https://wodolei.ru/catalog/mebel/rakoviny_s_tumboy/80/Akvaton/rimini/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Он мало бывал дома – лишь для того, чтобы принять ванну и сменить одежду. Он спрашивал о Фоске, но она отсутствовала.
Наконец однажды днем он встретился с ней. Она и Паоло играли в маленькой гостиной рядом с библиотекой в триктрак. Алессандро тепло поприветствовал обоих и провел несколько минут, наблюдая за их игрой, прислушиваясь к щебетанию Паоло. Потом он попросил мальчика отнести письмо своему камердинеру.
– Вы знали, что Леопарди в Венеции? – спросил он Фоску, как только они остались одни.
Она вздрогнула и побледнела. Она знала, что не способна убедительно лгать, и сказала:
– Да, знала.
– Вы виделись с ним?
– Да, Алессандро. Я была вынуждена… – Она выглядела несчастной.
Он вздрогнул.
– Значит, изъявление заботы обо мне и любви ко мне в ту ночь – не больше чем спектакль?
– Неправда! – Она подошла к нему и взяла его за руки. – Клянусь, Алессандро, я беспокоюсь о вас. Очень беспокоюсь!
Он отстранил ее.
– Что для вас любовь, Фоска? – потребовал он ответа. – Наслаждение, растворение в другом человеке во время любовных утех, щекотание чувств, а также радость, доставляемая телу? – Он покачал головой. – У вас нет чести, Фоска. Никакого представления о том, что такое честь. Этот… предатель! – Алессандро не скрывал раздражения. – Я предчувствовал, что он вернется. Я знал! Но тогда я желал больше вас, чем его смерти. Вы остались той же. Готовы продать душу в обмен за новое возбуждение, новое наслаждение. Какое вам дело до вашей страны, вашего имени, вашего сына? Вы предали всех нас ради этого человека!
Она побледнела как мел.
– Вы не правы, Алессандро. Я никого не предала. Я не видела его с той ночи, когда мы…
– Избавьте меня от ваших извинений и объяснений. Вы видели его. Вы разделили с ним постель. Ведь так? Так! – отвечая себе сам, взревел он. Она чуть кивнула. – Клянусь вам, Фоска, я лучше сожгу город до основания, но не позволю, чтобы он попал в руки людей, подобных вам и этому ублюдку!
Лоредан покинул ее. Часом позже он выехал из дома. Она пыталась перехватить его, переубедить. Но он прошел мимо, не сказав ни слова, не взглянув.
Глава 16
ЭХО ВОЙНЫ
Прошло несколько дней, и Венеция услышала первые отзвуки войны. В гавань дерзко вошел французский фрегат «Освободитель Италии». Не заручившись приказом сената, но в полном соответствии с запрещением иностранным военным судам заходить в венецианские порты, Алессандро Лоредан велел коменданту форта Сан-Андреа обстрелять нарушителя границы.
«Освободитель Италии» открыл ответный огонь, однако понес сильный урон от венецианской артиллерии. Лоредан лично возглавил абордажную группу. В последовавшей кровопролитной схватке был убит капитан фрегата Ложьер. Судно было захвачено, а его команда взята в плен. В эту ночь венецианцы ликовали так, будто одержали грандиозную победу.
Фоска гордилась своим мужем и благодарила Бога за то, что он не пострадал в бою. Она не видела его с того момента, когда он покинул дворец, обвинив ее в неверности и в сговоре с врагом. Ее гнев против несправедливых обвинений улетучился. Фоска не могла осуждать Лоредана, ведь она действительно была неверна и обманула его доверие.
На утро после захвата фрегата Эмилия разбудила Фоску в одиннадцать часов.
– Вставайте, донна Фоска. Пришли ваши друзья, они должны с вами немедленно переговорить.
– Что за друзья? Я еще не собираюсь подниматься. Я легла поздно, – пробормотала Фоска. Она присела в постели и прикрыла глаза от рвущегося через окна резкого солнечного света. – Какое яркое солнце!
Эмилия открыла двери Антонио и Джакомо, и те приблизились к кровати. Они оба выглядели необычайно торжественно.
– Поздравляю вас обоих с утренними заботами, – кисло сказала Фоска. – Ранние пташки! Эмилия, вы для меня сварили кофе? Ну хорошо, присаживайтесь. Что привело вас ко мне в столь неприлично ранний час?
Джакомо присел на край кровати. Он недавно последовал моде юных последователей парижской революции, которые старались переплюнуть друг друга в диковинной и шокирующей одежде. Этим утром Джакомо надел ярко-оранжевый сюртук, красную жилетку, синие панталоны до колен. Чулки были в красную и синюю полоску, а на шляпе трепыхалось розовое страусовое перо. Прогулочная трость Джакомо достигала его плеч, и венчала ее рукоятка с изготовленной из золота обнаженной парой, занятой амурными делами.
Он произнес какую-то идиотскую реплику по поводу погоды, и Антонио мрачно поглядел на него.
