Тень спрыгнула к нам во двор, подобралась к дому и с фантастической скоростью взобралась по стене прямо в комнату, где живет наша бедная девочка. Тут бы мне кричать на помощь, но, поверьте, синьоры, я стою как в столбняке и от страха не могу выдавить из себя ни звука. Через секунду тень появилась на балконе с каким-то тюком под мышкой, привязала к перилам веревку и ловко соскользнула во двор. Ясно, думаю я, все-таки грабитель, и начинаю соображать, что можно похитить из Улиной комнаты: трюмо, старинный гобелен, шубу, ковер… В этот момент тень попадает в полосу лунного света, поворачивается ко мне лицом, и я узнаю… кого бы вы думали?
– Кого именно?
– Конечно, его, Рома Монтекки. Тут меня озарило: да ведь он уносит нашу Улу! И голос сразу прорезался, я закричала во всю силу легких. Прибежали домашние, брат Улы Тибор кинулся в погоню, да вора и след простыл.
Этот драматический рассказ настолько заинтриговал слушателей, что они перестали посмеиваться над своеобразием речи экономки, и в зале царила мертвая тишина.
– Как вы узнали Рома Монтекки, синьора Клелия, вам приходилось до этого его встречать?
– А как же! – победоносно заявила экономка, кинув довольный взгляд на свою хозяйку. – Я видела его, как вот сейчас вас, ваша честь, когда этот парень короновал Улу на мотокеглях.
– Как он выглядит?
– Высокий, стройный, черноволосый, синеглазый, в общем хорошенький, хоть и агр, – сказала Клелия с восхищением, но, поймав сердитый взгляд синьоры Капулетти, осеклась.
– Вы имеете что-нибудь против агров?
– Да нет, пусть себе живут, лишь бы на чужое не зарились.
Монтекки насупился: неужели Ром и в самом деле мог решиться на такой поступок? Положение осложнялось. Он лихорадочно перебирал в памяти показания Клелии, пытаясь обнаружить, за что можно зацепиться.
– Прошу задавать вопросы свидетельнице.
– Скажите, синьора, – спросил один из полномочных агров, – когда человек, которого мы приняли за Рома Монтекки, вошел в комнату, доносился ли оттуда какой-нибудь шум, звуки борьбы?
– Ничего такого не было.
– Почему же она не сопротивлялась? Это выглядит весьма странно.
– Чего ж тут странного? Он ее, бедняжку, схватил спящую, сунул в мешок и поволок.
В зале прокатился смешок.
– Почему она потом не звала на помощь?
– Почем я знаю, может быть, он ей кляпом рот заткнул.
– Могу я задать вопрос свидетельнице? – спросил Монтекки.
– Отчего же, это ваше право.
– Синьора Клелия, вы сказали, что мой сын черноволос. Как же вы могли в кромешной тьме определить цвет его шевелюры?
– Так я же говорила, что хорошо разглядела Рома на стадионе.
– Ах, да… – протянул олдермен разочарованно. А потом добавил: – Только, помнится, на стадионе он был в шлеме.
Экономка растерялась и воззрилась на хозяйку, отчаянно двигавшую бровями.
– Я – по бровям, он ведь у вас и чернобровый, – сообразила она.
Монтекки сел, удовлетворенный: по выражениям лиц олдермен почувствовал, что ему удалось посеять сомнение в правдивости Клелии. Каков хитрец, подумал Капулетти, цепкий крестьянский ум, а Марта считала его дубиной. Он еще раз выругал себя за то, что не воспротивился ее интриге, которая могла плохо кончиться. Правда, лично он не принимал участия в натаскивании экономки. Стыдно, но бояться нечего.
– Вызывается профессор агрохимии Вальдес, – объявил арбитр.
Не ожидая вопросов, профессор заявил:
– Единственное, что я могу сообщить уважаемым членам комиссии, это подтвердить известный уже многим факт: Ром Монтекки начал изучать математику. – На стороне матов раздались негодующие возгласы. Не обращая на них внимания, Вальдес продолжал: – Я сделал ему надлежащее внушение, разъяснив, что благосостояние нашего общества покоится на профессионализме и долг каждого гражданина свято следовать этому принципу.
– Вы полагаете, что этого достаточно? – воскликнул лидер общины матов.
– Я счел также своим долгом поставить в известность о таком экстраординарном происшествии ректора Университета, родителей и наставника студента. Больше мне нечего добавить.
С этими словами Вальдес сошел с трибуны, а ее поспешил занять профессор Чейз.
– Позвольте мне, ваша честь?
Арбитр кивнул.
– Мы уделили здесь много времени детективному жанру, пытаясь установить, похитил Ром Монтекки Улу Капулетти или она бежала с ним добровольно. Между тем это должно заботить только два заинтересованных семейства, ну и, разумеется, наших друзей юров, которым предстоит собрать все улики и наказать Рома, если он действительно виновен в похищении, или оставить его в покое, если будет доказано обратное. Нас же гораздо больше должны волновать общественные последствия этого экстраординарного случая, как определил мой почтенный коллега. Кстати, меня поразило его хладнокровие. Ведь речь идет об опаснейшей политической диверсии, о попытке, пусть бессознательно, я это допускаю, подорвать сами устои клановой системы.
