Я человек популярный.– Почему? Потому что наркотики продаешь?– Единственная вещь, которую я продал за всю свою жизнь, – это детская коляска моей сестры. Перестаньте. Тут вам много не нарыть.– Попробуем зайти с другой стороны, Коллинз. Попробуем карты.– Что? Хотите сыграть?– А ты играешь в карты?– Конечно.– Ты когда-нибудь играл с парнем, которого зовут Бэтман Ди Лука?– Конечно.– Кто еще играл тогда с вами?– Когда?– В тот вечер, когда вы играли.– Я много раз играл с Бэтманом. Он очень плохо играет и всегда проигрывает.– Что значит оболтус, Коллинз?– А?– Оболтус.Коллинз снова заморгал.– Молодой бездельник.– Повтори это слово.– Оболтус. Эй, это что, школьный урок?– Когда ты узнал, что значит слово оболтус?– Всегда знал.– Тебе сказали в тот вечер, когда вы играли в карты, так?– Нет. Я всегда знал.– О каком вечере идет речь, Коллинз?– А?– Ты сказал, что знал значение слова оболтус еще до того вечера, когда вы играли в карты. О каком вечере идет речь?– Наверно... наверно, о том, когда мы в последний раз играли в карты.– И когда это было?– Недели две назад.– И кто играл?– Я, Бэтман и еще один парень.– Кто был тот третий парень?– Не помню.– Бэтман говорит, что это ты его привел.– Я? Нет, это Бэтман. Он был другом Бэтмана.– Не был, и сейчас он ему не друг. Почему ты защищаешь его, Коллинз?– Я никого не защищаю. Я даже не знаю, кто был тот парень. Послушайте, я не могу понять, куда вы клоните. Вы что, думаете...– Попридержи язык!– У меня есть право...– Что случилось в тот вечер, когда вы играли в карты?– Ничего.– Кто первый упомянул слово оболтус?– Я не помню, чтобы кто-нибудь вообще его употреблял.– Тогда почему ты произнес его с ошибкой?– Я не произносил его с ошибкой.– Ты его правильно произносил?– Конечно.– Как ты его произносил?– Оболтус.– Когда?– В тот вечер... – Коллинз остановился. – Я всегда его так произносил.– Ты сказал, что в тот вечер это слово не произносилось.– Я сказал, что не слышал его. Может, кто-нибудь его и употребил. Откуда я знаю?– Если его никто не употреблял, то как ты получил прозвище Болто?– Болто? Кого зовут Болто? Все зовут меня Дикки.– Кроме тех трех ребят, которые приходили к тебе за наркотиком.– Вот как? Тогда все понятно. Вы схватили не того, кого ищете. Вы ищете Болто. А меня зовут Дикки. Дикки Коллинз. Здесь-то вы и допустили промашку.– Ладно, хватит, – резко сказал Хэвиленд.– Но я...– Мы знаем, как вы играли в карты. Знаем, как ты сглупил, как хохотали над тобой остальные и как тебя звали Болто весь оставшийся вечер. Бэтман рассказал нам об этом и подтвердил под присягой. Остальное мы, парень, так себе представляем. Ты воспользовался прозвищем Болто, когда стал толкачом и взял себе клиентов Эрнандеса, потому что не хотел, чтобы тебя знали под настоящим именем. Эти ребята искали Болто и нашли его, один из них купил у тебя шестнадцатую, он тоже подтвердит это под присягой. А как насчет остального?– Чего остального?– Как насчет стрельбы в полицейского?– Что?– Как насчет веревки вокруг шеи Эрнандеса?– Что?– Как насчет зарезанной Марии?– Слушайте, слушайте, я не...– Как насчет старухи, которую сбросили в вентиляционную шахту?– Я? Боже, я никого не...– Кого ты да?– Никого! Вы что?– Ты стрелял в полицейского, Болто!– Нет.– Мы знаем, что стрелял. Он сам сказал.– Он ничего вам не сказал.– Кто?– Полицейский, о котором вы говорите. Он не мог вам ничего такого сказать, потому что я не имею к этому никакого отношения.– Ты ко всему этому имеешь отношение, Болто.– Хватит называть меня Болто. Меня зовут Дикки.