Стая мчалась по полю, прижавшись к опушке Леса. Байкеры держались кучно и настороженно. Отстающих не было, и быть не могло. Бешеные стлались над землей, а Лес прикрывал их от любопытных глаз случайных прохожих, кто мог бы еще шепнуть городку, что Стая рядом.
Опрокинув по первой и вдавив неверными ногами пробки в землю под магазинными окнами, пеструю от тысяч таких же пробок, жители вышли со двора магазина, выудили из нагрудных карманов пиджачков плоские сигареты, прикурили от злобно плюющихся серой спичек и закашлялись. Скрючившись у забора, они долго рыгали и харкали себе на штаны. С трудом разогнувшись и оставив зеленую слизь бахромой свисать с колен, огляделись слезящимися глазами. В мозгу дзинькнул звоночек. Всеподавляющий инстинкт, переходящий подарок поколений, поволок граждан «закусывать и беседовать» в кафе-бар.
Еще светло. Стая выжидает в Лесу, за деревьями, сузившимися глазами разглядывая городок, напряженно привстав с седел и нервно покручивая рукоятки газа. Рокот последнего работающего двигателя стих, и в тишине шелково шуршали шины подгоняемых к обочине аппаратов. Кей слез и сидел на удобном дубовом пне, пристроив байк у столбика с информационно-указательным знаком «Конец населенного пункта».
Горожанин держал в левой руке помятый стаканчик, в правой, на отлете, – кривую сигарету, распространяющую тяжелый аромат летнего сортира. При этом он пытался с набитым ртом спорить о финальном матче Кубка наций. Проговаривать отдельные слова удавалось с трудом, потому что между зубов застряли твердые волокна пережаренного мяса свиньи, сдохшей от вздутия желудка, а в горле бушевало пламя от неимоверного количества перца, бухнутого в жратву местным кухарем, пожелавшим таким способом отбить привкус тухлятины и продезинфицировать дежурное блюдо.
Кей заметил на обочине крысу с крысятами. Семейство, вероятно, обитало в одном из придорожных сараев, где самые трезвые из горожан хранили капусту и свеклу. Толстохвостая и сердитая до лютости мамаша подогнала жизнерадостный выводок к асфальту, и сейчас грызуны прятались за колесом кроссовика. Натягивая шлем, Кей направился к байку, но на полпути остановился и подождал, пока животные перебегут шоссе. Самый подвижный и любопытный крысенок попытался залезть на колесо байка, и это ему почти удалось. Он зацепился за ребро рифленой резины и радостно пищал, вертя по сторонам острой мордочкой и гордясь собственной лихостью перед братьями и сестрами. Его мамаша прекратила праздник, встав на задние лапы и смахнув сына в розовую кучку копошащихся на земле крысят. Торопливо подгоняя безалаберное семейство, крыса перевела его через дорогу и спрятала в траве.
Над «ЗаХиР-дискотекой» задергались огни трех хилых лампочек, и нетерпеливо гудевшая публика заторопилась войти и занять место в отгороженном во дворе загончике. Жители городка стояли, привычно привалившись спинами с доскам, и обсуждали вслух достоинства тех, кто отчебучивал в центре площадки. Хрипатая музыка возбуждала, но нельзя забывать и о главном. Вот оно, началось! К горлу подступила тошнота, и руки горожан одновременно потянулись к внутренним карманам, где булькала в бутылках живая вода. Кое-кто сорвался с места и убежал: то ли блевать, то ли за добавкой.
Отличительный знак Трибунала – хромированные накладки на поворотниках в виде готической буквы «Т». Кей отвел от них взгляд и напрягся. Трибунал поднял руку.
– Джер-р-ронимо!.– истосковавшийся по драке Барон издал боевой индейский клич, срываясь с места и пропав в туче дорожной пыли.
Стая вошла в городок с мощью первого удара топора, крепко зажатого мускулистыми руками мясника с опытом.
Слегка завалившись на повороте, Кей затормозил, как влитой, напротив магазина. Вокруг болтались горожане, с пьяным недоумением рассматривая Стаю, приготовившись обидеться и сказать пару резких слов.
Не пришлось!
Двое Бешеных ворвались в магазин, столкнув с крыльца замедленно перемещающихся мужичков, и после секундной заминки, сопровождавшейся невнятным шумом, выволокли наружу хозяина, за которым бежала его растяпистая супруга, выпучив глаза и вопя несуразное. Хозяина вытолкнули во двор, и он, с бледным лицом и трясущимися отвисшими щеками, уставился на Бешеных. За темными стеклами шлемов он не видел лиц. Это пугало больше всего.
Бешеные держали мужика за руки. Стоявший рядом Капеллан примерился и, крякнув от усердия, ударил его обрезком железной трубы снизу вверх, с оттягом, наискось, под подбородок. Раз, другой… Приговаривая при этом:
– Во имя Отца… Бац!
– …и Сына… Бац!
– и… Харлея…
От азарта Капеллан начал заговариваться.
– …с Дэвидсоном!
