— С другой стороны, хороший бес — мертвый бес! — Он опять обрел уверенность и крепче сжал меч. — Готовься к смерти, отродье!— Не подскажете, сколько сейчас градусов ниже нуля? — быстро нашелся Петро.Серафим вздрогнул.— Опять! Хватит! — жалобно попросил он. — Не сбивайте меня с толку! О, глупые люди, я ведь для вас стараюсь!Глупые! На себя посмотрел бы. Я лихорадочно соображал. Так, так… Слабоумный благородный серафим. Не лучший противник. Но и не худший, конечно. Хуже было бы, если бы против меня послали не этого железного мастодонта, а ангела-спецагента.Ну немного поднапрячь мозги…— Послушай! — начал я. — Ты выполняешь задание?— И выполню! — поспешно выпалил серафим.— Допустим, я на самом деле тот, кто тебе нужен…— Что-о?!— Я сказал: допустим! Я же сказал…— Ладно, ладно… Говори дальше, низкое создание.— Допустим… допустим, что я на самом деле бес Адольф. Исчадие ада, отродье преисподней, низкое создание. Но ведь я тебя спас от нападения нечисти! Я их прогнал, так или не так?— Так… — напрягся Витольд.— Выходит, я совершил благородный поступок? Выходит или не выходит?— Выходит…— И это несмотря на то что я, по твоим словам, бес, бесчестный каверзник. Какой бы я ни был, но я тебе помог. Правильно?Светлый рыцарь напряженно следил за ходом мысли, тер стальной перчаткой лоб.— И как можешь ты, Витольд Благородный, боевой серафим-мечник, Светлый рыцарь, на добро отвечать злом? — пафосно закончил я.— На добро злом? — встрепенулся Витольд. — Никогда! Я сам себя зарублю, если только допущу малейший проблеск мельчайшей мысли…— А ты именно на добро именно злом и пытался ответить, — заключил я, втайне надеясь на то, что серафим прямо сейчас поступит так, как и обещал: тут же зарубит самого себя.— Я?! Никогда!— Свидетели? — возвысил я голос.— Да! Да! — загомонили Карась и Огоньков. — Было дело! На такое добро и таким злом! Позор!Серафим побагровел.— Никто не смеет обвинять Светлого рыцаря в бесчестье!— Ну заруби нас! — отчаянно крикнул я, несмотря на протестующую жестикуляцию Петро и комиссара. — Заруби, гад! И покрой собственное преступление против морали и совести… еще большим преступлением. Руби!Руки серафима Витольда бессильно разжались. Меч беззвучно рухнул в снег. Светлый рыцарь обвел присутствующих жалобным взглядом. На мгновение мне показалось, что он сейчас расплачется.— Да я ж… на добро злом… — промямлил он, совершенно угасая. — У меня благородство в крови…— А ежели благородство… — начал было Карась, но я прервал его, категорическим жестом указав: молчи!Серафим, убитый горем, присел на корточки и, обхватив руками белокурую голову, раскачивался, мыча что-то тоскливое. Кажется, он полностью уверился в том, что безвозвратно запятнал свою честь, и все еще колебался относительно идеи о немедленном харакири, не видя иного способа смыть позор. Подлить, что ли, масла в огонь, добавив, что зафиксировал его падение не кто-то там, а настоящий бес? Я, конечно, человеколюбив, но сотрудников конкурирующей организации не перевариваю органически. Пусть, орясина, помучается, глядишь, и правда совершит у всех на глазах акт показательного самоубийства…Но только я открыл рот, как комиссар Огоньков завопил:— Я придумал!— Что придумал? — живо заинтересовался Карась.— Я придумал, как все уравновесить, — с достоинством сказал комиссар. — В общем, так. Адольф выручил Витольда, а Витольд за это отпустит Адольфа восвояси. И честь спасена!— Нет, не могу… — уныло проговорил Светлый рыцарь. — Я лучше покончу с собой… и с бесом заодно, но задание все-таки выполню.