https://wodolei.ru/catalog/dushevie_dveri/steklyannye/
Дешевые издания поэзии, скорее всего на языке маратхи. И множество фотографий, повсюду, сотни фотографий, целый исторический лабиринт из фотографий: его дочь; молодой Калеб на съемках какого-то давнего фильма; миниатюра молодой женщины с мальчиком; официальный фотографический портрет темноволосой пожилой женщины с грубоватой внешностью, вероятно, его матери.
В одном ящике стола я наткнулась на несколько старых золотых монет. Некоторые выглядели почти совсем новенькими, словно только вчера вышли из-под пресса, другие лоснились от частого использования, как несвежий кусок мыла. На этих последних было уже почти невозможно разобрать изображение. Ощупывая их, я думала о том, как точно позолотчик должен рассчитывать момент начала золочения. Тем не менее в деятельности каждого профессионала бывают периоды просчетов. Он слишком рано наносит позолоту. Или, наоборот, во время работы его что-то отвлекает, а возвратившись, он обнаруживает, что клей пересох. Калеб слишком надолго оставил меня одну. Он совершил ошибку в расчетах.
Я положила монеты в карман.
К тому времени, как он закончил разбираться с актерами, я уже сидела на диване, прижав к груди рюкзак, словно броню. Он вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
– Итак, ты говорила с моей дочерью. И что-то из сказанного ею заставило тебя прийти сюда.
Я улыбнулась ему, растянув губы в клоунской ернической гримасе.
– Большой процент тех мужчин, которые становились убийцами женщин, вначале, как правило, выбирали себе либо более сильную партнершу, либо ту, что обладала чертами, способными вызвать зависть, к примеру, более высоким положением в обществе, – сказала я. И подумала: «Как Майя». – Вы когда-нибудь слышали о Тэде Банди, американском серийном убийце? Он как-то заявил, что если бы воспитывался в другой среде, то скорее всего стал бы воровать автомобили «порше», а не убивать студенток колледжей. – Я затолкала микрофон поглубже под воротник. – Потом им, конечно, становится все равно кого убивать.
– И к чему ты это клонишь?
Я взяла один из скальпелей.
– Майю и Сами резали подобным инструментом, с двумя лезвиями. А ваша супруга использовала такой нож, чтобы наносить себе увечья.
Калеб сжал кулак и поднял руку. Мне показалось, что он собирается ударить меня, но вместо этого он придвинул к себе коробку с инструментами, нашел что-то в ней и протянул мне найденный предмет. Двойной скальпель, как две капли воды похожий на тот, что я нашла в отеле «Рама».
– Это не такая уж большая редкость, Роз. Полагаешь, ты единственный человек, обративший внимание на то, что я пользуюсь этим инструментом? Или на то, что моя... жена когда-то воспользовалась им?
– Значит, это не вы столкнули Майю с балкона?
– Ее никто не сталкивал.
– Я видела порезы у нее на теле. Они такие же, как и у Сами.
– Прочти данные судебно-медицинской экспертизы. Майю не зарезали; она разбилась. Какой-то доброжелатель показал ей контракт Проспера на следующие три фильма, в котором ее имя не фигурировало. И Проспер этот контракт уже подписал. Майю просто вычеркнули. Ее жизнь закончилась. И она выбросилась из окна. Воздаяние... – Он снова положил скальпель на стол. – И тебе ли не знать, почему люди кончают с собой. Потому что им больше не на что надеяться. Или некуда бежать. – В его голосе появилась горечь. – Или потому, что к ним предъявляют слишком много требований, которые они не в силах выполнить. У Майи было громадное количество врагов. Очень многие воспринимали ее как помеху. А спонсорам нужно было молоденькое личико.
– Личико вашей дочери.
– Проспер дал Нони главную роль без всякой протекции с моей стороны. А потом он оказал ей честь, переспав с ней. Ну, он, конечно, никогда бы не женился на ней. Не та родословная.
– Не по этой ли причине вы так ненавидите Проспера? Даже несмотря на ту помощь, которую он вам оказал?
