https://wodolei.ru/catalog/basseini/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Кей угостил одного из них пивом, и тот произнес странные слова: «Может, следовало найти работу и стать как все, но это убивает больше, чем пуля».
Он еще добавил, безучастно оглядев ХаДэ:
«Счастливый ты. У тебя жизнь посередине дороги, у всех остальных – на обочине. А что за жизнь на обочине?»
Вот оно, это место. Бешеные разом нажали клаксоны, и воздух прорезал вой. Выли байки, выли люди. В этом вое слились тоска, бессильная злоба на неподвластный человеку случай, на злую волю, лишающую Стаю ее братьев.
Давным-давно здесь разбились двое – Плуг и Сенатор. Стая переживала не лучшие времена и болезненно перенесла потерю пары Бешеных. Зачем понадобилось водиле автофургона, заполненного битой птицей, выворачивать на окружную так, словно он единственный шофер на земле, никто уже не узнает. Байкеров вдавило в асфальт, и смерть их была мгновенной и безболезненной. Водитель тогда не пострадал.
Он умер через три дня и тоже довольно быстро.
Испортил здоровье другому – расплатись своим. Одиннадцатая заповедь.
Вся боль досталась Стае. Бешеные хоронили ободья, перекрученные, словно старые газеты, и вилки, завязанные узлом.
Вдруг раскинет спицы Обод пожилой. Разойдется вилка, И ты покинешь строй.
Смерть байкера – свободная смерть.
Кей тогда занимал то же положение в Стае, что и сейчас. Он смотрел на смесь металла с человеческим мясом и думал. Думал о том, что большинство людей даже не представляют, до чего неудобно они устроены внутри. Все жизненно важные органы расположены так, словно Создатель специально желал человеку скорой смерти. То-то удивился бы Господь, заглянув на Землю и увидев, как слабо его творение. Он здесь давно не бывал, как его ни просят. Спит, наверное…
Вой прекратился так же внезапно, как начался.
Тогда, давным-давно, Бешеные отвезли металлические останки на ближайшую стройку, где бетонщик залил искореженное железо в небольшой плите. Теперь плита наполовину зарыта в землю в стороне от кустов, чтобы на нее не опорожнился пролетный дальнобойщик.
Встали напротив плиты, аккуратно выстроив байки вдоль обочины, словно с небес на них смотрели раздавленные байкеры и оценивали степень оказываемого уважения. Трибунал опустился на колени и говорил с мертвыми. Живые сгрудились в кучу немного в стороне и не мешали. Они вслух вспоминали пьяного Плуга, запросто делавшего стойку на руках, на полном ходу держась за рога байка. Этот трюк вызывал живой интерес водителей, и не одна тачка разбилась вдребезги из-за неожиданного цирка на дороге. Вспомнили Сенатора, немолодого мужика, в одночасье оставившего должность в правительственной конторе и заделавшегося свирепым байкером.
Трибунал встал. Каждый из Бешеных по очереди подходил к камню, трогал его и медленно возвращался к своему байку. Когда очередь дошла до Барона, тот вытащил из кармана косухи никелированную фляжку и полил из нее на камень. По толстой небритой щеке скатилась слеза, почти незаметная среди струек пота.
Придерживая ХаДэ на малой скорости, Кей дождался колонну и вмылился в зазор, заняв привычное место.
Байкеры исчезли.
Солнце расплавило облака, и его лучи неторопливо испаряли алкоголь с начавшего крошиться еще зимой бетона, прошитого ржавеющими жилками раздробленного металла. Камни врастали в землю, сливались с ней, медленно разрушаясь.
Каждый, живший в Стае, достоин нескольких слов, глубоко выбитых на могильном камне.
«Я жил в Аркадии».
Почему все хорошее – в прошлом?
На обратном пути остановились у небольшой пивной, заняв все столики под парой старых дубов, чудом уцелевших после расширения кольцевой дороги.
Пиво лили все, кроме Трибунала, который попросил кофе, попробовал и больше не притрагивался к чашке, вслушиваясь в разговор Стаи.
Говорил Вторник:
– …дурацкий сон. Будто еду я со Стаей, а у меня отвалилась рама вместе с двигателем и задней подвеской. Раскатилось это добро по асфальту, а я с рогами в руках бегу за Стаей, толкаю вилку перед собой и еще успеваю уворачиваться от коробков. Боюсь отстать от Стаи. Дело ночью происходит, и у меня фара горит, хотя аккумулятор валяется позади, на дороге, и его уже расплющил какой-то козел на МАЗе. Как под мост вошли, все гудеть принялись, а я – пас! Гудок не работает. Тогда я принялся орать во весь голос заместо сигнала.
– И чем закончилось? – Только Танк проявлял живой интерес к рассказу. Капеллан мрачно молчал, вертя в руках зипу. Остальные еще не отошли от свидания с камнями, помалкивали и мрачно переглядывались.
