Лайонел буквально съежился при мысли, что мать увидит ее такой… Он перевел взгляд на родителей, и его поразили глаза матери. На Варда Лай не осмеливался посмотреть: он не видел отца с того ужасного дня, когда тот застал их с Джоном. Но по крайней мере он здесь, приехал, пусть не из-за них, а ради Энн.
– Она почти пришла в себя, – тихо сказал он матери. Энн даже не пошевелилась. Джон протянул ей еще батончик, девочка дрожащими пальцами взяла его. Хотелось есть, но ужасно тошнило. Она не желала оставаться здесь, рвалась к своим… В Хейт… К Муну… К привычным ритуалам. Она принадлежала той жизни… Энн пыталась проглотить кусочек конфеты, но в горле стоял комок, и она снова закрыла глаза.
– Она больна? – Родители говорили так, будто Энн здесь не было, но Лайонел не решился одернуть их.
– Просто приходит в себя от наркотиков. Через несколько дней будет в полном порядке.
– Мы можем сегодня же вечером увезти ее домой? – Фэй не терпелось забрать дочку, показать врачу, который наблюдал ее все годы, потом доктору Смиту – пока не поздно. Она не видела Энн спереди и не могла определить, какой у нее срок, но почему-то решила, что небольшой.
Лайонел покачал головой, и Фэй нахмурилась.
– По-моему, сейчас она не готова к поездке, мама. Дай ей пару дней привыкнуть.
– К кому привыкнуть? – ошарашенно спросила Фэй. – К нам?
Вард решился наконец подойти поближе и, избегая смотреть на сына, спросил:
– Доктор ее видел? Лайонел покачал головой.
– По-моему, ее надо показать доктору.
Он медленно обошел кровать и взглянул на дочь. Комки грязи прилипли к коже, лицо залито слезами, они так и льются из огромных глаз. Он осторожно присел рядом и погладил ее по голове, чувствуя, как к горлу подступают слезы. Почему девочка так поступила? Как могла убежать от них?
– Как я рад снова видеть тебя, Энн.
Она не отстранилась, но косилась, точно испуганный зверек. Вард обвел взглядом ее фигуру и задержался на талии. Он попытался скрыть пронизавший его ужас – слишком поздно! – и с отчаянием посмотрел на Фэй, на Лайонела…
– Ты знаешь в городе какого-нибудь доктора?
– Полиция назвала одного. Они сказали, что ее надо немедленно обследовать, и хотят поговорить с тобой и с мамой.
По крайней мере он перекинулся парой слов с сыном, но не мог заставить себя даже взглянуть на Джона. В комнате стояла всего одна двуспальная кровать, ужасно широкая, на ней лежала Энн. Все было ясно, но Вард решил сейчас не думать об этом. Достаточно одной драмы, и надо срочно поговорить с полицией. Он вынул ручку и записал имена тех, кто помогал искать дочь, кто привел ее оттуда. Они должны сообщить детали. Вард содрогнулся от перспективы услышать их. Но надо узнать все до конца.
Фэй села на кровать рядом с Энн. На этот раз девочка вздрогнула, будто была смертельно больным ребенком, которого навещают в больнице. Глаза Фэй не отрывались от ее лица. И Энн заплакала.
– Уходи… Я не хочу здесь оставаться…
– Знаю, дорогая… Мы скоро поедем домой, ты ляжешь в свою постель…
– Я хочу к Муну, к моим друзьям. – Энн зарыдала в голос. Ей было четырнадцать лет, а она плакала, как пятилетняя. Фэй не спрашивала, кто такой Мун, но поняла, что, видимо, это отец ребенка. При этой мысли она посмотрела на живот Энн, надеясь, что он еще плоский. И задохнулась…
По своему опыту Фэй знала: четыре или пять месяцев, но все же решила уточнить. От прямого вопроса Вард весь сжался. Он-то не хотел торопиться. Лайонел прав, Энн надо снова привыкнуть к ним, девочка слишком отдалилась от них, слишком долго была вне дома.
– Сколько месяцев, Энн? – Фэй старалась говорить ласково, но вопрос прозвучал грубо, резко, нервно, и Лайонел с отчаянием посмотрел на мать.
– Не знаю, – ответила Энн, не открывая глаз. Она не хотела глядеть на Фэй, она ненавидела ее, всегда ненавидела. А сейчас еще больше. Это мать виновата, что ее увели от друзей и не пускают обратно, она всегда все разрушала, помыкала ими, поступая по-своему. Но на этот раз у нее ничего не выйдет. Пусть ведут куда угодно, она уже знает, что убежать не трудно.
– Ты еще не ходила к доктору? – Фэй была потрясена.
Энн покачала головой, зажмурившись, потом медленно открыла глаза.
– Обо мне заботились друзья.
– Сколько времени не было месячных?
Энн подумала, что мать говорит, как полицейский, даже еще хуже. Во всяком случае, там не задавали таких вопросов. Она понимала, что не должна отвечать, но привыкла покоряться матери. Фэй умела ее заставить, она всегда была уверена, что все будут поступать так, как она скажет.