– Все правильно. Проспер был моим наставником. Моим гуру. Он научил меня главным приемам нашей профессии, давал мне читать книги, наставлял меня в правилах хорошего тона. Подсказывал, что может помочь мне в карьере и что, напротив, повредит. Он переделал меня под свой стандарт.
– Как отец.
Калеб как-то странно хохотнул.
– О, он был намного ближе отца. Он был мне как мать. Я был готов ради него на все. – Калеб замолчал. – Почти на все.
– Даже на то, чтобы избавить его от жены.
Калеб уселся на диван рядом со мной, задрал на мне рубашку, провел пальцем по спине. Пока он сосредоточен на спине, подумала я, он вряд ли заметит спрятанные за воротником микрофоны.
– Так, значит, именно это ты хочешь услышать, Роз? Да, наверное, ты права: в каком-то смысле я помог ему избавиться от жены. В каком-то смысле. – Его пальцы задержались на синяке, оставшемся у меня от дверной ручки в том доме, где мы были с ним вместе. – Тебе известно, что Богиня-Мать часто является в образе оскопительницы своего смертного супруга? Одна из причин ее гнева в том, что он отверг ее. – Он надавил на синяк. – Когда я впервые встретил тебя, мне показалось, что ты на нее похожа. Оскопительница. Как Майя. Только, конечно, в отличие от Богини она не была матерью. Она была гарпией. Как и ты. Ведь ты же не мать, не так ли, Роз?
– Что вы имеете в виду?
– Миранда очень много о тебе рассказывала. Например, что сделала твоя мать, когда узнала, что ты убила ребенка.
Отец, должно быть, рассказал ей.
– Да, я сделала аборт. Ничего особенного. Это ведь не настоящее убийство. Хотя, возможно, вам и не понятна разница. – Мои родители часто занимались этим. Терзали друг друга. Пытали друг друга, вскрывая старые, почти затянувшиеся раны. – Но с какой стати Миранда стала рассказывать это вам?
– Так часто поступают любовники, – ответил он и стал внимательно всматриваться мне в глаза, чтобы понять, какое впечатление произвели на меня его слова. – Обмениваются интимными признаниями как знаками доверия.
Так вот что они имели в виду тогда у Анменна, выкрикивая грубые шутки о моей сестре и Калебе.
– И сколько же у вас это продолжалось с Мирандой?
Я ощущала настоящую боль, так, словно кто-то вырывал эти слова у меня изо рта, как зубы без анестезии.
– Это закончилось несколько месяцев назад, как только иссякло ощущение новизны от траханья жены Проспера.
– Из этого я заключаю, что вы никогда не спали с Майей.
– И из чего же ты это заключаешь?
– Из слова «новизна». Вы же сами сказали «новизны от траханья жены Проспера».
Он снова встал, нервным движением повернулся ко мне, положил руку мне на горло, сжал его, словно собираясь душить. Затем отпустил. Сел. Я облегченно вздохнула. Он все еще не заметил микрофонов.
– Я пытался подступиться к ней, по-своему, по-босяцки. Я не заинтересовал ее. Майя ненавидела меня. Она всегда винила меня в том, что Проспер связался со всякого рода грязными делами. Но безосновательно. У Проспера подобные наклонности имелись и до встречи со мной. Она же была готова пойти на крайности. Она способна была допустить, чтобы построенное им здание в один прекрасный день на него обрушилось.
– Гарпии всегда ассоциировались с бурями и ураганами.
– Что?
– Проспер научил вас снимать кино, а вы отплатили ему тем, что попытались соблазнить его жену.
– Это была его идея. Убедить ее таким образом уйти со сцены. Это его слова, не мои. Но я оказался недостаточно хорош для нее.
– Расскажите мне о ней.
– У нее не могло быть детей. В этом заключалась суть всех ее проблем. Деторождение делает женщину мягче. Мне кажется, благодаря боли.
Он снова надавил на синяк у меня на спине, и на этот раз с такой силой, что у меня от боли закружилась голова.
– А как на счет Сами? – спросила я, надеясь самой неожиданностью вопроса заставить его проговориться. – Разве Сами не был ребенком Майи?
Он отрицательно покачал головой:
– Думаю, нет.
Я почувствовала себя обманутой.
– А чьим же в таком случае?
