Ах, если б он мог ее сейчас увидеть!..
Ром начал продираться сквозь полосу кустов, а выйдя на чистое место, замер, пораженный. Перед ним, на том же самом месте, где и в первый раз, стояла Ула. Он решил, что у него галлюцинация, тряхнул головой, чтобы отогнать видение. Но нет, Ула осталась, она улыбнулась и протянула ему руки.
Ром кинулся к своей возлюбленной, они обнялись и долго стояли, задыхаясь от наплыва чувств, словно не виделись целую вечность, а не расстались всего несколько часов назад. И в самом деле, столь многое произошло за эти часы. «Потеря времени компенсируется приобретением пространства», – всплыла в его памяти туманная сентенция Сторти. А ведь она не лишена смысла.
– Ула, родная, как ты оказалась здесь? – спросил Ром, когда наконец обрел способность говорить.
– Как, ты не знаешь? А я-то думала, что это ты все устроил. Значит, они меня обманули.
– Кто «они»? Расскажи толком. Конечно, я собирался тебя похитить, но, видишь, меня опередили.
– Бен и Мет прокрались ко мне на балкон и сказали, что ты просил меня немедленно приехать на место нашего первого свидания. Потом мы спустились по веревочной лестнице, перемахнули через ограду парка. О, это было настоящее приключение!
– И ты не колебалась?
– Капулетти никогда не были трусами, – сказала Ула с достоинством. – Кроме того, Ром, ты не забыл, что я люблю тебя?
Он прижал ее к своей груди.
– Ой, Ром, ты меня задушишь! Так вот, – продолжала она оживленно, – нам на редкость повезло: родители спали мертвым сном, а Тибор не возвращался. Кстати, – спохватилась она, – я забыла спросить главное: они ведь не догнали тебя?
Он неопределенно кивнул, решив, что расскажет ей об истязании как-нибудь в другой раз.
– И скажи наконец, что мы будем делать?
– Плавать наперегонки.
– Ты шутишь, Ром.
– Ничего подобного.
– А впрочем, с удовольствием!
Через минуту, взявшись за руки, они вошли в море, плескались и резвились, забыв обо всем на свете.
Потом, присев на траву, Ула начала расчесывать свои длинные волосы. Ром взял ее за руку.
– Слушай меня внимательно, Ула. Против нас готовится заговор. Наши родители условились отослать меня куда-то в Свинцовые горы, а тебя в столицу. У нас остается один выход – бежать, если мы хотим быть вместе. Мы поженимся, и тогда никто больше не сможет нас разлучить. Не скрою, Ула, на нашу долю выпадет немало испытаний, придется, по крайней мере поначалу, жить без привычных удобств. Все, что я могу обещать тебе наверняка, это моя любовь.
Боясь уловить в ее глазах хоть тень колебания, Ром отвернулся. С тревогой и напряжением ждал он своего приговора.
– Неужели ты сомневался во мне, Ром? – Она взяла его голову в свои руки и, заглядывая в глаза, сказала жалобным тоном: – Ну что еще я должна сделать, чтобы ты понял: я – твоя функция, куда ты, туда и я…
Когда они вышли к экомобилю, там стоял еще один экипаж. А в стороне, на полянке, Сторти, Бен и Мет, расстелив скатерку, подкрепляли свои силы. Ром с чувством пожал друзьям руки, Ула кинулась их обнимать.
– Ну, ну полегче, – сказал Ром. – Это неприлично: мата обнимает агров.
– Посмотрите на этого собственника! – сказал Бен.
– Не будь скупым, Ром, от нее не убудет, – сказал Мет.
– Не ревнуй, – сказала Ула, – Бен и Метью уже видели меня в чем мать родила, да вдобавок выносили на руках из дома.
Сторти запихнул в рот огромный кусок ветчины и сказал извиняющимся тоном:
– Не сердитесь, дети мои, мы вынуждены были позаимствовать припасенной для вас снеди, но, клянусь, самую малость. Я, признаться, не предполагал, что участие в побеге до такой степени возбуждает аппетит.
– По-моему, он у тебя никогда не иссякает, – съязвил Мет.
– Ром, Ула, подбирайте остатки, пока Сторти отдышится, – посоветовал Бен.
Дожевав ветчину, Сторти поднялся.
– Пора в путь, иначе нас хватятся. Вам что, на худой конец разлучат, только и всего. А вот меня на этот раз наверняка выставят из Университета. Короче, Ром, берите мой шикарный лимузин и дуйте по направлению к Мантуе. Это в двух часах пути от Вероны. Там найдете моего старинного приятеля Ферфакса, он вас приютит и поможет устроиться. Такой же оригинал и творческая натура, как я. Эх и погуляли мы с ним в свое время. Помню, однажды…
Бен и Метью дружно засвистели.
– Вы правы, надо торопиться, я доскажу эту занимательную историю по дороге.