– С тех пор, как я ушла из дома.
Фэй хорошо знала – с тех пор прошло пять месяцев. Значит, это случилось сразу, как дочь покинула их.
– Ты знаешь, кто отец?
Сейчас нельзя было спрашивать об этом, и Лайонел растерянно посмотрел на Варда. Надо остановить мать. Ее вопросы неуместны. Энн еще не готова ответить на них. Он испугался, что она снова убежит, еще до приезда домой. И никогда им уже не найти ее. Но Энн только улыбнулась своим воспоминаниям.
– Да.
– Это Мун?
Энн вздрогнула и пожала плечами, но Фэй никак не ожидала ответа, который не замедлил последовать.
– Да, и все остальные.
У Фэй перехватило дыхание. Это неправда, ошибка.
– Все остальные? – Она непонимающе смотрела на девочку. Девочку? Энн – женщина. Дрожащая, больная, она ждала своего собственного ребенка. Ужас застыл в глазах Фэй. – Ты хочешь сказать, что вся коммуна зачала твоего ребенка?
Энн невинно посмотрела на нее и села на кровати, впервые за все это время. Комната поплыла перед глазами, и она беспомощно взглянула на Лайонела. Брат подхватил ее, а Джон подал стакан апельсинового сока. Они оба предполагали нечто подобное, судя по рассказам полиции о секте, но Фэй с Бардом не были готовы к такому повороту дел. Когда Энн сидела, живот казался еще больше. До Варда дошло. Он все понял. Боже, как такое могло случиться с его девочкой… Он посмотрел на Лайонела.
– Я пойду к инспекторам. Эти сукины дети из секты должны предстать перед судом.
Фэй тихо плакала, и он вывел ее из комнаты. Когда они спускались по лестнице, она буквально повисла на муже; ей было плевать, видит ее сейчас кто-нибудь или нет.
– Господи, Вард, она уже никогда не станет прежней.
Он думал так же, но отказывался допускать подобное. Он должен помочь Фэй.
В свое время Фэй помогла ему, обеспечив такую карьеру, о какой он и мечтать не мог, всему его научила, поставила на ноги. И он сделает все, что надо, и даже если жена захочет развода, он постарается вынести и этот удар. В конце концов, она имеет на это право, после всего, что он натворил… Вард не изменил своих взглядов, его по-прежнему трясло от Лайонела с Джоном, но сейчас было не до них. Он не виноват, что Лайонел гомосексуалист, как и в истории Энн нет вины Фэй. Да, их обоих это мучает, но всему есть предел! Девочке от их терзаний легче не будет.
– Она выкарабкается, Фэй. – Больше всего он хотел убедить в этом жену.
– Надо избавиться от ребенка. Один Бог знает, каким он родится после наркотиков. Он может оказаться дебилом.
– Возможно. Как ты думаешь, для аборта уже поздно?
Она горько рассмеялась сквозь слезы.
– Ну ты же видел ее, Вард. Пять месяцев беременности. – И вдруг у нее мелькнула мысль: может, дочь беременной убежала из дома? Трудно было представить такое, но много ли она знала об Энн?
В полицейском участке их принял инспектор по делам подростков. Он многое рассказал Тэйерам. Сотни детей из всей страны собираются на Хейт-Эшбури, некоторые прошли через худшее, чем потеря невинности. Одиннадцатилетние дети, перебрав героина, выбрасывались из окон. Незаконнорожденные младенцы четырнадцатилетних матерей появлялись на свет среди куч мусора под заунывное пение собравшихся. Одна девочка шесть недель назад истекла кровью, а те даже не удосужились вызвать скорую помощь. И чем больше подробностей узнавали Тэйеры, тем сильнее радовалась Фэй, что Энн вовремя нашлась. Взяв себя в руки, она выслушала все о секте, в которой жила их дочь. Ей хотелось убить этих подонков, а Вард настаивал на привлечении секты к суду, но инспектор разубедил его. Обвинения в коллективном изнасиловании могут обернуться против девочки. Лучше всего для Энн – увезти ее домой, показать хорошему психиатру, дать возможность поскорее забыть пережитое, нежели обречь на долгое судебное разбирательство, а оно может длиться не один год, и успешный исход не гарантирован. Сектанты могут исчезнуть, их весьма влиятельные семьи возьмут детей на поруки, так есть ли смысл раздувать дело? Через год-другой случившееся покажется Энн жутким сном, давно пережитым кошмаром.
– А как насчет беременности и Муна?
Полицейские сказали, что ничего конкретного они предъявить не могут. Секта никого не тащит к себе насильно, и никто не даст показаний против Муна. Едва ли и сама Энн станет свидетельствовать против него. Как позднее выяснилось, полицейские были правы. Энн любила этого человека и отказывалась говорить о нем с кем-либо, даже с Лайонелом. Дело безнадежное, и Фэй с Бардом согласились с тем, что лучше помочь Энн родить ребенка и дать ей возможность обо всем поскорее забыть, если, конечно, она захочет. Лайонел считал, что со временем так и случится. Джон промолчал, он боялся мистера Тэйера и трепетал от страха, что тот потеряет над собой контроль и снова ударит его, хотя Лайонел поклялся, что не позволит такому повториться. Не было никаких признаков, что Вард может выйти из себя, разве что при упоминании о Муне и секте. Его гнев, к великому облегчению Джона, был сейчас направлен только на них.