Этот вариант мне понравился. С тем только условием, что Витольд начнет осуществление своего плана с самого себя.— Да нет, не совсем отпустить! — воскликнул товарищ Огоньков. — А как бы… дать ему фору! Ну, скажем, отвернуться, а мы пока убежим. А вы, товарищ феодал, будете нас искать.Я свирепо посмотрел на торжествующего комиссара. Идиот! Еще бы немного дожать, и Витольд спекся бы окончательно. К чему эти салочки? А если серафим-мечник меня снова догонит, ничего уже не будет ему мешать отрубить мне голову к едрене фене.— Остроумны твои слова, — несколько оживился рыцарь. И поднялся на ноги. — Бегите, несчастные, я обещаю не смотреть, куда вы побежите.Ага, а следы на снегу он тоже обещает не замечать?— Нет, так не пойдет, — встрял я.— А как пойдет? — спросил серафим.— А вот так. Ты встаешь лицом во-он к тому дереву, закрываешь глаза и медленно считаешь… до ста. А пока ты считаешь, у нас есть время отбежать на приличное расстояние.— До ста? — задумался Светлый рыцарь. — До ста я, наверное…— А до скольки сможешь?— Ну… до десяти. До двенадцати даже.— Так. Десять раз до десяти. И не подглядывать!— Хорошо, — кивнул Витольд.Он подобрал меч и дошагал до указанного мною дерева. Принял классическую позу водящего в прятках и невнятно загудел:— Один… два… как там дальше? Три…— Стоп, стоп, стоп! — прервал его я. — Что же это получается? Я тебя честно спас от неминуемой смерти, а ты жульничаешь?— Я-а? — возмутился серафим-мечник, поворачиваясь и снова хватаясь за меч. — Как ты, козлиная твоя харя, смеешь такое говорить?!Карась и Огоньков хлопали глазами.— Жульничаешь, жульничаешь, — подтвердил я. — Допустим, глаза ты закрыл, но ведь ты можешь следить за мной с помощью врожденной магии!— Могу. Но не буду. Потому что я честный и благородный! Потому что я серафим-мечник Витольд!— Мало ли что. А я тебе не верю.— А ты не смеешь мне не верить!— А я все равно не верю. Да не кипятись! И засунь куда-нибудь проклятую свою железяку. В ножны, например. Я кто? Бес — и, значит, мне свойственно все подвергать сомнению. Делаем так, чтобы все было правильно: ты накладываешь на самого себя заклятие, чтобы, скажем, на полчаса стать обычным человеком. Отключи, другими словами, орган магического восприятия действительности.— Чего?.. А-а… А если ты меня сзади ножиком пырнешь?— Не пырнет, не пырнет! — наперебой загомонили матрос с комиссаром, а Огоньков даже добавил:— Я лично прослежу.— И потом, — добавил я, — хотел бы я тебя убить, так не стал бы заступаться и нечисть прогонять. Логично?Светлый рыцарь-паладин Витольд Благородный надолго задумался, потом как-то неуверенно проговорил:— Ну… логично…— Выполняй!Он тяжело вздохнул, сунул меч под мышку и зашептал что-то, потирая ладони друг о друга. Вокруг его рук, как в поле статического электричества, слабенько зажглось голубоватое сияние.— Аминь! — внятно завершил он формулу заклятия.Меня слегка передернуло. Но это была просто реакция на чуждую энергетику. А результат действий рыцаря, надо сказать, превзошел все мои ожидания. Витольд Благородный как-то очень заметно потускнел и постарел, даже, кажется, стал ниже ростом… Крылья его поблекли и теперь казались не частью тела, а чем-то вроде театрального реквизита.— Как отвратительно я себя чувствую, — хрипло проговорил он.— Вот и отлично! То есть я хотел сказать — это ненадолго, так что не беспокойся. Отворачивайся и начинай считать.