– Ладно, Дикки. Зачем ты убил Эрнандеса? Чтобы получить его паршивое дело?– Будет чушь городить!– Тогда почему? – заорал Бернс. – Чтобы втянуть в это моего сына? Как отпечатки пальцев Ларри оказались на том шприце?– Откуда я знаю? На каком шприце?– На шприце, найденном рядом с Эрнандесом.– Я даже не знал, что там нашли шприц.– Нашли. Как ты подвесил Эрнандеса?– Я его не подвешивал.– Ты хотел подстроить улики против моего сына?– Отстаньте от меня с вашим сыном. Чтоб он сдох, не знаю я никакого сына.– Что за человек звонит мне, Болто?– Спросите у своей секретарши.– Если ты, вонючий сопляк...– Я не знаю, о ком вы говорите.– Кто-то позвонил мне и рассказал о моем сыне и о том шприце. Этот кто-то что-то задумал. Это тот самый парень, с которым ты играл в карты?– Я не знаю того человека.– Это он звонил мне?– Не знаю, кто звонил.– Тот самый, кто помог тебе убить Эрнандеса?– Я никого не убивал.– Ни Марию, ни старуху?– Я никого не убивал.– Ты убил полицейского, – выпалил Уиллис.– Он умер? – спросил Коллинз.– Это ты расскажи нам, парень.– Вы сказали мне, что кто-то стрелял в детектива, но что он умер, не говорили.– Нет, не говорили.– Ну, так как же я мог узнать о смерти этого проклятого детектива? Вы сказали, что в него стреляли, а не то, что его убили.– Мы не говорили тебе и того, что он детектив, – сказал Берн.– Что?– Мы говорили о полицейском. Почему ты думаешь, что он именно детектив?– Я не знаю, так показалось.– Его зовут Стив Карелла, – сказал Уиллис. – Ты стрелял в него в пятницу, Коллинз, и он до сих пор между жизнью и смертью. Он сказал нам, что это ты стрелял в него. Почему бы тебе не рассказать всего остального, чтобы облегчить свою участь?– Мне нечего рассказывать. Я чист. Если ваш полицейский умрет, никаких улик против меня у вас не будет. У меня нет пистолета, наркотиков вы тоже не нашли. Так что ничего вы мне не сделаете.– Сделаем, парень, – сказал Хэвиленд. – Сейчас я из тебя все дерьмо выбью.– Валяй. Посмотрим, что из этого выйдет. Я ни в чем не замешан. Ваш полицейский с ума сошел. Я не стрелял в него и никакого отношения к Эрнандесу не имею. А дружба с молодыми моряками – это вроде бы не уголовное преступление?– Нет, – сказал Уиллис, – а вот убийство, которое мы докажем, поскольку обнаружили на месте преступления следы твоей обуви, – это совсем другое дело.– Какие следы?– Которые мы нашли рядом с телом Кареллы, – солгал Уиллис. – Мы сравним их со всей обувью, которую найдем у тебя. Если они совпадут, то...– Но мы стояли на камне! – закричал Коллинз.Вот оно.Он заморгал, понимая, что пути назад уже нет.– Ладно, – сказал он, – я стрелял в него. Но только потому, что он пытался арестовать меня. А во всем остальном я никак не замешан. Не имею никакого отношения к убийству Эрнандеса и его сестры. А старухи я вообще никогда не видел.– Кто убил их?Коллинз немного помолчал.– Дуглас Пэтт, – наконец вымолвил он. Уиллис уже потянулся к своему плащу.– Нет, – сказал Бернс, – оставь его мне. Где он живет, Коллинз? Глава 16 На крыше было очень холодно, пожалуй, холоднее, чем где бы то ни было в городе. Ветер свистел между труб и пробирал до мозга костей. С крыши был виден почти весь город со всеми его "огнями и мелкими тайнами.Он постоял минуту, глядя поверх крыши и пытаясь понять, почему все пошло прахом. План казался таким хорошим, а вот на тебе – провалился. «Слишком много людей», – подумал он. Когда людей слишком много, дело не ладится.