Он поднял руку и провел ею по моему лицу, напоследок крепко сжав подбородок.
– Не знаю, наверное, какой-то другой несчастной сучки, которая спуталась с Проспером. Незаконный ребенок.
Он положил руку мне между ног. Ощущение было приятным. Что это там Анменн говорил по поводу наших эротических предпочтений? То, что они не всегда соответствуют нашим нравственным стандартам? Я положила свою руку на руку Калеба и провела пальцами по тыльной стороне. Затем вонзила в нее ногти.
– Каким образом вы избавились от Майи? – спросила я.
В медицинской клинике рядом с нашим домом в Керале я часто наблюдала за тем, как у кобр собирали яд. Известно, что при каждом укусе кобра тратит примерно одну пятую своего яда. При искусственном получении яда от кобры, напротив, змея выпускает до половины содержимого своих желез. При подобном способе добывания яда кобру заставляют кусать снова и снова. После нескольких укусов оставшегося яда хватит, пожалуй, только на то, чтобы вызвать у жертвы состояние эйфории. Или ввести ее в кому.
Он отдернул окровавленную руку и поднес ее к губам.
– Я не избавлялся. Я же тебе говорил. И потом, если у тебя одна дорога – в канализацию, какая разница, кто спустит воду?
– Тем не менее это не дает мне покоя. Я постоянно задаюсь вопросом, постоянно возвращаюсь к мысли: чья была идея избавиться от нее, Проспера или ваша?
– Тебе же хорошо известна вся история. В то время я был ничтожным ассистентом режиссера. Кто, по-твоему, всем распоряжался? – Он встал и начал прохаживаться по комнате, подошел к столу, остановился и взял миниатюру с изображением молодой женщины. – Если ты действительно хочешь знать, кто несет ответственность, тебе стоит посмотреть съемочный дневник Проспера.
На протяжении всей весны 1986 года, сказал Калеб, Проспер, не переставая, жаловался на Майю. Он ни разу прямо не сказал, что хочет ее смерти. Но скрытый намек на это присутствовал постоянно. Туманные предположения, шутка, произнесенная как будто между прочим во время съемок, какие-то воспоминания об уголовном прошлом Калеба, постоянные выпытывания, как далеко, по его мнению, могут зайти старые друзья за несколько тысяч рупий. Однажды он сказал Калебу: «Мне нужен сценарий для Майи». «Какой сценарий?» – спросил его Калеб.
– Проспер ответил, что он представляет себе сцену падения с балкона. В открытой балконной двери стоит затененная человеческая фигура. Две фигуры. Одна видна неотчетливо. Две. Одна тень толкает другую назад в полосу солнечного света. Майя спотыкается. Поворачивается лицом к зрителю. Кричит. Падает. Мы видим порезы у нее на теле, которые могли быть нанесены убийцей, но, возможно, и ею самой как зримый призыв о помощи. С полной уверенностью никто не может сказать. Как в случае с моей женой, подсказал я ему. – Калеб, не отрываясь, смотрел на миниатюру. – Этот ублюдок только кивнул и заметил как бы между прочим, что, да, такая смерть произвела бы поистине драматическое впечатление. «Это была бы последняя звездная роль Майи, – сказал Проспер. – Сделай это, и я обещаю, что ты получишь возможность снять свой собственный самостоятельный фильм».
– И как же вы поступили?
Калеб повернулся ко мне спиной.
– Мне необходимо было убедиться в том, что я его правильно понял. Поэтому я пошел домой и написал сценарий. Весьма посредственный, в хорошем не было нужды. Но очень точный в деталях. Когда, где и как. И на следующий день принес его Просперу.
– Возможно, он не имел в виду ничего дурного.
– Он все хорошо продумал. В моем сценарии заходящая кинозвезда выживает. В инвалидном кресле, но все-таки остается в живых. И становится знаменитой закадровой певицей, в лучших традициях Бомбейвуда. Он все изменил. Весь сценарий пестрил его красными пометками. И в конце стоял красный крест.
– Красный крест?
– Все коррективы, которые Проспер вносил в сценарии, он делал красным. Он просматривал рукописи и ставил галочки красного цвета в тех местах, которые ему нравились, и крестики – в тех, которые не нравились.