Он так и сделал. Карась и Огоньков не медля затрусили прочь с полянки. А я задержался рядом с рыцарем всего на одну минутку. Нет, не стал я его в спину ножичком пырять и по голове не стал бить оброненной лешими дубиной… Да, задержался на минутку, а потом догнал своих приятелей.— Бежи, братишка! — подтолкнул меня Петре — Сейчас этот малахольный досчитает… и тогда уже его ничего сдерживать не будет Скорее! Видал, какой меч у него? Как шпиль Адмиралтейства, акульи потроха! Раз врежет — и разлетятся наши головы к чертовой бабушке… Наине Карповне…— Да ладно вам, — сказал я. — Ничего страшного. Можно перейти на вольный шаг и даже сделать привал и перекурить.— Как это? — не понял комиссар, оглянувшись на старательно бормочущего неподатливые цифры серафима-мечника.— Да просто! — рассмеялся я. — Я на этого долдона, добровольно лишившего себя магической силы, наложил заклинание Скольжения Мысли. Он теперь до-олго будет увлечен счетом. Дня три ни о чем другом не сможет думать. Только считать. Ну а когда заклинание иссякнет, мы уже будем далеко отсюда.— Кажется, это не совсем благородно? — с сомнением проговорил комиссар Огоньков.— Зато действенно, — парировал я. — Очень хочется бегать по всему лесу от этого маньяка-расчленителя?— Н-нет…— Вот и молчи. А я его мог вообще убить! В спину! И вообще, мы, бесы, по определению должны обманывать, для нас это естественно. И было бы лучше, если б он меня зарубил? Пойдем, товарищи. Вон в том направлении вроде бы просвет показался между деревьев. Лес заканчивается.Несколько минут мы шли молча. А когда выбрались на опушку, Карась задумчиво произнес:— Хорошо быть колдуном или бесом. Вот если бы я магией обладал, я бы, братишки, на нашего боцмана Костоломова наложил заклинание Прогрессивного Паралича. И Выпадения Прямой Кишки вдобавок…— А вон деревня! — закричал Огоньков, указывая пальцем. ГЛАВА 5
Мы вышли из леса, спустились с холма, пересекли скованную льдом речку и подошли к первой избушке, в окне которой торчала повязанная платком старушечья голова.— Хоть бы это была нормальная человеческая бабка, — тревожился товарищ комиссар Огоньков. — А не какая-нибудь кикимора или ведьма. А то последнее время ужас что творится. Мне как материалисту хоть глаза на все закрывай и верить в происходящее отказывайся…— Сейчас обогреемся, — говорил Карась, не слушая комиссара. — Может, пожрем чего-нибудь. Только не в этой развалюхе. Вон чуть подальше домишки поприличнее. А еще дальше — двухэтажный домина. Барский, наверное… Бабушка, — весело закричал матрос, обращаясь к старухе, — дай водички попить, а то так есть хочется, что переночевать негде… Старушка оглядела нас настороженно,— А вы кто такие будете? — проскрипела она.— От поезда отстали, — объяснил я.— В избу не пущу, — отрезала старуха. — Не просите. Есть у меня нечего, спать негде, я сама в тесноте своей едва поворачиваюсь. К тому же кто знает, может, вы люди лихие, бессовестные — ограбите, надругаетесь над старой…— Размечталась, — проворчал помрачневший Карась. — Вредная старушенция попалась… Скажи-ка нам, бабушка, — повысил он голос, — если на порог даже не пускаешь… куда мы попали?— Деревня Петухово, — ответила старуха и добавила непонятно: — Только одно название что деревня, а на самом деле — тьфу!..— Как это? — опешил Огоньков.— Тьфу! — вот так. Нетути больше нашего Петухова. Мужики с семьями все в город Питер сбежали. Никого не осталось.— Это они не сбежали, — строго поправил старуху комиссар. — Это они подались в колыбель революции восстанавливать исконную справедливость. А барина-то вашего… — он кивнул на двухэтажную домину, — что же, мужики давно турнули?