Агр не должен любить мату – это противоестественно. Агр не должен пренебрегать своим кровным делом и покушаться на математику или химию, или юриспруденцию – это преступно. Тем не менее то и другое, вопреки всем законам и обычаям, случилось. Вот чем мы должны быть озабочены в первую голову. Как могло произойти такое, в чем корень зла, где порок: в нашей системе воспитания, в отсутствии необходимого контроля за досугом молодежи, в пробелах законодательства, регулирующего межклановые отношения? Я не берусь дать сейчас ответ на все эти вопросы, но ясно одно: надо бить в набат и любыми средствами воспрепятствовать распространению опасной эпидемии.
И последнее: я утверждаю, что дело это не веронских и даже не провинциальных, а общегермеситских масштабов. Мы не имеем права, руководствуясь соображениями местного патриотизма, упрятать концы в воду и свести все к шаткому компромиссу между общинами матов и агров. Сама идея компромисса и согласия, полюбовной сделки вопиющим образом противоречит характеру происшествия. Мы обязаны немедленно проинформировать о нем Великарий, добиваться рассмотрения его в Сенате и принятия чрезвычайных мер в защиту основы нашей цивилизации – профессионального кланизма. Благодарю вас, синьоры.
Экспрессивная речь Чейза произвела сильное впечатление, поднялся разноголосый гул, и арбитру, чтобы навести порядок, пришлось пригрозить очистить зал.
– У нас остался последний свидетель, наставник Сторти. Прошу внимания.
Перешептывание все-таки продолжалось, спорили за и против доводов Чейза, и, когда Сторти начал давать показания, его почти никто не слушал.
– Что вы можете сказать о характере своего воспитанника?
– Только то, что это благородный и прямодушный человек, если б у меня был такой сын, я гордился бы им.
– Когда вы узнали об его увлечении синьоритой Капулетти?
– Если позволите, ваша честь, я перейду к самому существенному. – Арбитр кивнул. – Я свидетельствую, – заявил Сторти, повысив голос и привлекая тем внимание публики, – что Ула любит Рома так же, как и он ее, и что она добровольно отправилась с ним в изгнание, чтобы избежать разлуки.
– Чем вы можете доказать свои слова?
– Очень просто. Я сам организовал их побег.
В зале поднялся невообразимый шум, арбитру пришлось вторично пустить в ход колокольчик и свою угрозу.
– И вы не стесняетесь говорить об этом с бравадой?
– Да, потому что я совершил благое дело.
– Негодяй! – закричала Марта. – Гнать из Университета такого наставника, судить его! – Ее поддержали многие.
– Я сам уйду! – сказал Сторти с вызовом. – А суда я не боюсь, в моих действиях, достопочтенная синьора, нет состава преступления. Преступники те, кто хочет разлучить влюбленных, растоптать их чувство и сделать на всю жизнь несчастными.
– Вы с ума сошли! – воскликнул лидер общины агров. – Это именно нелепая страсть лишит их профессии и сделает раньше или позже несчастными! Как они могут объясняться между собой, с помощью апа?
Монтекки отметил, что его шеф употребляет дословно те же выражения, с помощью которых он вразумлял Рома. А Сторти-то, Сторти, вот он каков, этот пристрастный к ячменке добродушный толстяк!
– Они прекрасно объясняются на языке, известном только им двоим, заверяю вас, – сказал Сторти.
– Чепуха! – прокричал лидер общины матов. – Он нас дурачит.
– О, нет, – сказал наставник, – и если вы в молодости не знали этого языка, синьор, то мне вас просто жаль. – Небольшая группа молодых людей неистово зааплодировала, Сторти помахал им рукой и поклонился, как артист, дождавшийся наконец своего звездного часа. Обстановка накалилась до такой степени, что в зале вот-вот грозила вспыхнуть потасовка. Арбитр надрывался, пытаясь утихомирить публику. К нему подлетел взъерошенный, как всегда, ректор Университета.
– Немедленно прервите заседание! Вы понимаете, что происходит?
– Обыкновенный скандал, я за свою практику видел и почище.
– В том-то и дело, что не обыкновенный! – Ректор прошептал ему на ухо: – Впервые они разделились не по клановой принадлежности, а совсем на другой основе – одни за Чейза, другие за этого проходимца.
Арбитр встревоженно покачал головой. Дело действительно нешуточное, как бы ему самому не пришлось отвечать за допущенное безобразие.
– Объявляется перерыв, – заорал он громовым голосом, – публику удалить из зала, комиссия завершит работу в закрытом заседании!