– Мы полагали, что вы, Фоска, должны узнать об этом немедленно. Арестован Лоредан.
Она уставилась на него, на Джакомо, который в знак подтверждения кивнул головой.
– Что значит арестован? Он же герой! Кем арестован? За что?
– Французский посол заявил решительный протест по поводу вчерашнего нападения на фрегат «Освободитель», – объяснил Джакомо. – У него, как все знают, конечно, не было никаких оснований жаловаться, но…
– Но посол настаивал, чтобы сенат посадил Лоредана и коменданта форта – как его зовут, Джакомо?
– Пиццамано… Посадил обоих под арест и освободил захваченных нами французских моряков.
Фоска выпрямилась в постели и окончательно проснулась.
– Вы хотите сказать, что сенат согласился? Выполнил требование французского посла?
– В интересах умиротворения, – мрачно сказал Антонио. – Сенаторы заявили, что у них нет выбора, ибо в противном случае французы расценят инцидент как военную провокацию.
– Но ведь именно это они и пытались сделать, направляя сюда фрегат! – воскликнула Фоска. – Это же смехотворно! Бесчестно! Сенаторов надо расстрелять, всех! А они еще называют себя венецианцами! Они – трусы. Вот кто они! – Она отбросила прочь простыни и вызвала Эмилию, чтобы та помогла ей одеться.
– Я должна немедленно к нему пойти! – возбужденно выкрикнула она. – Это возмутительно! Где он? С ним все в порядке? Неужели они бросили его в «Могилу»? – озабоченно спрашивала она.
– О нет-нет! – быстро ответил Джакомо. – Насколько мы представляем, его с удобствами разместили в одной из комнат дворца. О «Могиле» вообще не было речи. Все это простая формальность.
– Ничего себе формальность! – усмехнулась она, зашла за китайскую ширму и скинула с себя ночную одежду. Эмилия принесла нижнее белье и платье. – Они взяли под арест самого храброго, самого патриотично настроенного человека в Венеции, а вы называете это формальностью!
Антонио и Джакомо переглянулись. Им было непривычно слышать, чтобы Фоска говорила о муже в таком восторженном тоне. Еще удивительнее, что она осуждала сенат за трусость и говорила о патриотизме. Это была совсем не та Фоска, которая несколько лет назад даже не могла вспомнить, как зовут дожа.
Она вышла из-за ширмы и присела на низенькую скамеечку, чтобы надеть туфли. На ней было простое платье из прозрачного бежевого муслина, темно-коричневые перчатки и шаль из коричневого шелка с вышитыми по ней небольшими оранжевыми цветами. Друзья обменялись шепотом одобрительными замечаниями, но она на них не обратила внимания и попросила Эмилию принести дамскую шляпку и зонтик.
– Вы должны пойти со мной. Как они могут так обращаться с ним? Он стоит десятка таких, как они. Двух десятков!
И снова Антонио и Джакомо обменялись многозначительными взглядами, но решили пока в разговор не вступать. Они сели в одну из гондол Лоредана и через несколько минут прибыли во Дворец дожей.
Фоска не теряя времени потребовала встречи с секретарем дожа, с которым была немного знакома.
– Насколько я знаю, вы удерживаете здесь моего мужа. Я требую немедленной встречи с ним.
– Разумеется, синьора. Сложилась чрезвычайно неприятная ситуация. Понимаете, это всего лишь жест, жест политический. Он чувствует себя вполне комфортно. Сегодня утром даже завтракал с дожем. У него есть все, что ему необходимо.
– За исключением свободы, – огрызнулась Фоска. – Полагаю, если бы французы попросили арестовать дожа, вы сделали бы и это!
Секретарь выглядел явно смущенным. Он повел Фоску и ее друзей по длинным, богато украшенным коридорам, вверх по широкой лестнице к комнате на третьем этаже, расположенной рядом с личными апартаментами дожа. Он остановился у двери и легонько постучал в нее. Фоска почувствовала облегчение, убедившись, что у двери не было охраны и она даже не запиралась на ключ. Секретарь попросил их подождать и пошел предупредить Алессандро, что к нему прибыли посетители.
Мгновением позже он вернулся несколько обескураженный.
– Простите, синьора, ваш муж просит передать вам свои – хм-хм – приветствия. Он говорит, что предпочел бы не расстраивать вас своим видом в непривычной обстановке и хотел бы, чтобы вы ждали сообщения от него дома.
Она почувствовала, как запылали щеки. Итак, Алессандро не хочет видеть ее. Она подняла подбородок.
– Прошу передать моему мужу, что я подчиняюсь его желанию. Передайте ему, пожалуйста, что его мать и сын чувствуют себя хорошо и что мы все за него молимся.
Фоска вежливо поблагодарила секретаря дожа, быстро кивнула двум своим попутчикам и вышла. Секретарь наморщил лоб и вернулся в покои Алессандро передать слова жены.