– И что же было потом? – спросила я.
– Потом он дошел до эпизода с падением и сказал «нет». Это совсем не то, что он имел в виду. И решительно поставил свой красный крест с коротким комментарием: «Переписать в соответствии с результатами предыдущего обсуждения».
– И какое же решение приняли вы, Калеб?
Калеб поднял руки, сымитировав пальцами видоискатель и направив его на мое лицо.
– Давай я расскажу тебе один фильм, – сказал он. – Вот как он начинается. Тебе придется все это вообразить. Начальная сцена очень похожа на «Незнакомцев в поезде» Хичкока: несколько кадров спешащих ног сначала в одном, а потом в другом направлении. В правильном направлении. И в неправильном направлении.
Незаконнорожденная версия, подумала я, бомбейская версия. «Незнакомцы в поезде»: два человека обсуждают вопрос о том, способны ли они совершить убийство. Один из них пытается не ввязываться в это рискованное предприятие. Но который же из них?
– Я отдал сценарий Просперу, и он положил его в свою большую книгу, которую его съемочная группа прозвала «Атхар-Веда». Я сказал ему, что это не мой жанр. И тогда он спросил у меня, не могу ли я ему кого-нибудь порекомендовать. И я дал ему номер телефона Эйкрса.
– Эйкрс работал на вас?
– У нас было некое подобие соглашения. Но сейчас Эйкрс совершенно независим. Поэтому-то в случае с Майей он и воспользовался скальпелем, чтобы при расследовании могла возникнуть ассоциация и со мной. Если бы мне когда-нибудь пришло в голову донести на него, Эйкрс смог бы кому следует напомнить об обстоятельствах гибели моей первой жены. И полиция сама установила бы связь между двумя сходными трагедиями. Хотя я не исключаю и того, что ножи были идеей Проспера. У Проспера с Эйкрсом возник некий деловой союз на почве взаимного недоверия. Тебе, наверное, неизвестно, что Проспер пребывает в долгах до самых своих артистических бровей? Чтобы построить собственную независимую студию, он израсходовал все состояние своей семьи, точнее, семьи Майи. Он ведь женился на ней только из-за денег. И если его последний проект не будет иметь кассового успеха, студия перейдет к торговцам недвижимостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
В одном ящике стола я наткнулась на несколько старых золотых монет. Некоторые выглядели почти совсем новенькими, словно только вчера вышли из-под пресса, другие лоснились от частого использования, как несвежий кусок мыла. На этих последних было уже почти невозможно разобрать изображение. Ощупывая их, я думала о том, как точно позолотчик должен рассчитывать момент начала золочения. Тем не менее в деятельности каждого профессионала бывают периоды просчетов. Он слишком рано наносит позолоту. Или, наоборот, во время работы его что-то отвлекает, а возвратившись, он обнаруживает, что клей пересох. Калеб слишком надолго оставил меня одну. Он совершил ошибку в расчетах.
Я положила монеты в карман.
К тому времени, как он закончил разбираться с актерами, я уже сидела на диване, прижав к груди рюкзак, словно броню. Он вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
– Итак, ты говорила с моей дочерью. И что-то из сказанного ею заставило тебя прийти сюда.
Я улыбнулась ему, растянув губы в клоунской ернической гримасе.
– Большой процент тех мужчин, которые становились убийцами женщин, вначале, как правило, выбирали себе либо более сильную партнершу, либо ту, что обладала чертами, способными вызвать зависть, к примеру, более высоким положением в обществе, – сказала я. И подумала: «Как Майя». – Вы когда-нибудь слышали о Тэде Банди, американском серийном убийце? Он как-то заявил, что если бы воспитывался в другой среде, то скорее всего стал бы воровать автомобили «порше», а не убивать студенток колледжей. – Я затолкала микрофон поглубже под воротник. – Потом им, конечно, становится все равно кого убивать.
– И к чему ты это клонишь?
Я взяла один из скальпелей.
– Майю и Сами резали подобным инструментом, с двумя лезвиями. А ваша супруга использовала такой нож, чтобы наносить себе увечья.