Бен и Метью дружно вздохнули.
– Вот адрес, Ром. И еще: постарайся быть ласковым с моей колымагой. – Он нежно погладил экомобиль по капоту. – Я заметил, что ты слишком резко переключаешь передачи, а она не выносит грубости. Если б вы только знали, как мне дорога эта старушка, в каких только передрягах мы с ней не бывали. Как-то раз…
Бен и Метью подхватили наставника под руки и поволокли к другой машине.
– Постойте, дьяволы, надо ведь попрощаться, кто знает, когда доведется увидеться. – Он обнял Рома, похлопал его по спине, а затем облапил Улу и со вкусом чмокнул ее в обе щеки.
Ром сел за руль, Ула прижалась к его плечу, мотор затарахтел, и они покатили, то и дело оглядываясь, чтобы еще и еще раз помахать друзьям, кричавшим вслед:
– До свиданья!
– Счастья вам и удачи!
Дорога петляла вдоль берега, море в этот предрассветный час было тягостного для глаз серого цвета, так же безжизненно и тоскливо смотрелись горы по другую сторону; опять заморосил мелкий нудный дождь.
Ула задремала. Ром ощущал тепло ее тела и думал, что отныне он за нее в ответе. Ему было хорошо и страшно – впервые они оказались совсем одни, и кто знает, что уготовила им судьба.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Весь путь с места посадки космолета до города Тропинин пристально вглядывался в облик незнакомой жизни. Ему не впервые приходилось выполнять роль посла, и каждый раз начальная стадия контакта была самым увлекательным переживанием, оставлявшим в памяти неизгладимый след.
Конечно, нельзя сказать, что все подряд бывало в таких случаях внове. Скорее наоборот: в массе узнаваемых, привычных вещей изредка встречалось нечто неведомое, порой несуразное, по крайней мере – на посторонний взгляд. Угадать его назначение доставляло своего рода интеллектуальное удовольствие. Да и понятно: у дочерних цивилизаций одна основа – человек, расселившийся по Вселенной. Повсюду он сохранял свое первородное естество, и везде местная природа лепила его на свой лад, заставляла приспосабливаться, лишала одних качеств и прививала другие, так что через столетия это были все те же люди и уже не те. В данном случае – гермеситы, не земляне.
Тропинин односложно отвечал на замечания сопровождавшего его чиновника, не очень вслушиваясь в монотонные пояснения относительно сооружений, мимо которых они проезжали. В конце концов, не имело ровно никакого значения, что гигантский конусообразный дворец с пышной колоннадой служил помещением высших математических курсов; что приземистое серое здание, напоминавшее старопрусскую казарму, вместило философскую академию; что паривший в воздухе стеклянный мост тянулся на шестьдесят километров, а туннель, выложенный фосфоресцирующими плитами из неизвестного ему материала, пролегал на глубине пятисот пятидесяти четырех метров. Все эти сведения еще не дают ответа на главный вопрос: каков уровень здешней материальной и духовной культуры по сравнению с Землей и другими обитаемыми планетами – звеньями Великого кольца? По первому впечатлению Гермес находился где-то в пределах XXII–XXIII земных веков. Но первое впечатление обманчиво, кто знает, что обнаружится, когда он поближе познакомится с этой колонией. Так, ему уже известно, что у гермеситов отличная робототехника, зато у них нет космоплавания: какой поразительный пробел!
Многое зависит от того, насколько благожелательно местные власти отнесутся к его миссии. Разумеется, они кровно заинтересованы, чтобы он дал положительное заключение о возможности подключить Гермес к кольцу со всеми вытекающими отсюда преимуществами. Это, однако, еще ничего не значит. Могут утаивать информацию, подсовывать выгодные для себя сведения, препятствовать нежелательным, с их точки зрения, встречам – каких только приемов не существует, чтобы укрыть пороки и выставить на обозрение добродетели! Впрочем, не следует настраиваться на такой лад, нет у истины большего врага, чем предвзятость. И лучший способ проникнуть в характер общества – это познать человека.
Тропинин прервал очередное разъяснение своего спутника и, положив руку ему на плечо, спросил:
– Как вас звать?
– Уланфу.
– Можно, я буду называть вас по имени?
– Разумеется.
– Скажите, какая у вас принята вообще форма обращения?
– Синьора, синьор.
– Ага, это от итальянцев.
– Может быть, но имейте в виду: мы давно преодолели национальные различия. Пожалуй, никто, кроме историков, и понятия не имеет, что такое нация.
– Следовательно, вы историк?
Тропинину показалось, что в тоне собеседника проскользнула нотка досады.
– О нет, я математик.
– Вам можно позавидовать, – сказал Тропинин. – У нас на Земле давно покончено со всеми видами неравенства наций, дело постепенно идет к их слиянию, но пока они существуют, и с этим связано немало проблем. Вообразите, к примеру, сколько сил и средств приходится расходовать на изучение иностранных языков, перевод литературы. Вы избавлены от подобных потерь.