Он вздохнул и повернулся спиной к колючему ветру, проникавшему сквозь все швы одежды и все оконные щели. Он чувствовал себя очень усталым и одиноким. С таким прекрасным планом можно было рассчитывать на лучшее. Понурившись, он поплелся к голубятне. Вынул ключ из кармана, отпер замок, повесил его снова на скобу. Голуби встрепенулись, захлопали крыльями, но вскоре успокоились.Трубастую голубку он увидел сразу.Она лежала на полу голубятни, и он тотчас же понял – умерла.Он осторожно нагнулся, поднял птицу на вытянутых руках и посмотрел так, словно взгляд его мог возвратить ее к жизни.Неожиданно все опротивело. Это и должно было закончиться жестокой, нелепой смертью его трубастой голубки.Он продолжал держать ее на вытянутых руках. Руки теперь дрожали, и он не мог унять дрожь. Он вышел из голубятни с птицей в руках. Подошел к краю крыши и сел, опираясь спиной о трубу. Осторожно положил голубку возле ног, а затем, словно не зная, чем занять руки, поднял обломок кирпича и стал вертеть его в руках. Этим он и занимался, когда на крыше появился другой мужчина.Мужчина огляделся и прямиком направился к сидящему человеку.– Дуглас Пэтт? – спросил мужчина.– Что вам угодно? – ответил сидящий. Он посмотрел в глаза подошедшему. Суровые глаза.Мужчина стоял, чуть подавшись вперед против ветра и держа руки в карманах плаща.– Я лейтенант Бернс, – сказал мужчина.Они молча смотрели друг на друга. Пэтт даже не пытался встать. Он по-прежнему медленно вертел в руках обломок кирпича. Мертвая птица лежала у ног.– Как ты добрался до меня? – спросил он наконец.– Дикки Коллинз, – объяснил Бернс.– М-м-м, – сказал Пэтт. Ему уже было все равно. – Я так и думал, что он сломается, если вы доберетесь до него.Пэтт покачал головой.– Слишком много людей, – сказал он и бросил взгляд на птицу. Рука его крепче сжала кирпич.– Чего ты хотел добиться, Пэтт?– Я? – переспросил Пэтт и начал подниматься. Бернс двигался быстро, и к тому времени, как Пэтт встал на колени, на него уже смотрело дуло револьвера. Но Пэтт вроде бы и не замечал оружия. Он не отрывал взгляда от лежащей перед ним птицы.– Я? Чего я хотел добиться? Хорошей жизни, лейтенант.– Каким образом?– Этот мальчишка, Болто... Ты ведь уже знаешь о Болто? Какая глупость! Странно это... но этот сопляк Болто пришел ко мне и говорит: «Как тебе нравится? Аннабелль говорит, что у него есть приятель-наркоман, отец которого командует детективами восемьдесят седьмого участка». Вот что рассказал мне Болто, лейтенант.Бернс внимательно следил за ним. Пэтт медленно поднял кирпич и так же медленно, почти нежно, опустил его на тельце мертвой птицы. Он поднимал и опускал кирпич снова и снова. Кирпич покрылся кровью и перьями. Казалось, что Пэтт не осознает, что делает.– Я вот что решил, лейтенант. Я решил, что заманю твоего сына в ловушку, достаточно серьезную, а потом приду к тебе, лейтенант, и выложу карты на стол: «Вот какие дела, лейтенант. Если ты не станешь мне помогать, о твоем сыне напишут все газеты». А поскольку сына твоего будут обвинять в убийстве, то никуда ты не денешься. Будешь помогать как миленький.Он все бил и бил кирпичом. Бернс отвел взгляд от кровавых останков птицы.– Какой помощи ты от меня ожидал?– Я толкач, – сказал Пэтт. – Но я боюсь. Я мог бы легко расширить дело, если бы не боялся. Я боюсь ареста. Мне нужна была твоя помощь. Я хотел, чтобы ни ты, ни кто-то из твоих сыщиков меня и пальцем тронуть не могли. Я хотел свободно ходить по участку и продавать товар там, где захочу, не боясь ареста. Вот чего я хотел, лейтенант.– Ты бы этого никогда не добился, – сказал Бернс. – Ни от меня, ни от любого другого полицейского.