5
Тибор с нетерпением ожидал возвращения родителей и переживал заново все перипетии скандального заседания согласительной комиссии. Он и Пер с группой приятелей славно порезвились, когда в зале разразилась буря. Тибор хорошо врезал в челюсть одному из голосистых сторонников Сторти и с удовольствием намял бы бока ему самому. Наставник! Жирная свинья! Ну, погоди, ты от нас не уйдешь, мы тебе покажем, как сводничать и похищать девушек! Здорово им всем выдал Чейз. Хоть и выскочка, а светлая голова. Он один понял, что надо не распускать нюни по поводу несчастных влюбленных, а трубить тревогу и всеми средствами защищать кланизм. Не то что мой благодушный папаша, который и рта побоялся раскрыть. Он за здорово живешь отдаст аграм и наш дом, и наши привилегии, лишь бы его оставили в покое.
Чета Капулетти вернулась домой в сильном возбуждении. Перебивая друг друга, родители посвятили сына в подробности закрытого заседания. Началось с того, что большинство потребовало последовать настояниям Чейза и обратиться за советом в Центр. Оттуда сообщили резолюцию Великого математика: пусть разбираются сами. Потом обсудили возмутительное поведение наставника и единодушно вынесли частное определение – рекомендовать ректору уволить Сторти из Университета, а общине агров – предать его суду чести. Самая горячая схватка состоялась по вопросу об ответственности Рома Монтекки. Маты добивались признания его виновным в насильственном похищении Улы, агры не давали согласия на такую формулировку. Их сторону принял и арбитр, заявив, что материалы слушания не подтверждают факты учинения насилия.
– А как же показания Клелии? – спросил Тибор.
– Эту дуру не приняли всерьез, – в сердцах сказала его мать.
– Слава богу, что никто не потребовал привлечь ее к ответу за ложные показания, – сказал Капулетти. – Я тебя предупреждал…
– Ах, оставь, если б мы следовали твоим советам, так остались бы при своих интересах. Здесь не до чистоплюйства. Наше дело правое, и надо отстаивать его любым способом!
Тибор одобрительно кивнул, и Капулетти, оставшийся в меньшинстве, решил, как обычно, придержать язык.
– Чем же кончилось?
– С грехом пополам согласились ограничиться похищением без насилия. Уж этого никто не мог отрицать. Полиции передано объявление, обязывающее всех, кому попадется на глаза Ром Монтекки, задержать его и передать властям.
– В таких случаях печатаются фотографии…
– Я понимаю, Тибор, что тебя беспокоит. Не тревожься, мы с отцом решительно воспротивились, чтобы и Ула красовалась в роли преступницы.
– Правда, арбитр заявил, что это ровно вполовину уменьшит шансы на их поимку, – осмелился заметить Капулетти.
– Тебе, я вижу, совершенно не дорога честь дочери!
– Что уж теперь скрывать, в зале было полно журналистов.
– Одно дело газета, и совсем другое – объявление о поимке. Это и дураку должно быть ясно.
– Ладно, не ссорьтесь. – Тибор решил вступиться за отца, заметив, что у того дрожат губы. – Будете ждать?
– Ничего другого не остается. Ты что-нибудь предлагаешь?
– Посмотрим, – уклончиво ответил Тибор.
В комнату вошла Клелия.
– Тут вас, – сказала она младшему Капулетти, – спрашивает какой-то юноша не из нашего клана.
Выйдя в вестибюль, Тибор увидел щуплого паренька, который нервно мял в руках свой берет.
– Что тебе?
– Ты Тибор Капулетти?
Тибор кивнул.
– Я Гель Монтекки, брат Рома. Помнишь, я послал тебе записку об их свидании?
– Разумеется. Явился ходатайствовать за братца? – спросил он враждебно. – Не надейся, от расплаты ему не уйти, и родственниками нам никогда не стать.
– Я не меньше тебя заинтересован, чтобы этого не случилось.
– Так чего же тебе от меня надо?
– Хочу предложить сделку. Я скажу тебе, где они укрываются, но с условием, что вы не сделаете брату ничего плохого. Забирайте свою Улу, и дело с концом.
– Вот как! – Тибор смерил его подозрительным взглядом. – Значит, ты и сам участвовал в побеге.
– Я узнал о месте, где они должны быть, час назад.
– От кого?
– Это тебя не касается.
– Если мы отпустим твоего брата, ему ведь все равно держать ответ перед властями.
– И это не твоя забота. – После секундной паузы Гель добавил: – Кроме того, когда Ула вернется домой, страсти поулягутся, и все дело можно будет спустить на тормозах. Думаю, и вам не слишком выгодно раздувать вокруг своей фамилии вселенский шум.
– А ты смышленый парень, как я погляжу, – ухмыльнулся Тибор. – Ладно, выкладывай.
– Условия принимаются?
– Что с тобой поделаешь! Хотя, откровенно говоря, я бы с удовольствием выдал твоему родственничку по первое число.
– Еще неизвестно, кто бы кому выдал!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39