Калеб сжал кулак и поднял руку. Мне показалось, что он собирается ударить меня, но вместо этого он придвинул к себе коробку с инструментами, нашел что-то в ней и протянул мне найденный предмет. Двойной скальпель, как две капли воды похожий на тот, что я нашла в отеле «Рама».
– Это не такая уж большая редкость, Роз. Полагаешь, ты единственный человек, обративший внимание на то, что я пользуюсь этим инструментом? Или на то, что моя... жена когда-то воспользовалась им?
– Значит, это не вы столкнули Майю с балкона?
– Ее никто не сталкивал.
– Я видела порезы у нее на теле. Они такие же, как и у Сами.
– Прочти данные судебно-медицинской экспертизы. Майю не зарезали; она разбилась. Какой-то доброжелатель показал ей контракт Проспера на следующие три фильма, в котором ее имя не фигурировало. И Проспер этот контракт уже подписал. Майю просто вычеркнули. Ее жизнь закончилась. И она выбросилась из окна. Воздаяние... – Он снова положил скальпель на стол. – И тебе ли не знать, почему люди кончают с собой. Потому что им больше не на что надеяться. Или некуда бежать. – В его голосе появилась горечь. – Или потому, что к ним предъявляют слишком много требований, которые они не в силах выполнить. У Майи было громадное количество врагов. Очень многие воспринимали ее как помеху. А спонсорам нужно было молоденькое личико.
– Личико вашей дочери.
– Проспер дал Нони главную роль без всякой протекции с моей стороны. А потом он оказал ей честь, переспав с ней. Ну, он, конечно, никогда бы не женился на ней. Не та родословная.
– Не по этой ли причине вы так ненавидите Проспера? Даже несмотря на ту помощь, которую он вам оказал?
– Все правильно. Проспер был моим наставником. Моим гуру. Он научил меня главным приемам нашей профессии, давал мне читать книги, наставлял меня в правилах хорошего тона. Подсказывал, что может помочь мне в карьере и что, напротив, повредит. Он переделал меня под свой стандарт.
– Как отец.
Калеб как-то странно хохотнул.
– О, он был намного ближе отца. Он был мне как мать. Я был готов ради него на все. – Калеб замолчал. – Почти на все.
– Даже на то, чтобы избавить его от жены.
Калеб уселся на диван рядом со мной, задрал на мне рубашку, провел пальцем по спине. Пока он сосредоточен на спине, подумала я, он вряд ли заметит спрятанные за воротником микрофоны.
– Так, значит, именно это ты хочешь услышать, Роз? Да, наверное, ты права: в каком-то смысле я помог ему избавиться от жены. В каком-то смысле. – Его пальцы задержались на синяке, оставшемся у меня от дверной ручки в том доме, где мы были с ним вместе. – Тебе известно, что Богиня-Мать часто является в образе оскопительницы своего смертного супруга? Одна из причин ее гнева в том, что он отверг ее. – Он надавил на синяк. – Когда я впервые встретил тебя, мне показалось, что ты на нее похожа. Оскопительница. Как Майя. Только, конечно, в отличие от Богини она не была матерью. Она была гарпией. Как и ты. Ведь ты же не мать, не так ли, Роз?
– Что вы имеете в виду?
– Миранда очень много о тебе рассказывала. Например, что сделала твоя мать, когда узнала, что ты убила ребенка.
Отец, должно быть, рассказал ей.
– Да, я сделала аборт. Ничего особенного. Это ведь не настоящее убийство. Хотя, возможно, вам и не понятна разница. – Мои родители часто занимались этим. Терзали друг друга. Пытали друг друга, вскрывая старые, почти затянувшиеся раны. – Но с какой стати Миранда стала рассказывать это вам?
– Так часто поступают любовники, – ответил он и стал внимательно всматриваться мне в глаза, чтобы понять, какое впечатление произвели на меня его слова. – Обмениваются интимными признаниями как знаками доверия.
Так вот что они имели в виду тогда у Анменна, выкрикивая грубые шутки о моей сестре и Калебе.
– И сколько же у вас это продолжалось с Мирандой?
Я ощущала настоящую боль, так, словно кто-то вырывал эти слова у меня изо рта, как зубы без анестезии.
