пьеса внутри пьесы», в которой Юнона и Церера (в данной версии хиджра в одеждах соответствующих индийских богинь) дают перед гостями представление в масках, должна сниматься в самом конце дня. Для этого эпизода предстояло очистить всю пещеру от людей, чтобы предоставить достаточно места танцовщицам, музыкантам и специалистам по спецэффектам для совершения таинств.
В соответствии с ремарками Шекспира богини и их служители должны исчезнуть, но по сценарию Проспера предполагалось, что они будут продолжать свое представление за пределами пещеры. Снимать это будет отдельная группа под руководством Проспера, который появится на внешнем мониторе. При ярком солнечном свете он будет выглядеть хотя и несколько выцветшей, но вполне величественной фигурой. Образы богинь и танцовщиц спроецируются на экран, расположенный у Бэзила за спиной. Затем они, подобно всем другим бестелесным творениям его колдовства, начнут постепенно растворяться и исчезать в фантастическом облаке, которое будет вдуваться в пещеру при помощи специального вентилятора с соплом. Из него предполагается распылять особый клей, используемый для изготовления искусственной паутины.
– Освободите место, освободите место, – крикнул мрачный ассистент режиссера.
Один из его подручных бросился раздавать копии сценария на разных языках по выбору участников съемок (большинство актеров, как я заметила, выбрали английский вариант). Крик ассистента режиссера перекрывал шум болтовни, напоминавший шум моря. Группа солидных гостей тоже получила свои копии сценария. Я всматривалась в это сложное смешение Запада и Востока, и тут услышала за собой голос Бины:
– Думаю, представление начинается.
Как только на Западном крыльце послышались шаги, актеры и присутствующие важные гости замолчали. Сквозь толпу быстро прошла высокая человеческая фигура. Отраженный свет, падавший на шевелюру этого человека, придавал ей блеск полированного олова. В руках он держал дирижерскую палочку, с помощью которой, по слухам, управлял своим оркестром из актеров и членов съемочной группы. И вот человек поднял ее, что означало призыв к тишине, раздались не очень громкие, но явно восторженные аплодисменты.
– Леди и джентльмены, представление начинается, – провозгласил мой свояк тоном циркового конферансье. – Те из вас, кто участвует в первом эпизоде, пожалуйста, займите места. Остальные коллеги и господа почетные гости, – элегантный кивок головы с серебристой шевелюрой в нашу сторону, – прошу, сохраняйте тишину.
Не сказав больше ни слова, он поворачивается на каблуках и спускается в свой грот волшебника.
Нумератор с «хлопушкой» вскочил и приступил к работе. В репродукторах раздался голос теперь уже незримого Проспера:
– И... мотор!
Входят Просперо, Фердинанд и Миранда.
Откуда-то издалека послышались аккорды на ситаре, исполняющей тему богини. Мрак пещеры рассеялся, зажегся неземной свет больших дуговых ламп. Зазвучал грудной баритон Бэзила:
– Жестоко я с тобою поступил...
За его спиной разворачивался слой за слоем светящейся кисеи, каждый – величиной с центральное поле на Уимблдоне. Освещенный сложной системой больших угловых ламп и громадных верхних широкополосных излучателей прозрачный материал не столько скрывал стены пещеры, сколько облекал их вуалью иллюзорного. Они одновременно представляли и сценические облака, намеренно имитируя те, что использовались в маскарадах времен короля Якова и в декоративных обрамлениях возрожденческих карт, и мечты юного шаха Джахана, того самого, кто возвел династию Моголов на вершину славы.
Вот появился мавзолей его возлюбленной жене, великий Тадж-Махал. А вот мерцающие, жемчужного цвета купола Моти-Масджид в Агре и Красный Форт Города Правителя Вселенной с золотыми письменами на потолке: «Если есть на земле рай, то он здесь, он здесь, он здесь».
Последний занавес опускается за актерским трио. Это утраченный Трон Попугаев шаха Джахана. Бэзил протягивает руку, чтобы коснуться его, но какой-то сложный фокус со светом заставляет трон исчезнуть. Восторженный вздох среди зрителей. В перерыве между съемкой двух эпизодов я услышала, как кто-то из толпы прошептал своему соседу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Как только появилась Бина со своей маленькой группой хиджр, помощники Рэма отделились от толпы и прошли мимо нас, бормоча «Мумбаи» – пароль, который придумали мы с Рэмом. Вскоре после прибытия Бины крупный мускулистый мужик, стоявший около катеров, что-то прокричал, и мы стали подниматься на борт. Я заметила еще троих таких же здоровяков, отвечавших за то, чтобы никто посторонний не оказался на катере.