– Мать ввалилась в комнату и перетянула меня по башке веником. Тут я ч и проснулся. Оказывается, я на весь дом орал, даже собаки на улице залаяли, даром что живу на третьем этаже. Потом уснул, и уже ничего не снилось. Потом опять проснулся.
– А чего просыпаться, если все уже?
– Все?
– Ну, ты ведь не перся больше под мостом с вилкой в клешнях?
– Нет.
– Ну?
– Что «ну»?
– Проснулся чего?!
– Менты приехали, – нехотя произнес Вторник. – Соседи вызвали. Сказали, что родители меня наконец-то убили, а я перед смертью криком исходил. Я с предками со школы в контрах. Дня не проходит, чтоб они меня на бычки не вытянули. Из церкви не вылезают. Туда идут трезвые, а возвращаются – еле ноги волокут.
– И что соседи?
– Я им кайф сильно обломал, когда вышел к ментам на лестницу голый, только шлемаком член прикрыл. Старушка из восемьдесят второй – хлоп в обморок! Ментовский медик ее оживил, провоняв нашатырем весь подъезд.
– А потом что?
– Ничего. Пошел снова спать. Уснул и проснулся, когда вы под окнами кнопки давили…
«Правильно поступил Трибунал, запретив Стае трепаться на людях, – размышлял Кей, вслушиваясь в разговор. – Что подумают люди, услышав? Очарование Стаи улетучится, как дым».
– Что скажешь, Кей? – Капеллан отвлекся от зипы и развернулся. – Растолкуй нам всем, что бы сей сон значил.
– Проблема в том, – невозмутимо начал Кей, забросив ноги на стол, – что человек живет одновременно в нескольких стаях. А это противно природе любого живого существа. Но на работе одна стая, дома – другая, в компании – третья. А если компаний несколько? А если ходит по бабам? А когда много ездит, то вынужден примыкать к временным стаям, если человек общительный. Общительные долго не живут. Вспомните Христа.
Последнее замечание – специально для Капеллана.
– То есть вынужденная жизнь на несколько стай расстраивает психику и разрушает человека как личность. Жизнь в одной стае угодна природе и всем, желающим жить с природой в мире и согласии.
Болтовня отвлекла Бешеных от мыслей о скоротечности жизни. Стая заинтересованно слушала. Каждому не терпелось встрять в разговор со своей темой.
– …дороги – дрянь! И никогда они у нас хорошими не будут! – горячился Танк. – Надо не дырки заделывать, а все полотно менять! Атак… Одно расстройство. И для байкера, и для байка. Езда, конечно, приключение, но не до такой же степени, чтобы загнуться на ровном месте, когда асфальт под тобой разошелся, и ты летишь к центру земли! А на кой, скажите, мне знать, что там, под землей, раньше положенного времени? Я еще свое не откатал!
Похрустывая чипсами и отхлебывая пиво, Стая внимала речи Танка. Тема дорог его здорово задевала. Причина быстро прояснилась:
– У меня между ног добра на полcта тысяч баксов, а они…
Стая дружно заржала. Из дверей пивной выглянул встревоженный хозяин, но тут же успокоился. Дракой не пахло. Отсмеявшись и закурив, Капеллан посерьезнел:
– Ты мнительный, Танк. За твое добро столько не дадут. Разве что твои яйца от Фаберже.
Танк насупился и буркнул:
– Ты знаешь, что я имею в виду. Не хрена булькать без дела.
Никто не обиделся. На своих не обижаются.
– Танк прав, – заявил Морг и помахал в воздухе пустой кружкой, подзывая официантку в зеленом передничке. – Дороги у нас в стране, конечно, паршивые. Старая истина.
Приятно поболтать в обществе равных, когда некуда спешить, жарко и полунагие девчонки едва не вываливаются по самые трусики из окон проезжающих автобусов. Так им хочется понравиться крупнотелым байкерам.
Кей возразил:
– Где-то я читал, что плохие дороги – это государственная стратегия. Часть оборонительного плана на случай внезапной агрессии.
– Это как же? – с набитым ртом изумился Освальд-младший, отвлекшись от жирной дымящейся сардельки и двух гор рассыпчатого жареного картофеля и тушеной капусты.
– А вот так, – рассуждал Кей. – Предположим, на всех картах дорога обозначена, как трасса федерального значения в Город. Попрет по ней враг, а она окажется улучшенной грунтовой и заканчивается в болоте. Тут врагу со всей его мудреной техникой и каюк! Особенно хороший каюк может быть осенью. Или весной… Впрочем, если подумать, на наших дорогах врагу в любой сезон крышка.
– Оставьте, ребята, – устало бросил Злой. – Я думаю, что дела у нас в стране так паршивы, что наверху порешили казну потратить лучше на еду и баб, чем на какие-то дороги в никуда. Они, наверное, правы…
Замолчали.
– Споем? – предложил кто-то, не подумав.
На него зашикали, но поздно. Заскучавший Барон моментально оживился, радуясь возможности продемонстрировать вокальные способности, и немедленно забасил, заставив в страхе разлететься ватагу кормящихся при ресторане галок:
Чопорный чоппер Чопал чуть-чуть…
Со слухом у Барона плохо. Ему не дали закончить и моментально освистали, правда негромко. Он не сильно расстроился, потому что все равно забыл слова.
