Одежда его вызывала смех: красная атласная шляпа на макушке непричесанной густой шевелюры, вместо мужских туфель-лодочек солдатские ботинки, свободные панталоны и черный сюртук, плотно облегающий широкие плечи и узкий в рукавах. На нем была довольно чистая рубашка, хотя и без кружев.
Фоска рассматривала эту необычную личность, ее красивые губки сложились в презрительную улыбку, но внутри она вдруг почувствовала странное тепло. Ей казалось, что, кроме них, в комнате никого нет и что он собирается прикоснуться к ней. Удивительно, однако такая мысль не вызвала у нее отвращения.
Фоска больше не могла выносить его пылающий взгляд. Она отвернулась и что-то сказала Джакомо. Когда она снова перевела на него взгляд, мужчина уже уходил, быстро направляясь к выходу. Толпа поглотила его. Сердце Фоски громко стучало, в груди закололо. Она забыла сделать вдох.
* * *
Оказавшись на улице, Раф был взят в полон все прибывающей, приветствующей его толпой. Находившиеся вне здания люди каким-то чудом уже узнали все, что он сказал в зале сената, и встречали его как героя. С ликующими криками они подняли его на руки и понесли. Женщины прорывались к нему, чтобы поцеловать, прикоснуться. Его красная шапка слетела.
Фоска и ее чичизбео пили кофе у Флориана. Ее утреннее дурное настроение исчезло, испарилось в никуда. Из-под нижнего края маски алели щеки, глаза сверкали.
Джакомо тяжело вздыхал.
– Он их уже держал в своих руках и послал к черту. Теперь ему больше никогда не получить судов. Они, по-видимому, конфискуют «Магу», а вместе с ней и долю моего груза! Что с ним случилось? Разве он не понимает, что революционное витийство сейчас не в моде?
– А я не услышала в его словах ничего революционного, – заметила Фоска.
– В них громче звучало предательство, чем революционность, – решил Антонио. – Тот момент, когда вы рассмеялись над ним, Фоска, незабываем. Вы его просто обескуражили.
– Не понимаю, что на меня нашло, – сказала Фоска. – Но его пассаж о евнухах и шлюхах был совершенно абсурден.
– Идиот, – мрачно пробормотал Джакомо. – Дайте мне только встретиться с ним! Он не получит от меня ни гроша!
Антонио, вы должны благодарить меня за то, что я спас вас от этого негодяя.
Отпивая кофе, Фоска чуть вздрогнула.
– Ужасный человек! Настоящий головорез! Он, конечно же, не дворянин. Более того, думаю, он вообще не принадлежит к человеческому роду!
– Надо было предвидеть, что он использует этот повод. О, эти евреи! Будь моя воля, давно бы вышвырнул их отсюда. Бросить приказ об офицерском звании мне в лицо! Какая наглость!
Пьетро Сальвино, секретарь Алессандро, съежился от страха, слушая возмущенные речи своего шефа. У Пьетро была сгорбленная спина и покалеченная нога, поэтому казалось, он всегда выражал раболепство.
– Что теперь предпринять сенату? – кипел Алессандро. – Вы мне можете сказать? Здесь постоянно кто-то чего-то добивается – нового судна, церкви, моста. Предполагается, что мы должны либо добыть деньги из воздуха, либо поднять налоги, либо сотворить чудо. Меня нисколько не удивит, если я узнаю, что Леопарди и Сагредо заварили всю эту кашу, чтобы унизить меня. Сагредо был вполне готов использовать свою неудачу и некомпетентность, чтобы преподать мне наглядный урок. Ведь он из года в год твердит о развале нашей обороны. А тут, на его счастье, подвернулся еврей, который спас его от позорного мученичества.
– Но было бы хуже, ваше превосходительство, если бы погиб весь флот, а вместе с ним и адмирал Сагредо, – осмелился вставить Пьетро. – Вы полагаете, что инквизиторы арестуют Леопарди?