К счастью, Бина со своими рослыми «девчушками» получила пропуска от танцевальной труппы, в свое время нанятой Проспером, члены которой оказались не прочь обменять свои документы на сумму, эквивалентную их трехдневному заработку. Деньги эти я, естественно, выплатила им из кошелька покойного Эйкрса.
Влажность воздуха постоянно росла. Уже на полпути к острову воздух по густоте стал напоминать потную простыню. Но я не могла стереть пот с лица из страха повредить грим. Грязные после вчерашних дождей волны перехлестывали через планшир и оставляли на палубе тонкую пленку блестящей грязи, похожую на остатки глины на гончарном колесе.
– О чем это беседуют члены команды? – спросила я у Бины шепотом.
– Прошлой ночью в ресторане в Колабе одного из их команды зарезал сосед по столику. Убийца сказал, что покойный матрос весь вечер смотрел на него волком. Результат муссонного безумия – так все говорят. Еще один пример того же безумия – то, что Проспер Шарма продолжает съемку во время сезона дождей. Все считают, что из-за недостатка средств, и это их очень беспокоит, так как многим давно уже не платили жалованья.
Из информации, которую Рэму удалось по крупицам собрать от собратьев по ремеслу, явствовало, что Проспер решил отбросить реалистический стиль, отличавший его интерпретацию первых действий «Бури», и снимать последние сцены так, как будто они играются в театре. Действие должно становиться все более театральным, и фильм, по его плану, должен заканчиваться сценой, в которой главные действующие лица будут просто стоять на фоне моря, произнося свои монологи прямо в камеру, как обычно делается во время представлений по «Рамаяне» на пляже Чоупатти.
Накануне вечером Рэм сказал:
– Проспер намеренно применяет технику съемки, использовавшуюся в индийском кино на заре его существования, когда здешние кинематографисты стилизовали свои фильмы под традиционную викторианскую мелодраму. Но из-за больших расходов на актеров и оборудование и того, что доступ на Элефанту он получает на относительно короткие промежутки времени, ему приходится снимать в один большой дубль. Для нас это даже удобнее. Но вследствие твоего маленького трюка на студии Калеба требования к безопасности здесь значительно повысились. – Он покачал головой. – Знаешь, Розалинда, у меня совсем нет уверенности в том, что у нас получится, даже при всех талантах, которые я попытался задействовать в нашей игре.
– Я в тебя верю, Рэм, – сказала я. – А ты уверен, что на съемочной площадке будут высокопоставленные зрители?
– Абсолютно. Все испытывают необычайное любопытство по отношению к новой технологии Проспера. Они считают, что это его последняя попытка. Он даже пригласил какого-то техника от Спилберга из Штатов.
* * *
Море бурлило, однако судну удалось весьма удачно и даже не без некоторого изящества пришвартоваться у пирса из бетонных блоков у северо-западной оконечности Элефанты, где наши пропуска в очередной раз прошли проверку. Кроме того, возникли и другие непредвиденные опасности. До главных пещер, возле которых размещалась съемочная площадка Проспера, всего четверть мили, 125 шагов по пологому склону. Но тем, кого украшала яркая бижутерия, пришлось отбиваться от привлеченных блестящими стекляшками наглых обезьян.
– У нас в Индии обезьяны повсюду, – сказал один из членов команды, прицеливаясь камнем в одно из животных.
Любители животных в Индии, как правило, очень скоро испытывают на себе острые обезьяньи зубы.
У входа в пещеры по земле змеилось множество черных проводов от осветительных приборов, а неподалеку стояли два столба с табличками, написанными от руки на трех языках. Английский вариант гласил следующее:
ТЕРЯЕШЬ ВРЕМЯ – ТЕРЯЕШЬ ПЛЕНКУ – ТЕРЯЕШЬ РУПИИ
На второй табличке значилось:
ЭЛЕКТРИЧЕСТВО ОПАСНЕЕ ОРУЖИЯ.
ОТНОСИСЬ К ОБОРУДОВАНИЮ С УВАЖЕНИЕМ
Сразу же при входе в пещеры я обратила внимание на две панели с барельефами справа и слева от входа. Одна с изображением Шивы как божества танца, вторая – с Шивой, сидящим на лотосе с довольным видом абсолютного владыки мира.
Мы прошли дальше, подгоняемые шедшими сзади, словно овцы в загоне. Прямо перед нами за лесом из колонн высился еще один громадный Шива, высотой в шесть метров с лишним, на этот раз как Тримурти в образе трехголового верховного божества. Он восседал в обширном углублении, а у основания его фигуры стояли карлики с львиными чертами прокаженных.