– Может, от тебя и не добился бы. Но как же это было бы здорово, лейтенант. Я пообещал этому придурку Аннабеллю много товара. А за товар, сказал я ему, мне нужен только шприц с отпечатками пальцев твоего сына. Он заманил твоего сына к себе, дал ему дозу бесплатно, а перед тем, как тот ушел, поменял шприцы. После ухода твоего сына я наведался к Аннабеллю. Он уже клевал носом. Я зарядил шприц дозой героина, которая могла бы убить троих сразу. Он даже не почувствовал, как я колю его. Потом я взял шприц твоего сына из кармана Аннабелля и положил его на койку рядом с ним.– А зачем веревка? – спросил Бернс.Пэтт продолжал молотить кирпичом, разбрызгивая кровь по гудрону крыши.– Эта идея пришла мне в голову потом. Вдруг меня осенило: а что, если подумают, будто это самоубийство? Или же просто случайная передозировка? Что останется от подстроенного убийства? Тогда-то я и обвязал веревкой шею Аннабелля. Полиция, решил я, быстро поймет, что веревку завязали уже после убийства. Я хотел, чтобы они знали, что это убийство, потому что мне нужен был твой сын. Он стал бы отмычкой к свободному участку.– К свободному участку, – повторил Бернс.– Да, – подтвердил Пэтт. – Но не выгорело. Потом еще Мария и старуха – почему все так запуталось?Он поднял кирпич и глянул на птицу. Она превратилась в месиво из мяса и перьев. Кирпич и руки Пэтта были в крови. Он посмотрел на кирпич, потом на свои руки – так, будто видел их впервые. И вдруг, совершенно, неожиданно, разрыдался.– Пошли со мной, – мягко сказал Бернс.Его поместили в камеру предварительного заключения 87-го участка и предъявили обвинение в трех убийствах. После этого Бернс поднялся в свой кабинет и постоял у окна, глядя на деревья. Часы на парковой башне показывали, что до полуночи осталось пять минут.Пять минут до Рождества.Он подошел к телефону.– Слушаю, – сказал дежурный сержант.– Это лейтенант Бернс. Дай мне город, пожалуйста.– Да, сэр.Он подождал зуммера, потом набрал номер своей квартиры в Калмз-Пойнте. Трубку подняла Харриет.– Привет, Харриет.– Привет, Питер.– Как он?– Думаю, что все будет в порядке, – сказала она.– Ему лучше?– Лучше, Питер. Его больше не рвет, и он уже не бесится. Физически он, кажется, выбрался, Питер. А остальное зависит от него.– Можно с ним поговорить?– Конечно, дорогой.– Харриет?– Да?– Я очень много работал, но хочу, чтобы ты знала... Вся эта беготня в последние дни...– Питер, – сказала она нежно, – я выходила замуж за полицейского.– Знаю. И признателен тебе за это. Счастливого Рождества, Харриет.– Приходи быстрее, дорогой. Я позову Ларри.Бернс подождал. Вскоре к телефону подошел его сын.– Папа?– Привет, Ларри. Как ты себя чувствуешь?– Намного лучше, папа.– Хорошо, хорошо.Наступило долгое молчание.– Папа?– Да?– Я прошу прощения за... ты сам знаешь за что. Все будет по-другому.– Многое будет по-другому, Ларри, – пообещал Бернс.– Ты скоро придешь?– Мне здесь кое-что надо закончить... – Бернс замолчал. – Да, я скоро приду. Я только забегу в больницу, а потом сразу домой.– Мы ждем тебя, папа.– Вот и прекрасно. Ты действительно чувствуешь себя нормально, Ларри?– Да, я стремлюсь к этому, – сказал Ларри, и Бернс по его голосу почувствовал, что он улыбается.– Хорошо. Счастливого Рождества, сын.– Мы ждем.Бернс повесил трубку и надел плащ. Он неожиданно повеселел. Они поймали Пэтта, поймали Коллинза, сын его выздоравливает, оставался только Карелла, и он был уверен, что Карелла тоже выберется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18