– Это закончилось несколько месяцев назад, как только иссякло ощущение новизны от траханья жены Проспера.
– Из этого я заключаю, что вы никогда не спали с Майей.
– И из чего же ты это заключаешь?
– Из слова «новизна». Вы же сами сказали «новизны от траханья жены Проспера».
Он снова встал, нервным движением повернулся ко мне, положил руку мне на горло, сжал его, словно собираясь душить. Затем отпустил. Сел. Я облегченно вздохнула. Он все еще не заметил микрофонов.
– Я пытался подступиться к ней, по-своему, по-босяцки. Я не заинтересовал ее. Майя ненавидела меня. Она всегда винила меня в том, что Проспер связался со всякого рода грязными делами. Но безосновательно. У Проспера подобные наклонности имелись и до встречи со мной. Она же была готова пойти на крайности. Она способна была допустить, чтобы построенное им здание в один прекрасный день на него обрушилось.
– Гарпии всегда ассоциировались с бурями и ураганами.
– Что?
– Проспер научил вас снимать кино, а вы отплатили ему тем, что попытались соблазнить его жену.
– Это была его идея. Убедить ее таким образом уйти со сцены. Это его слова, не мои. Но я оказался недостаточно хорош для нее.
– Расскажите мне о ней.
– У нее не могло быть детей. В этом заключалась суть всех ее проблем. Деторождение делает женщину мягче. Мне кажется, благодаря боли.
Он снова надавил на синяк у меня на спине, и на этот раз с такой силой, что у меня от боли закружилась голова.
– А как на счет Сами? – спросила я, надеясь самой неожиданностью вопроса заставить его проговориться. – Разве Сами не был ребенком Майи?
Он отрицательно покачал головой:
– Думаю, нет.
Я почувствовала себя обманутой.
– А чьим же в таком случае?
Он поднял руку и провел ею по моему лицу, напоследок крепко сжав подбородок.
– Не знаю, наверное, какой-то другой несчастной сучки, которая спуталась с Проспером. Незаконный ребенок.
Он положил руку мне между ног. Ощущение было приятным. Что это там Анменн говорил по поводу наших эротических предпочтений? То, что они не всегда соответствуют нашим нравственным стандартам? Я положила свою руку на руку Калеба и провела пальцами по тыльной стороне. Затем вонзила в нее ногти.
– Каким образом вы избавились от Майи? – спросила я.
В медицинской клинике рядом с нашим домом в Керале я часто наблюдала за тем, как у кобр собирали яд. Известно, что при каждом укусе кобра тратит примерно одну пятую своего яда. При искусственном получении яда от кобры, напротив, змея выпускает до половины содержимого своих желез. При подобном способе добывания яда кобру заставляют кусать снова и снова. После нескольких укусов оставшегося яда хватит, пожалуй, только на то, чтобы вызвать у жертвы состояние эйфории. Или ввести ее в кому.
Он отдернул окровавленную руку и поднес ее к губам.
– Я не избавлялся. Я же тебе говорил. И потом, если у тебя одна дорога – в канализацию, какая разница, кто спустит воду?
– Тем не менее это не дает мне покоя. Я постоянно задаюсь вопросом, постоянно возвращаюсь к мысли: чья была идея избавиться от нее, Проспера или ваша?
– Тебе же хорошо известна вся история. В то время я был ничтожным ассистентом режиссера. Кто, по-твоему, всем распоряжался? – Он встал и начал прохаживаться по комнате, подошел к столу, остановился и взял миниатюру с изображением молодой женщины. – Если ты действительно хочешь знать, кто несет ответственность, тебе стоит посмотреть съемочный дневник Проспера.
На протяжении всей весны 1986 года, сказал Калеб, Проспер, не переставая, жаловался на Майю. Он ни разу прямо не сказал, что хочет ее смерти. Но скрытый намек на это присутствовал постоянно. Туманные предположения, шутка, произнесенная как будто между прочим во время съемок, какие-то воспоминания об уголовном прошлом Калеба, постоянные выпытывания, как далеко, по его мнению, могут зайти старые друзья за несколько тысяч рупий. Однажды он сказал Калебу: «Мне нужен сценарий для Майи». «Какой сценарий?» – спросил его Калеб.