Свет в основном падал на эту внутреннюю пещеру и на Ардханарисвару в особенности. «Божество, соединяющее в себе мужское и женское естество», – как говорилось в моем путеводителе. При определенном ракурсе двуполость фигуры выглядела особенно гармонично. Ее женский лик с величественным спокойствием всматривался в высеченное из камня зеркало, символизировавшее «майю», или иллюзию.
Перед каменным зеркалом создатели фильма расположили еще одно зеркало из полированного обсидиана, имитацию рефлектора Джона Ди из Британского музея. На самом же деле это был тщательно замаскированный компьютерный монитор размером с большой телевизор. Когда зажгутся софиты и заработает камера, это двойное зеркало станет одним, и на него будут проецироваться различные волшебные образы.
Тут я заметила громадную фигуру Бэзила Чопры, вышагивающего взад-вперед перед псевдозеркалом. Он отталкивал от себя молоденьких гримерш, словно кит, отбрасывающий тупые гарпуны. При этом он непрерывно повторял строки из своей роли, обращаясь в сторону какой-то невидимой камеры:
Добро пожаловать в мою пещеру.
Глубокая пещера – мой дворец.
Он старался приспособить голос и интонацию, характерные для исполнения этой роли на сцене, к требованиям кино.
Между моей толпой статистов и фигурами Шивы подобно массивным пешкам на гигантской шахматной доске возвышались шесть рядов колонн с каннелюрами и широкими капителями. При обычных условиях этот каменный храм должен был производить впечатление величия и простора, но при таком скоплении людей у меня возникло ощущение страшной тесноты. Во всем чувствовалось напряженное ожидание чего-то необычайно важного, атмосфера, сходная с той, что бывает на бракосочетаниях коронованных особ.
В небольшом дворике где-то справа от нас находился пункт управления, где сидели Проспер и его приспешники: келья волшебника, центр кинематографического колдовства. Ворота на Восточное крыльцо были частично заблокированы, чтобы кто-нибудь случайно не нарушил работу передвижных электрогенераторов, установленных в пункте управления. Они вырабатывали электроэнергию, необходимую для создания зрелищ подобного масштаба. Каждый в целях экономии времени и денег установлен на отдельное шасси, что позволяло избежать отключения всех осветительных приборов и полного переключения кабелей в случае перемещения съемочной площадки.
Через каждые десять метров по ее периметру стояли крепкие, накачанные каскадеры Проспера. По слухам, сегодня здесь принимались совершенно исключительные меры безопасности. Причиной тому была бомба в квартире Шармы и произошедшее вчера на студии Калеба Мистри. Никто в точности не знал, что же там, собственно, случилось, но все говорили, что к этому делу причастна «та самая безумная женщина, свояченица мистера Шармы».
Угрюмый громила охранял Восточное крыльцо. Он стоял спиной к узкому проходу и не заметил небольшую фигурку в маске, мгновенно появившуюся за ним и снова исчезнувшую. Правда, перед этим человек в маске немного сдвинул ее набок, открыв лицо. Рэм. Он что-то беззвучно произнес одними губами, адресуя это мне, но слишком быстро скрылся, чтобы я смогла понять, что он хочет мне сообщить.
Я протискивалась сквозь толпу, нервно припоминая все инструкции, которые вчера дал Рэм, и сопоставляя их с сегодняшней реальностью съемочной площадки. То, что казалось вполне исполнимым в ходе планирования на бумаге, на обычном чертеже этих пещер, теперь представлялось почти немыслимым при столкновении с реальными масштабами последнего акта Проспера.
Шесть рядов колонн отделяли статистов, толпившихся у Северного крыльца от внутреннего святилища, где расхаживал Бэзил, этот азиатский Орсон Уэллс. Справа от центральных рядов четыре колоссальных каменных стража, Дварапалы, охраняли обширный алтарь Шивы. Они сохранили угрожающее выражение лиц, хотя португальские стрелки много столетий назад сделали их евнухами, когда, укрывшись в этих пещерах во время муссона, занимались тем, что практиковались на статуях в меткости стрельбы.