Укоризненно покачивая головой, Капеллан успокоил певца:
– Сын мой! Ты не виноват в том, что тебе трайк на ухо наехал. Но в детстве тебя могли бы предупредить. Кто тебя воспитывал?
Барон не умел отвечать кратко. Он вытер губы наверченной на запястье банданой и нудно загудел:
– Если в порядке очередности, то сперва бабушка, специалист по творчеству английского сатирика Генри Филдинга. Читала мне его на ночь. Когда я научился говорить, то выплюнул соску и заявил, что Филдинг – полный отстой! Бабушка вскоре скончалась. Родители пробовали воспитывать, когда навещали меня в интернате в редкие дни приезда из Штатов, где работали русскими физиками на китайской фирме. И так до того дня, пока меня не повалила на маты в школьном спортзале моя училка по физкультуре, огромная потная кобыла в шортах, с двумя дынями впереди и чемоданом вместо задницы. Она оставила меня после уроков, чтобы потренировать перед городским чемпионатом по тяжелой атлетике.
Барон зажмурился от удовольствия и продолжил:
– На пару мы маты едва до дыр не протерли! У нее оказалась богатая фантазия, и мы придумали несколько новых способов использования спортивного снаряда «козел», шведской стенки, бревна и гимнастической палки. Попытались еще поработать с канатом, но она подвернула ногу, свалившись вместе со мной из-под потолка. На этом наш сексодром работу закончил. После этого я занялся самовоспитанием. И нечего гоготать! Девчонку себе завел, из параллельного класса.
Болтовню оборвал голос Трибунала:
– Кончай треп, братва. Снимаемся.
На въезде в Город Трибунал притормозил, на ходу перебросился с Кеем парой слов и повел Стаю между длинными бетонными заборами, окружившими многие тысячи расползшихся в разные стороны гаражей. Казалось, нет им конца, этим прибежищам убогой автотехники, хранимой хозяевами как последнее сокровище, без которого они навсегда перейдут на положение пешехода, существа неполноценного.
Дома Кея ждали Урал с поводком в зубах, сам по себе разморозившийся холодильник и сообщение на автоответчике от Покера, приятеля Кея еще со школьных времен. Кей включил автоответчик на прослушивание и затеял возню с Уралом, якобы стараясь вырвать поводок из пасти. Вот еще! Урал рычал сквозь крепко сжатые челюсти и не отпускал. Не отдам, дескать, а то еще ты повесишь его на гвоздик, и не видать мне прогулки. А у соседнего дома гуляет стриженая пуделиха, такая самочка, что закачаешься. Урал увидел ее утром из окна и втюрился по самый хвост. Платонические чувства быстро перешли в собачью похоть. К приходу Кея пес обезумел от страсти.
Песий рык отвлек внимание Кея от автоответчика, и пришлось прослушивать еще раз. Покер был немногословен. Приглашал к себе, сказав, что ждет в любое время, потому что у него отпуск и он торчит дома, маясь от скуки.
Покер маялся от скуки не один, а в компании с ящиком коньяка, который успел опустошить наполовину, хотя отпуск начался всего несколько дней назад. Кей встретил Покера во дворе, когда тот, покачиваясь, брел от табачного ларька с блоком самых дорогих сигарет, какие смог найти. Внешность Покера вызвала у Кея неприязнь: коротенькая стрижечка, коротенькая кожаная курточка и маленькая сумочка со множеством отделений и миниатюрной ручечкой. Мальчиков в таком прикиде, с такими крохотными сумочками и немужскими повадками Кей во множестве наблюдал на улицах европейских городов в компании обеспеченных пожилых господинчиков.
Покер приветствовал Кея, долго обнимая и тыкаясь губами в его бороду. Даже обронил сигареты. Нагнувшись, долго пытался ухватить выскальзывающий целлофановый бок. Ухватив цветастую коробку, еще дольше не мог разогнуться, раскачиваясь и балансируя. Кей не мешал Покеру, готовый прийти на помощь, если тому станет совсем плохо. Покер сумел собраться, и остаток пути до дверей великолепной квартиры они проделали быстро.
Последний раз Кей был у Покера лет пятнадцать назад. Мало что изменилось. Разве что экран телевизора больше, стены белее, прибавилось полок, на которых расставлена разнокалиберная музыкальная аппаратура, а демократичный потертый текстиль сменила роскошная диванная кожа. Родители Покера, давно умершие, оставили тому в наследство жилье, деньги и теплое местечко в министерстве «каких-то» дел. Покер никогда и ничего не умел делать толком, поэтому в министерстве его приняли как родного, и он сразу влился в коллектив, напиваясь до бесчувствия дважды в неделю. Если выдержать этот ритм, поучал как-то Покер Кея, то можно достичь изрядных высот и войти в правительство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47


А-П

П-Я