Уланфу смутился.
– Не совсем, – сказал он с явной неохотой. – Обратите внимание, справа от нас новейшее предприятие по производству роботов. Здесь нет ни одного человека, они сами выполняют всю работу – от конструирования до упаковки продукции. Единственное, что им требуется, – заказ с указанием назначения и основных параметров будущего изделия.
– Любопытно, – отозвался Тропинин, кидая взгляд на элегантное сооружение из стекла и бетона.
– А слева можно видеть пригородный парк.
Тропинин не позволил себя отвлечь.
– Скажите, Уланфу, что вы подразумевали, сказав «не совсем»?
– Ну, к сожалению, и у нас существует проблема перевода.
– Вот как? А я простодушно полагал, что вы сконструировали этот замечательный прибор, – он указал на переносной ап, врученный ему сразу по выходе из космолета, – специально для контактов с пришельцами вроде меня.
– Видите ли, синьор, вы затронули вопрос, касающийся принципов нашего общественного устройства, и вам лучше получить информацию на этот счет от более компетентных лиц.
– Вас что-то смущает? – спросил Тропинин, кивая на водителя, не проронившего за всю дорогу ни слова.
– О, ни в коей мере! Чтобы у вас не сложилось ложного впечатления, я могу в общих чертах познакомить вас с устройством гермеситского общества. Но учтите – это будут объяснения дилетанта.
– Неважно, иногда дилетанты предпочтительнее профессионалов. У нас, на Земле, есть даже поговорка: специалист подобен флюсу.
У гермесита округлились глаза.
– Не понимаю.
Тропинин взглянул на него с интересом и пояснил:
– Ну, когда человек углубляется в детали, он порой теряет общую перспективу.
– Ах, так… – протянул Уланфу. – Это, конечно, шутка.
– Да, шутка, но в каждой шутке есть доля правды. Итак?
– Вы сейчас поймете, почему меня поразил ваш скепсис в отношении специалистов. Дело в том, что профессионализм – высший принцип гермеситского общества. – Уланфу посмотрел на Тропинина так, словно тот должен был рухнуть от этого сообщения.
– Доскональное знание своего предмета повсюду в почете, – вежливо возразил Тропинин.
– Не сочтите за похвальбу, но мы сумели достичь совершенства на этом пути.
– Поздравляю, однако и у нас на Земле весьма ценится профессионализм.
– На Гермесе все до единого профессионалы, – торжественно объявил Уланфу.
– В какой-то мере то же самое можно сказать обо всех обществах, достигших высокого уровня развития, – отпарировал Тропинин. Его забавляло это соревнование, а, кроме того, подзуживая собеседника, он надеялся вытянуть из него как можно больше полезных для себя сведений.
– Я вам еще не сообщил самого важного, – сказал Уланфу с видом человека, наносящего сопернику решающий удар. – Специализация у нас достигла столь высокого уровня, что произошло обособление профессиональных языков. Конечно, это породило некоторые неудобства – как я уже сказал, и нам приходится использовать переводные устройства. Но они с лихвой возмещаются грандиозным прогрессом в развитии производительных сил. Впрочем, у вас будет возможность убедиться в этом лично.
Тропинин не смог скрыть своего удивления.
– То есть как, вы хотите сказать, что люди разных профессий вообще перестали понимать друг друга?
– Ну почему же, мы отлично взаимодействуем при помощи автоматического переводчика. Причем если вас снабдили переносной моделью, то каждому гермеситу миниатюрный ап вшивается в годовалом возрасте под ключицу, и мы можем включать и выключать его соответствующим мозговым импульсом. Так что хлопот с ним никаких, мы просто забываем о его существовании. Что касается вашего апа, то в него введена дополнительная программа, рассчитанная на перевод с любого земного языка.
Тропинин хотел было продолжить свои расспросы, но передумал. В таких ситуациях не следовало проявлять поспешности и настораживать хозяев. Нет сомнений, что Уланфу скрупулезно доложит все, что им говорилось, да и в экомобиле, как ему назвали их экипаж, наверняка имеется записывающее устройство. Поразительно: профессиональные языки! Конечно, у специалистов повсюду своя терминология, свой жаргон, понятный только посвященным. Но ведь, кроме производственных интересов, есть сфера быта, личной и общественной жизни, просто человеческих коммуникаций, символика которой едина для всех. Наконец, должно же у них быть искусство, или и его ухитрились разобрать по профессиям: математики слушают алгебраические фуги, биологи читают генетические романы, а химики смотрят на театре периодическую систему Менделеева.
Тропинин улыбнулся. Искоса наблюдавший за ним Уланфу принял это на свой счет.
– Вы не верите, что гермеситы легко общаются между собой? Уверяю вас, между кланами нет никаких перегородок и они прекрасно сотрудничают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39