Дальше святилища мне пройти не удалось. Так же, как, впрочем, и всем остальным, кто не принадлежал к ближайшему кругу. Проход закрывала группа грозного вида тяжеловесов. Пришлось руководствоваться фактами, собранными информаторами Рэма. Государственный комитет по туризму разрешал Просперу использовать Элефанту для съемок и закрывать ее для туристов только на один день в месяц в течение шести предшествующих месяцев. За этот период он снял большую часть менее значимых эпизодов. Последняя же грандиозная и феерическая часть должна сниматься примерно в той же последовательности, в какой она представлена и в шекспировском оригинале, в его четвертом и пятом актах, с одним-единственным исключением. Традиционная «пьеса внутри пьесы», в которой Юнона и Церера (в данной версии хиджра в одеждах соответствующих индийских богинь) дают перед гостями представление в масках, должна сниматься в самом конце дня. Для этого эпизода предстояло очистить всю пещеру от людей, чтобы предоставить достаточно места танцовщицам, музыкантам и специалистам по спецэффектам для совершения таинств.
В соответствии с ремарками Шекспира богини и их служители должны исчезнуть, но по сценарию Проспера предполагалось, что они будут продолжать свое представление за пределами пещеры. Снимать это будет отдельная группа под руководством Проспера, который появится на внешнем мониторе. При ярком солнечном свете он будет выглядеть хотя и несколько выцветшей, но вполне величественной фигурой. Образы богинь и танцовщиц спроецируются на экран, расположенный у Бэзила за спиной. Затем они, подобно всем другим бестелесным творениям его колдовства, начнут постепенно растворяться и исчезать в фантастическом облаке, которое будет вдуваться в пещеру при помощи специального вентилятора с соплом. Из него предполагается распылять особый клей, используемый для изготовления искусственной паутины.
– Освободите место, освободите место, – крикнул мрачный ассистент режиссера.
Один из его подручных бросился раздавать копии сценария на разных языках по выбору участников съемок (большинство актеров, как я заметила, выбрали английский вариант). Крик ассистента режиссера перекрывал шум болтовни, напоминавший шум моря. Группа солидных гостей тоже получила свои копии сценария. Я всматривалась в это сложное смешение Запада и Востока, и тут услышала за собой голос Бины:
– Думаю, представление начинается.
Как только на Западном крыльце послышались шаги, актеры и присутствующие важные гости замолчали. Сквозь толпу быстро прошла высокая человеческая фигура. Отраженный свет, падавший на шевелюру этого человека, придавал ей блеск полированного олова. В руках он держал дирижерскую палочку, с помощью которой, по слухам, управлял своим оркестром из актеров и членов съемочной группы. И вот человек поднял ее, что означало призыв к тишине, раздались не очень громкие, но явно восторженные аплодисменты.
– Леди и джентльмены, представление начинается, – провозгласил мой свояк тоном циркового конферансье. – Те из вас, кто участвует в первом эпизоде, пожалуйста, займите места. Остальные коллеги и господа почетные гости, – элегантный кивок головы с серебристой шевелюрой в нашу сторону, – прошу, сохраняйте тишину.
Не сказав больше ни слова, он поворачивается на каблуках и спускается в свой грот волшебника.
Нумератор с «хлопушкой» вскочил и приступил к работе. В репродукторах раздался голос теперь уже незримого Проспера:
– И... мотор!
Входят Просперо, Фердинанд и Миранда.
Откуда-то издалека послышались аккорды на ситаре, исполняющей тему богини. Мрак пещеры рассеялся, зажегся неземной свет больших дуговых ламп. Зазвучал грудной баритон Бэзила:
– Жестоко я с тобою поступил...
За его спиной разворачивался слой за слоем светящейся кисеи, каждый – величиной с центральное поле на Уимблдоне. Освещенный сложной системой больших угловых ламп и громадных верхних широкополосных излучателей прозрачный материал не столько скрывал стены пещеры, сколько облекал их вуалью иллюзорного. Они одновременно представляли и сценические облака, намеренно имитируя те, что использовались в маскарадах времен короля Якова и в декоративных обрамлениях возрожденческих карт, и мечты юного шаха Джахана, того самого, кто возвел династию Моголов на вершину славы.
Вот появился мавзолей его возлюбленной жене, великий Тадж-Махал. А вот мерцающие, жемчужного цвета купола Моти-Масджид в Агре и Красный Форт Города Правителя Вселенной с золотыми письменами на потолке: «Если есть на земле рай, то он здесь, он здесь, он здесь».
Последний занавес опускается за актерским трио. Это утраченный Трон Попугаев шаха Джахана. Бэзил протягивает руку, чтобы коснуться его, но какой-то сложный фокус со светом заставляет трон исчезнуть. Восторженный вздох среди зрителей. В перерыве между съемкой двух эпизодов я услышала, как кто-то из толпы прошептал своему соседу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67