— Турнули, — согласилась старуха, — только не мужики. И не барина. А барыньку.— Революционные матросы барыньку турнули? — спросил Петро Карась.— Чего? Не, не они…— Ну ладно, — махнул я рукой. — Не важно. Значит, в деревне никого нет?— Никого нетути.— И поместье барское пустое стоит?— Пустое, да не пустое…— Это как понимать? — рассердился наконец комиссар Огоньков. — Вы, товарищ бабушка, глаза-то разуйте и посмотрите повнимательнее — кого вы вводите в заблуждение! Перед вами не проходимцы, а боевые красные комиссары и рыцарь революции — матрос с легендарной «Авроры»!— А кто вас разберет, лыцарей… — буркнула бабка. — Я вам вот что скажу — поворачивайте откуда пришли. А в Петухово не ходите. И в барский дом не ходите.— Почему? — хором спросили мы.— Потому как там нечистая сила обитает, — проговорила бабка, оглядела нас напоследок и исчезла в темных недрах своей избы, захлопнула со стуком ставни.Карась присвистнул и посмотрел на меня.— Что происходит?! — возмутился товарищ комиссар Огоньков. — Что за средневековье?! Опять нечистая сила? Деваться уже некуда от этой нечистой силы! Плюнь — и в колдуна попадешь! Сплошная мистика!— Успокойся, — тронул его за плечо Петро. — Ну нечистая сила так нечистая сила. Адольф вон тоже, скажем прямо, не ангел, а ничего — хороший парень.— В смутные времена, — сказал я по адресу комиссара, — когда умирает всякая другая надежда, просыпается надежда на чудо. Отсюда и повальное увлечение мистикой, отсюда и повышенное количество колдунов, бесов и прочих на душу населения. В том, что подобные товарищи существуют на самом деле, а не являются выдумками, ты уже, надеюсь, не сомневаешься? — Я приподнял чалму, продемонстрировав рожки. — Раньше, когда к нам… к ним то есть, особого интереса не проявляли, они прятались. А если тобой увлекаются, ты же не будешь прятаться, верно? Это закономерно, уж поверь мне. Человеческая натура…— «Натура», «натура»… — фыркнул Огоньков. — Что ты мне про натуру? Буржуазная сволочь в мистику ударилась, потому что надеяться больше ей не на что, но мистика буржуазии не поможет. Ничего вообще не поможет — не бог, не царь и не герой… Мистика! Да плевать мне…— Двинулись! — приказал я. — А то совсем холодно становится. В барском доме обогреемся, а насчет пожрать я, уж так и быть, что-нибудь наколдую.— Нечистая сила! — усмехнулся Карась и хлопнул меня по плечу. — Нашла, бабка, кого пугать нечистой силой! — Двинулись на привал и обед! Подкрепимся немного, переночуем и дальше двинем. Набредем на наших товарищей, вольемся в стройные ряды Красной Армии. Хорошо бы нам какой-нибудь смекалистый командир попался. Я по себе знаю: начальство добротное — и подчиненным весело.— Ага, — кивнул я. — Я бы вот в дивизию к Чапаеву пошел. Я, честно признаться, никого, кроме него, из красного начальства и не знаю… Ну разве еще Буденного. И Котовского.— Как ты сказал? — спросил Огоньков.— Буденный. И Котовский.— Нет, перед этими.— Чапаев Василий Иванович. Легендарная личность! Если б вы знали, сколько про него сказаний сложили в будущем!— В будущем, может быть, что-то и сложили, но в настоящем я ни о каком Чапаеве не слышал, — сказал Карась.— И я, — добавил товарищ комиссар. — Нет такой личности. Уж мне-то не знать расстановку сил на арене войны!— Да вы чего, ребята! — изумился я. — Сейчас девятнадцатый год, так? Чапай, если я ничего не напутал, вовсю уже функционирует!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39