– Как? – сердито спросил Алессандро. – Он – герой! Народ пойдет на штурм дворца и всех нас повесит. Вы не слышали, что произошло на площади Сан-Марко? Они подождут, пока толпа не переключится на что-то новое, и тогда схватят его.
– Мир наблюдает за происходящим…
– Возьмите письмо из Франции. Все правильно. Но хороши ж мы будем, если сегодня вынесем ему благодарность, а завтра бросим в тюрьму!
– Они направят на его след шпионов, – мягко предположил Пьетро.
– О да. Я полагаю, они уж это сделали. Выясните, Пьетро, что они знают. Все выясните. Вы знаете людей, которых они используют. Может, им удастся завербовать кого-нибудь в гетто. Этот человек опасен. Он только что вернулся из Америки, и голова его забита чепухой о демократических идеалах. Узнайте все, что сможете, о нем, о его происхождении и прочем.
– Слушаюсь, ваше превосходительство, – вкрадчиво сказал Пьетро. – Я уже фактически составил на него досье. Но у меня было мало времени.
– Да? Ну тогда скажите, что знаете.
– Леопарди, ваше превосходительство, незаконнорожденный. Для евреев, насколько я понимаю, это весьма необычно. Они очень следят за своими дочерьми. Кто его отец, неизвестно. Его мать умерла сразу же после его рождения, и его воспитывал дедушка, торговец в гетто. Судя по всему, дела старика шли хорошо. Мальчику наняли умелых домашних учителей, и он отправился в Падую изучать юриспруденцию. Но его дед погиб, направляясь в Грецию, и Леопарди оставил учебу и принял дело на себя. Он оказался практичным, проницательным дельцом. Инвестировал несколько торговых миссий, а потом приобрел собственное судно и научился им управлять. «Мага» зарегистрирована на имя владельцев-христиан, хотя они мелкие инвесторы. На самом деле судно принадлежит Леопарди и двум другим купцам-евреям.
– Это не противозаконно? – поинтересовался Алессандро.
– Здесь все в порядке, ваше превосходительство. Он никогда не вступает в конфликт с законом. Обучение в Падуе оказалось весьма полезным.
Алессандро нахмурился.
– Негодяй. Он опасен. Революция, Пьетро, это игра для молодежи.
– Да, ваше превосходительство.
Лоредан дал еще несколько указаний и покинул палату на целый день. Пьетро, оставшись один, волоча ногу, приковылял к письменному столу своего шефа и уселся в кожаное кресло с высокой спинкой, которое еще сохраняло тепло Лоредана. Пьетро знал, что его шеф испытывает отвращение к его физическому недостатку. Но он был блестящим секретарем – скрытным, лояльным и работоспособным. По мере того как Лоредан обретал власть и влияние, Пьетро становился его союзником, без которого Алессандро обходиться уже не мог.
Глава 4
ГЕТТО
Раф Леопарди был пьян.
Весь день он шатался по тавернам, питейным заведениям и делился со слушавшими его с разинутыми ртами посетителями тем, что видел в Америке, что узнал о демократии и всеобщем голосовании. Раф не забывал и Венецию, разглагольствуя о ее славном прошлом и неопределенном будущем.
С течением времени его идеи, как ему казалось, вырисовывались четче, обретали новый смысл. Главная мысль Леопарди сводилась к одному слову: ПЕРЕМЕНЫ. Мир меняется, убеждал он. Меняются люди. Становятся образованней, просвещенней, сбрасывают с себя оковы угнетения и предрассудков. ПЕРЕМЕНЫ… Венеции тоже надо измениться.
Впрочем, на самом деле Раф выпил не так уж много – несколько стаканов вина, пару кружек пива. Но пережитое им недавно придавало легкость его мыслям, пьянило ощущением собственной значимости.