Фоска проглотила обиду и приказала слугам собрать любимые книги и одежду мужа, положить несколько бутылок вина и кое-что из деликатесов и доставить все ему. Она решила больше не предпринимать попыток увидеться с ним. Им все равно нечего сказать друг другу. Он не поверил бы ее объяснениям и не принял бы ее извинений.
Наполеон направил сенату декларацию об объявлении войны в силу нарушения венецианцами пятнадцати условий мира – в том числе убийство капитана Ложьера, обстрел французского корабля и пленение его команды, недавние восстания против французских гарнизонов в некоторых городах материковой части страны, а также пространный список других надуманных жалоб.
Надежд на мир не оставалось. Война же при таком низком уровне готовности была немыслима. После заключения в тюрьму Лоредана никто не высказывался против капитуляции. 12 мая 1797 года Большой совет и сенат проголосовали за самороспуск. Дрожащего и плачущего старого дожа вывели из зала заседаний. «Сегодня ночью мы не будем чувствовать себя в безопасности даже в собственных постелях», – бормотал он.
На двери собора Сан-Марко прикрепили написанную от руки прокламацию, из которой горожане узнали о предательстве и трусости своих лидеров. Кое-где вспыхнули беспорядки, прозвучали голоса протеста и обвинения в измене. Но Синьория не отступила. С этого момента Венеция официально стала демократическим государством.
На следующий день капитан Рафаэлло Леопарди высадился в Венеции в сопровождении батальона французских солдат. Он готовился возглавить Временное революционное правительство, которое должно было бы функционировать вплоть до выборов, в ходе которых венецианский народ избрал бы в органы власти своих представителей.
Фоска находилась в спальне, когда услышала топот сапог по булыжникам внутреннего двора. Через несколько минут в комнату в слезах, испуганная и взволнованная, ворвалась Эмилия.
– Донна Фоска, в замке французы во главе с тем евреем! Он хочет вас немедленно видеть!
– Попросите господ подождать в малой гостиной. Я выйду через пятнадцать минут.
Она посмотрела на себя в зеркало: утреннее платье из бледно-зеленого шелка – довольно глубокое декольте Фоска задрапировала кружевной косынкой. Пригладила волосы, повесила на шею золотой крестик на тонкой цепочке, помолилась, взяла себя в руки и пошла вниз к захватчикам.
Раф в форме французского офицера стоял в центре гостиной. Синий обюссонский ковер идеально подходил к обоям ручной росписи и великолепным синим фарфоровым вазам, стоящим по бокам зеркала над каминной полкой. Раф и два сопровождавших его офицера выглядели нелепо в светлой, изящно обставленной комнате. Когда Фоска вошла в гостиную, Раф снял шляпу, но левую руку с рукоятки шпаги не убрал.
– Доброе утро, господа, – вежливо произнесла Фоска и повернулась к Рафу. – Боюсь, я не знаю, как к вам обращаться, синьор. Вы генерал, или полковник, или…
– Капитан, синьора, – ответил он натянуто, помня о присутствии в комнате посторонних. – Я хотел бы информировать вас, что, будучи временным губернатором этой провинции, я выбрал ваш дом в качестве штаба для себя и моих людей. Обещаю, что мы попытаемся не причинять вам больших неудобств.
– Вот как? – Она грациозно села в низкое кресло и многозначительно посмотрела на комья грязи, оставленные на ковре тяжелыми сапогами. – Очень любезно с вашей стороны, капитан, – чуть насмешливо произнесла она и заметила, как щеки Рафа покраснели под загаром. – Естественно, мы радушно примем вас в доме. Правда, не знаю, как я могла бы помешать этому, даже если бы захотела. Но поскольку фактически дом принадлежит не мне, а моему мужу, я предлагаю, капитан, чтобы за разрешением использовать его вы обратились к нему.
– Синьора, генерал Бонапарт приказал, чтобы были немедленно оплачены все закладные на любую собственность. Насколько я знаю, под дом получен не один, а три займа. Если вы можете уплатить долги, тогда все в порядке. Если же нет, то этот дом со всем его содержимым принадлежит не семье Лоредан, а Франции.
– Как интересно, – заметила Фоска. – Итак, ваш генерал, похоже, стал собственником половины Венеции! Ну что же, – она беспомощно подняла руки, – совершенно очевидно, что я не смогу уплатить. Поэтому дом – ваш. Я прикажу своим слугам упаковать только то, в чем мы нуждаемся, и выеду отсюда возможно скорее.
– Это совсем не нужно, Фос… синьора, – сказал Раф. – Мы не хотим беспокоить вас. Обещаю, что вам и всем в доме будет полностью обеспечена безопасность.
– Но, если вы не возражаете, – сказала она, – мне не хотелось бы здесь оставаться.
– Я возражаю, – непреклонным тоном сказал он. – Мы не хотим без нужды нарушать жизнь города. Вы остаетесь здесь.
Фоска пожала плечами.
– Почему вы сразу не сказали, что удерживаете меня здесь в качестве пленницы? Это предотвратило бы недопонимание. – Она поднялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57


А-П

П-Я