Голова магазинщика дернулась в последний раз, его отпустили, и он осел в пыль, отключившись до конца представления. Для порядка его еще немного попинали ботинками, сломав те ребра, до которых можно было добраться сквозь слой жира, и превратив лицо в готовую для жарки котлету.
Сидевшие за спинами Бешеных Белая, Черная и Рыжая, крепко сжав губы и стараясь подавить волнение, вытаскивали из седельных сумок бутылки с «Пир-роцветом», как прозвал Злой свой фирменный коктейль для огненных забав. Они поджигали торчащие из горлышек тряпичные хвосты и передавали бутылки Бешеным. Те широко размахивались и швыряли «Пирроцвет» в магазин. Пара сосудов угодила на крышу, одна бутылка попала в окно. Насквозь пропитанное алкоголем заведение занялось, как сухой стог, и моментально заполыхало, красиво озаряя окрестности в подступающих сумерках.
Когда Капеллан усаживался на байк, Кей отметил, что поп-расстрига снял на время четки из металлических шариков, с которыми обычно не расставался и частенько причащал противника заместо кастета. Капеллан погладил укрепленную на бензобаке литую иконку с изможденным ликом Св. Покровителя-всех-кто-в-пути. Поймав взгляд Кея, Капеллан улыбнулся и ободряюще похлопал его по плечу:
– Смотри, Кей! Сегодня Стая не Ноев ковчег! Огненная колесница, воистину! А в руках наших и мера, и меч!
Около кафе-бара не останавливались, а лишь на миг притормозили. Администрация обжорки держала двери и окна широко распахнутыми. Не из гостеприимства, а чтоб хоть чуть-чуть избавиться от аромата смердящих посетителей. Закинув внутрь пяток бутылок, Бешеные рванули вдоль по улице, давя кур и собак. Внутреннее помещение кафе заполнилось ревущим огнем, в котором носились горожане, слабо соображающие гладкими от рождения мозгами, отравленными алкоголем. Вместо того чтобы бежать прочь, они лезли под столы, не забыв под шумок прихватить побольше тарелок с едой. Так и горели вместе со жратвой.
От «ЗаХиР-дискотеки» на зарево мчалась большая группа граждан, яростно размахивавших кольями. Их боевой настрой пришелся по душе Бешеным, нигде пока не встретившим активного и достойного сопротивления. Не снижая скорости, они восторженно врезались в толпу.
Людей сбивали с ног колесами, а накатывавший следом байк переезжал упавшего, стараясь не очень торопиться. Горожан избивали подобранными по пути железными прутами и трубами, не выбирая защищенные участки тела, а, скорее, наоборот. Горожан, бестолково вертящихся между ревущими кроссовиками, сбивали с ног байкерские сапоги. Их раскидывали в стороны ударами кулаков, прижимали к кирпичным стенам, вдавливали в заборы, проваливавшиеся с оглушительным треском.
Бешеные без труда уклонялись от немногочисленных и слабых ударов. Тех, кто посильнее, они нейтрализовали в первую очередь, проломив им головы. Городок оказался не в состоянии выставить сильную и сплоченную рать. Несколько веков назад городку это удалось, а сегодня – нет. Что татары? Что монголы? Что слава? Дым…
Кстати, насчет дыма. Кто-то из аборигенов заприметил поднимающийся над магазином сизый столб и мелькнувшие в темноте языки огня. Закричав нечеловеческим голосом, он рванул к магазину, а за ним – и остальные.
Они более не обращали внимания на Бешеных. Жители сгрудились вокруг полыхавшего здания, издавая крики боли и отчаяния. Но не от зрелища распростертого во дворе тела хозяина и хнычущей над ним искалеченной супруги. Нет.
Сколько добра пропадало в огне! Сколько еще можно было бы выпить! Разве можно так с людьми?! С «обществом»?!
Городок обезумел. Люди носились, освещенные пламенем, и кричали. В это время начали взрываться бутылки со спиртным. Толпа заголосила с утроенной мощью.
Раздался громкий треск. Так домохозяйка рвет старую мужнину рубаху на тряпки, вмещая в это действие всю ненависть к постылой своей судьбе. Треск повторился, и стало ясно, что старые рубахи тут ни при чем. Народ неохотно задрал головы и с ужасом заметил, как крыша магазина медленно поползла в сторону, на манер крышки над поднявшимся тестом.
Зеваки испуганно отпрянули. Отважные люди в магазине бросились к окнам, но поздно, слишком поздно! Высокая треугольная крыша с грохотом упала, взметнув тучу искр до небес. Толпа вскрикнула… Непонятно, что они жалели больше – водку или судьбу дураков-приятелей, сгинувших, но так и не успевших спасти спиртное.
За ненадобностью Трибунал отменил поход в дискотеку, и Бешеные помчались по городку, сея панику и разрушения, перелистывая улицы одну за другой.
Городок пылал, подожженный во многих местах. Горели деревья, заборы, трещали, расслаиваясь черными страницами, фанерные щиты с поблекшикш фотографиями людей с глазами потомственных роботов и с одним галстуком на всех.