Часы собора Сан-Марко пробили полночь. Площадь стала освобождаться от запрудивших ее чудаков, жуликов, актеров. Трудящийся люд отправился спать. Дворяне же продолжали развлекаться. Раф решил добраться до гетто пешком, желая немного проветриться. Он выбрал наикратчайший путь – от площади, вдоль торговых рядов Мерсерии, позади красивых дворцов, выстроенных вдоль Большого канала.
«Фасады домов, – думал он с горечью, – схожи с театральными декорациями. Тянущиеся позади них переулки кишат бедняками, больными, калеками».
Раф вдруг услышал плач. Потом – громкий крик. Он остановился и оглянулся вокруг. Звуки неслись из темного тупика. Он пошел в ту сторону, откуда они раздавались. В свете укрепленного на перевернутой бочке единственного фонаря Раф увидел крупного лысого мужчину, жестоко избивавшего ребенка. Тот кричал так громко, что жители соседних домов открыли окна и выглядывали на улицу.
– Что тут происходит? Эй, вы, что вы делаете? – крикнул Раф.
– Ты, сучка! Я дам тебе хороший урок, – рычал мужчина. – Будешь еще воровать?
Раф оттолкнул мужчину от ребенка. Хулиган развернулся в его сторону и стал яростно размахивать кулаками. От него несло потом и дешевым вином. Раф вывернул руку негодяя ему за спину и стукнул его головой о стену. Он издал свистящий звук, соскользнул наземь и жутко захрапел.
Раф наклонился над дрожащим ребенком. Его рубашка задралась до пояса, и он смог рассмотреть между бедрами темный треугольник волос. Это была девочка, но возраст ее установить было трудно. Она была ужасно грязна и к тому же вся в синяках и кровоподтеках. Раф обнял ее за плечи и помог подняться на ноги.
– Ну, теперь все в порядке, – сказал он. – Все кончено. Ты живешь рядом? Где твой дом?
Девочка рассеянно покачала головой. Раф оглянулся.
– Эй, люди, кто она такая? Кто-нибудь знает?
– Ее до сих пор здесь никто не видел, – ответила скрипучим голосом какая-то женщина. – Одна из бродяжек, что забредают на карнавал. Вероятно, шлюха. Если вы разумный человек, то оставьте ее и убирайтесь прочь. Когда ее сводник придет в себя, он снова полезет в драку.
– О нет. Прошу вас, уведите меня отсюда, – пробормотала девочка. – Возьмите меня от него. – Как бы в ответ на ее слова упавший на землю мужчина издал стон. – Неро убьет меня. Он такой. Я его знаю. Как напьется – такой злой. Уведите меня отсюда, – умоляла она.
Какое-то мгновение Раф колебался. Если он приведет девочку в гетто, то ему может угрожать арест. Да и тетю Ребекку могут арестовать. Но ребенок выглядел жалким, истощенным и болезненным. Девочка явно нуждалась в уходе.
– Где твоя семья? – спросил он. – Твоя мать?
– У меня никого нет, синьор. Моя мать продала меня, когда я была маленькой. Я работала на Неро. Я ему принадлежу. У меня больше никого нет. Мы – акробаты.
Гнев пронзил сознание Рафа. «В каком же мире мы живем, – подумал он, – если женщина вынуждена продать свое дитя такой скотине? Почему? Потому что она голодала, потому что у нее слишком много ртов, которые она должна кормить, и она надеялась, что ее ребенку будет легче. Они голодают и страдают, а дворяне едят с позолоченной посуды и сорят деньгами на развлечения».
Крепко взяв девочку за руку, Раф увел ее из этого зловещего переулка. Она была босая и часто спотыкалась о булыжники. Один раз она покачнулась так сильно, что он сам едва не свалился. Раф видел, что девочка готова упасть в обморок от голода и усталости.