Ночью все по очереди дежурили возле Энн. Тэйеры обсуждали обратную дорогу домой. Фэй хотелось скорее отвезти ее в больницу, а Лайонел считал, что следует несколько дней подождать. Ее разум слегка прояснился, но девочка была очень возбуждена. Лай думал, что сестре надо успокоиться. Вард разделял мнение Фэй, но не мог вообразить, как она полетит в самолете в таком взъерошенном состоянии. Выход скоро нашелся: Вард позвонил в МГМ и заказал студийный самолет. В шесть вечера он заберет их на аэродроме в Сан-Франциско и отвезет в Лос-Анджелес. Вард еще раз встретился с полицией и после беседы с адвокатом полностью согласился с блюстителями порядка. Они не станут выдвигать никаких обвинений. В четыре тридцать Энн укутали в банный халат, купленный Фэй на Юнион-стрит, заказали такси до аэропорта. Энн всю дорогу плакала. Остальные четверо чувствовали себя похитителями, и молодой таксист косился на них. Никто не произнес ни слова. У Энн не было сил идти, Вард внес ее в самолет, и впервые за эти два дня, уже в салоне, как следует выпил. Оба мальчика и Фэй тоже выпили по стакану вина. Это путешествие было тяжелым для всех, а Лайонел с Джоном к тому же испытывали страшное напряжение в присутствии Варда. Он не разговаривал с ними, а когда что-то было нужно, обращался к Фэй, и та передавала им его слова. Казалось, он боялся осквернить себя разговором с ними. Когда лимузин МГМ забросил ребят к ним домой, Джон вздохнул с невыразимым облегчением.
– Я просто не знал, о чем с ним говорить. – Он набрал в легкие воздух и виновато посмотрел на Лайонела, прекрасно понимавшего его состояние.
– Не переживай, я и сам не знал. Ему тоже с нами неловко. – Это было недолгое перемирие, и Лайонел не сомневался – отец еще не сменил гнев на милость и не отменил запрета видеться с семьей. Лайонел чувствовал, что его больше не ждут в родном доме, как раньше.
– Он ведет себя так, будто гомосексуализм – инфекционная болезнь и он боится заразиться.
Лайонел ухмыльнулся. Как хорошо дома! Фэй оплачивала обе комнаты в течение всего их отсутствия. Они не видели своих соседей с января. Деваться было некуда, ребята не могли переехать ни к Тэйерам, ни к Уэлсам. К тому же их очень волновали бы сплетни об Энн. Они поднялись к себе, распаковали вещи. Заговорили о летней сессии – экзамены начинались через несколько недель; ребята возвращались к реальной жизни, но забыли об одном – каково все время притворяться и скрываться, и вспомнили об этом, лишь войдя в комнату, полную второкурсников, попивающих пиво. Лайонел направился в комнату Джона, они обменялись взглядами и вдруг одновременно подумали: может, все давно знают? Им казалось, что однокурсники уже поняли, в чем дело, но Лайонела это теперь не особенно волновало. Да, он голубой, да, он влюблен в Джона. Лай вышел на кухню почти с воинственным видом, но никто ничего не сказал. Знавшие Энн радовались, что она нашлась. У одного парня двенадцатилетняя сестра тоже сбежала из дома, но ее не нашли до сих пор. Родители боялись, что девочки уже нет в живых, а брат не сомневался, что она в Сан-Франциско. Они обсудили этот вопрос. Лайонел заметил в глазах соседей еще какой-то интерес, будто они хотели о чем-то спросить, но не решались.
В доме Тэйеров все притихли; потрясенные близняшки увидели, как Вард вносит Энн в дом, но не поняли, почему она такая толстая, а когда сестра встала на дрожащие ноги и они заметили торчащий живот, Ванесса вскрикнула, а Валери не могла поверить своим глазам.
– Что теперь будет? – спрашивали они вечером Фэй, а та молчала, подавленная безумной усталостью. Она и сама не знала ответа на вопрос дочерей.
Наутро Фэй повезла Энн к доктору и с облегчением услышала, что он не нашел следов насилия, девочка все делала по своему желанию. Он подсчитал, что ребенок должен родиться двенадцатого октября, недель за шесть она оправится, и если роды состоятся вовремя, она сможет вернуться в школу после рождественских каникул. Энн потеряет ровно год и закончит восьмой класс после рождения ребенка, а на следующий год пойдет учиться дальше. Мать с доктором так легко говорили об этом, а Энн молча смотрела на них. Конечно, время для аборта упущено, это было бы самым простым решением проблемы, в случае если бы девочка согласилась, но Фэй не сомневалась, что уговорила бы дочь. Неизвестно, сколько наркотиков она приняла после зачатия и каково их действие. Но даже если ребенок родится с отклонениями, множество бездетных пар будут счастливы усыновить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53