– На завод! На завод! – неслось со всех сторон. Трибунал водил Стаю кругами по горящим улицам со снующими там и сям плачущими и кричащими людьми. Огромные тени байкеров ложились на дома и приводили в трепет тех горожан, кто еще не успел убежать в сторону завода.
Дался же им этот завод!
Завод высосал из них здоровье, молодость, желания, способность мечтать и оставил только надежду на лучшее и магазин. Магазин сгорел, осталась надежда. Надежда на чудо?
Байкеры замерли в темноте. Их фигуры на насыпи четко вырисовываются на фоне ночного неба. Внизу, У их сапог, остатки того, что называлось городком.
– Увидите, они еще скажут нам «спасибо»… Голос Трибунала.
Удаляющийся шум двигателей слился в один протяжный рев. Только сейчас Кей ощутил на зубах песок и пепел. Не останавливаясь, он сплюнул в сторону догорающего городка.
Стая паковала вещи, когда в деревню прикатил Зодиак на четырехколесном внедорожном байке. Молча поздоровался с каждым Бешеным за руку, Кея обнял за плечи, отозвал Трибунала в сторону и перебросился с ним ларой слов. Ткнул пальцем в сторону Леса, помахал на прощание и исчез так же стремительно, как появился.
Минут десять Кей и Трибунал брели по Лесу. Кей недоумевал. Чего ради понадобилось Трибуналу тащить его в эту глушь? Он раздраженно смахивал с потного лица надоедливую паутину, отгонял мошкару и думал о том, что Стае пора срываться, а ему – звонить из ближайшего автомата в больницу. Чего пересчитывать носками байкерсов корни, петлями высунувшиеся из-под земли?
…Здесь собрались все мухи Леса. Тучами они облепили двух голых мужиков, насаженных задницами на затесанные под острый кол стволы засохших сосенок…
С бесчувственным выражением лица Кей рассматривал изуродованные трупы. Он погрузился в тупое равнодушие. Мир больше не вызывал у него интереса. Перед глазами проходили картины далекого прошлого и близкого настоящего. Все – пустое. Все – зря. Кока-Лола, лесные мертвецы и я, Кей, дитя стихии, чье время уходит.
Время – это цвета, которыми освящен и раскрашен мир Стаи. Наступит твой смертный час, Беспечный ездок, ты растворишься во Вселенной, и память о тебе не сохранится в сердцах людей. Мы, байкеры, не нужны людям. Пока мы живы, мы нужны лишь друг другу. Бесцельного ездока не остановить. Ненужный никому, даже себе, он вроде как и не существует. Единственная цель стаи выжить вместе. Стая – это «Вместе-не-страшно».
Смотри! Лови момент! Видишь, как быстро тают цвета стаи? Нарисованный байкерский мир тускнеет и окрашивается в черно-белые тона. Злые времена наступают…
Усталая Стая влетела в Город, торопясь попасть в Нору и отключиться на несколько дней.
Белая, Черная и Рыжая не успели опомниться, как уже стояли на обочине, зажав в руках по несколько бумажек и растерянно глядя вслед скрывшейся с глаз Стае. Кей запоминает: грязные, закопченные, в крови, но с жестким огнем в глазах, они стоят и не верят, что все это произошло с ними.
Кей уверен, что Белая, Черная и Рыжая будут искать встречи и однажды они встретятся вновь. Они уже не могут жить иначе. Они теперь другие.
Трибунал слез с байка и стоял рядом с Кеем, когда тот звонил в больницу. Перед тем как Кей схватился за трубку, Трибунал положил ему руку на плечо и сказал, глядя в глаза:
– На всякий случай… С пассажирами всегда так. Все они однажды выходят. Приготовься забыть ее.
Кока-Лола умерла от потери крови.
Врач говорил медленно, запинаясь. Перед смертью она просила передать Кею, что она сама во всем виновата.
Кей нащупал на лапше узелок, развязал его и разгладил дрожащими ладонями. Грубая кожа, мертвая кожа, почти не помялась.
Слабые у нее пальчики, очень слабые.
Зачем все это, Кока-Лола?

ОДИН НА ДОРОГЕ

Теплая в этом году осень. Повезло бабам с их летом. Впрочем, кому как…
Кей возвращался от Зодиака, с которым имел недолгий разговор. Любой, кто хоть раз общался с Зодиаком, стремится сократить общение до минимума и быстрее унести ноги. Кей не исключение. Но разговор оказался интересным.
На обратном пути Кей едва не сбил бредущую по дороге тетку. Та слепо перла на другую сторону, не смотря, что знаки перехода в этом месте отсутствовали напрочь, а машин – полно. Кей притормозил и изготовился покрыть ее нехорошими словами, но осекся и торопливо уехал, стараясь не оглядываться.
Оплывшая бесформенная женщина, неряшливо и плохо одетая, с пучками немытых волос, выбившихся из-под самовязаного беретика с петелькой на макушке, с хозяйственной сумкой из искусственной кожи в толстых дряблых руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47