Вздохнув, он поднял ее и понес на руках. Ее грязная нечесаная голова легла ему на плечо, дыхание постепенно углубилось, а охватившие его шею руки расслабились. Девочка уснула.
Так они и пришли в Старое гетто. Большие ворота на канале Реджио были уже закрыты и заперты на ночь. Но это делали не для того, чтобы помешать войти в гетто грабителям, а чтобы не впустить туда ночью евреев. Раф пронес свой груз по скрывавшимся в кромешной темноте тропинкам, извивавшимся вокруг стен гетто. В одном углу этого лабиринта приютился жалкий бордель. Раф знал его владелицу и щедро платил ей за возможность пользоваться ее домом и двором в случае необходимости попасть в гетто после комендантского часа.
Они прошли через похожий на тоннель проход. В дальнем конце двора была проделана небольшая калитка, наполовину скрытая чахлым апельсиновым деревом. Он нажал плечом, и дверь поддалась. Теперь они оказались ниже уровня его дома. В темноте на ощупь Раф пронес обессиленное дитя вверх по узкой лестнице. Он вырос здесь и знал каждую выбоину на ступенях, каждый поворот лестницы.
Дверь наверху лестницы была не заперта, они вошли внутрь, и он поставил девочку на ноги.
– Просыпайся. Мы пришли. – Девочка зевнула, приоткрыла веки и оглянулась вокруг. Комната была просторной, хотя и с низким потолком. Она отапливалась потрескивавшими в камине дровами. Девочка не могла оценить обстановку. Но она знала, что такое бедность, поэтому сразу же поняла, насколько это помещение лучше любого из тех, в которых ей до сих пор приходилось бывать.
– Вы богаты? – спросила она с благоговейным страхом в голосе.
– Я бы так не сказал. Но нам хватает.
В комнату вошла пожилая женщина. На ней был вязаный шерстяной халат, накинутый на ночную рубашку. На голове – домашний чепец.
– Рафаэлло, я так беспокоилась! Я слышала, что… – Она осеклась и уставилась на девочку. – Что это такое? Кто она?
– Ее владелец избивал ее. Спившийся мужлан. Ей некуда было идти, поэтому я привел ее сюда. Думаю, она у нас перекусит и примет ванну.
– Но, Рафаэлло, как же можно! Ведь она христианка. Это опасно!
– Все в порядке, тетя Ребекка, – сказал Раф. – Я сомневаюсь, что она принадлежит к какой-нибудь религии. Не беспокойся. Она уличная девчонка, и никому нет до нее дела. Ее не станут искать, а поскольку нашел ее я…
– Я не понимаю, – произнесла девочка испуганным голосом. – О чем вы говорите?
– Мы – евреи, – ответил Раф. – По закону нас должны строго наказать, если мы возьмем тебя к себе. Сегодня ночью ты будешь в безопасности – никто не видел, как мы пришли сюда. А завтра я отведу тебя в какой-нибудь приют. Там монахини позаботятся о тебе.
– Нет-нет, синьор, только не монашки. Умоляю вас! – с ужасом проговорила она. – Я не хочу идти к ним. Не хочу жить за стенами монастыря!
– Но ты не можешь остаться здесь, – вполне резонно возразил Раф. – Ты знаешь, где сейчас находишься? В еврейском гетто. Оно обнесено стенами. В монастыре ты будешь пользоваться большей свободой, тебе не надо будет бояться…
– Замолчи, Рафаэлло, – нетерпеливо перебила его тетя Ребекка. – Не надо забивать ей голову всякой чепухой. Разве ты не видишь, что она валится с ног от усталости? Подойди ко мне, дитя. Как тебя зовут?
– Лиа, – застенчиво сказала девочка. – Просто Лиа. Прошло несколько дней, и Лиа стала выглядеть совсем по-другому. Ее отскребли от грязи и причесали, одели в довольно приличную подержанную одежду. Синяки постепенно исчезли, и она даже немного прибавила в весе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57