– Проспер ответил, что он представляет себе сцену падения с балкона. В открытой балконной двери стоит затененная человеческая фигура. Две фигуры. Одна видна неотчетливо. Две. Одна тень толкает другую назад в полосу солнечного света. Майя спотыкается. Поворачивается лицом к зрителю. Кричит. Падает. Мы видим порезы у нее на теле, которые могли быть нанесены убийцей, но, возможно, и ею самой как зримый призыв о помощи. С полной уверенностью никто не может сказать. Как в случае с моей женой, подсказал я ему. – Калеб, не отрываясь, смотрел на миниатюру. – Этот ублюдок только кивнул и заметил как бы между прочим, что, да, такая смерть произвела бы поистине драматическое впечатление. «Это была бы последняя звездная роль Майи, – сказал Проспер. – Сделай это, и я обещаю, что ты получишь возможность снять свой собственный самостоятельный фильм».
– И как же вы поступили?
Калеб повернулся ко мне спиной.
– Мне необходимо было убедиться в том, что я его правильно понял. Поэтому я пошел домой и написал сценарий. Весьма посредственный, в хорошем не было нужды. Но очень точный в деталях. Когда, где и как. И на следующий день принес его Просперу.
– Возможно, он не имел в виду ничего дурного.
– Он все хорошо продумал. В моем сценарии заходящая кинозвезда выживает. В инвалидном кресле, но все-таки остается в живых. И становится знаменитой закадровой певицей, в лучших традициях Бомбейвуда. Он все изменил. Весь сценарий пестрил его красными пометками. И в конце стоял красный крест.
– Красный крест?
– Все коррективы, которые Проспер вносил в сценарии, он делал красным. Он просматривал рукописи и ставил галочки красного цвета в тех местах, которые ему нравились, и крестики – в тех, которые не нравились.
– И что же было потом? – спросила я.
– Потом он дошел до эпизода с падением и сказал «нет». Это совсем не то, что он имел в виду. И решительно поставил свой красный крест с коротким комментарием: «Переписать в соответствии с результатами предыдущего обсуждения».
– И какое же решение приняли вы, Калеб?
Калеб поднял руки, сымитировав пальцами видоискатель и направив его на мое лицо.
– Давай я расскажу тебе один фильм, – сказал он. – Вот как он начинается. Тебе придется все это вообразить. Начальная сцена очень похожа на «Незнакомцев в поезде» Хичкока: несколько кадров спешащих ног сначала в одном, а потом в другом направлении. В правильном направлении. И в неправильном направлении.
Незаконнорожденная версия, подумала я, бомбейская версия. «Незнакомцы в поезде»: два человека обсуждают вопрос о том, способны ли они совершить убийство. Один из них пытается не ввязываться в это рискованное предприятие. Но который же из них?
– Я отдал сценарий Просперу, и он положил его в свою большую книгу, которую его съемочная группа прозвала «Атхар-Веда». Я сказал ему, что это не мой жанр. И тогда он спросил у меня, не могу ли я ему кого-нибудь порекомендовать. И я дал ему номер телефона Эйкрса.
– Эйкрс работал на вас?
– У нас было некое подобие соглашения. Но сейчас Эйкрс совершенно независим. Поэтому-то в случае с Майей он и воспользовался скальпелем, чтобы при расследовании могла возникнуть ассоциация и со мной. Если бы мне когда-нибудь пришло в голову донести на него, Эйкрс смог бы кому следует напомнить об обстоятельствах гибели моей первой жены. И полиция сама установила бы связь между двумя сходными трагедиями. Хотя я не исключаю и того, что ножи были идеей Проспера. У Проспера с Эйкрсом возник некий деловой союз на почве взаимного недоверия. Тебе, наверное, неизвестно, что Проспер пребывает в долгах до самых своих артистических бровей? Чтобы построить собственную независимую студию, он израсходовал все состояние своей семьи, точнее, семьи Майи. Он ведь женился на ней только из-за денег. И если его последний проект не будет иметь кассового успеха, студия перейдет к торговцам недвижимостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67