Ни он, ни она не произнесли ни слова.
В конце концов она задремала, все время просыпаясь и видя его рядом, радостная и смущенная этим. Это было так невероятно. Чудесно.
Вперемешку со сном она вспоминала: он попросил ее лечь с ним, и кто бы мог подумать о такой странной фантазии? Кто бы мог подумать, что это окажется столь радостным? Она лежала непривычно, поперек кровати, без подушки – просыпаясь в уютном тепле, вздрагивая от жесткой руки под своей головой. Стоило ей проснуться, он передвигал руку, успокаивающим жестом разглаживал ее волосы, и было естественно и уютно устроиться на его руках, возле его тела, и снова заснуть.
Чужеземный камень давно уже погас – слабые сумерки рассвета начали проникать в комнату.
Очнувшись ото сна, ее первым смутным впечатлением была черная тень возле нее. Слишком черная, чтобы увидеть очертания или детали. Затем она различила ее форму, заметила линию ноги, подбородок, руку, обнимающую ее. Она полностью открыла глаза. Он наблюдал за нею. На расстоянии шести дюймов она могла видеть его темные, загнутые на краях ресницы. Его глаза были прозрачно-серые, подобно краскам зимнего утра в момент, когда звездный свет переходит в день.
Его бодрствование, то, как она была уложена и укрыта от холода его теплом, говорило о том, что он вовсе не спал.
Внезапный ужас охватил ее. Она вспомнила, что случилось много лет тому назад, в ее школьные годы – с горничной и ее кавалером. Повар шептал угольщику: «Она спит с ним, не думай, что я вру!» И после этого горничная была отослана под первым предлогом, о котором мисс Миртл никогда не говорила.
Леда смотрела в его глаза, цвета утреннего рассвета.
Она спала с ним.
О господи!
Ночью она поняла, что от чего-то спаслась, а при дневном свете – что она пропала, уйдя далеко за пределы наставлений мисс Миртл. Он был в ее комнате. Он касался ее. Раздевал. Он целовал ее так, как не целуют порядочных незамужних женщин. Она спала с ним.
Леда вздрогнула. Его рука лежала на ее плече. Он обвил рукой ее шею, а потом пропустил через свои пальцы ее волосы. Каштановые локоны упали с его пальцев. Он приподнялся на одной руке.
Святые небеса! Это уже произошло! Она спала с ним. В ее сердце не было стыда или раскаяния.
Он начал отодвигаться от нее, и она поняла, что он собрался уйти. Без причины, ничего не имея в виду, она поднялась и схватила его за кисть.
Сэмьюэл оглянулся на нее с неожиданным вниманием, затихнув в слабом утреннем свете. Снова она подумала об архангелах, одиноких божествах, рожденных горами, небом и морем.
Она села, держась за его твердую руку, не зная, что сказать.
– Я не должен был оставаться. – Его голос звучал твердо. – Я сожалею. Ты уснула.
Что-то треснуло в складках его черной одежды. Оружие – насилие и элегантность, совершенство в том и другом – ей захотелось дотянуться до него и привлечь к себе, прижать его близко к сердцу.
– Ты не спал, – сказала она.
– Нет.
Она не хотела, чтобы он уходил. Наступало утро, она не желала, чтобы оно пришло. Что он станет делать, говорить, как может изменить жизнь… Все это еще казалось невозможным. Она спала с мужчиной. Он ее целовал.
Она не чувствовала себя виновной в чем-либо. Она чувствовала себя женщиной. Немного застенчивой и взволнованной.
– Ты должен идти? Их взгляды встретились.
– Я должен остаться?
Резкость его тона ошеломила ее. Как будто он ее в чем-то обвинял. Она облизала губы и положила свою руку на его, чувствуя под ней силу.
Его мускулы ослабли под ее пальцами.
– Скажи мне – да или нет.
– Да, – сказала она, – останься.
– Прошлой ночью ты сказала да. Ты сказала… что хочешь этого. А потом… господи! – он сделал резкий выдох.
Она покраснела при смелом упоминании о прошедшей ночи. Его рука на ней, его рот так близко. Ей надлежало стыдиться, а вместо этого… она чувствовала себя обласканной. Возбужденной.
О, неужели это означает стать падшей женщиной! Быть эгоистичной и радоваться тому, что он пришел к ней, а не к леди Кэй.
Холод в комнате проник сквозь, ее халат, ее уже больше не защищала его близость. Она задрожала, набрасывая на плечи упавшее покрывало, и с надеждой взглянула на него.
– Стало совсем холодно, вам не кажется?
Она натянула покрывало до подбородка, выглядывая из-под него, понял ли он ее намек.
Сэмьюэл сидел, не двигаясь, опершись на руку, не уходил.
Леда становилась все более и более отважной. Она осторожно коснулась его волос. Провела пальцами вниз по его щеке. Она закусила губы, внезапно охваченная новым чувством таинственной нежности к мужчине, который застыл под ее неуверенной лаской, единственным откликом его была глубинная дрожь в тишине и молчании. Девушка наклонилась вперед, целуя уголки его губ, как и он целовал ее. Она коснулась его своим языком, приоткрыла рот, протянула руки, чтобы погладить его волосы.
Дрожь в нем перешла в тяжелую силу. Он схватил ее за плечи. Повернул ее лицо к себе и впился в ее рот.
Какой-то момент она чувствовала только возбуждающее ее волнение. Потом его сила покорила ее, опрокинув спиной на подушки. Его рука спутала в клубок ее волосы, держа ее неподвижно, в то время как он целовал лицо, шею, ниже, по открытой длине ее халата.
Он смущал ее. У нее не было возможности сопротивляться, всей своей тяжестью он навалился на нее, глубоко погрузив в кровать. Его нога разделила ее ноги, его тело сжимало ее бедра и живот, его рука отбрасывала разделяющую их ткань – затем жар обнаженной кожи на ее обнаженном теле, на самом интимном месте… Что-то еще – что?
Он двигался, овладевая всем ее телом, его частое дыхание звучало в ушах, его движения поднимали в ней ответные дразнящие волны возбуждения, незнакомые сильные ощущения сделали ее мышцы упругими, заставили ее тело гибко изогнуться навстречу ему.
Сэмьюэл поднялся на руках. Мгновение она смотрела на него, ее губы горячо раскрылись, и то, что он затем сделал изумило ее. Необычное удовольствие от его прикосновений неожиданно стало причинять боль – она инстинктивно откинулась, чтобы избежать ее, но он, казалось, не заметил этого; его глаза были закрыты; он со всей силой прижался к ней, одним могучим движением страстно проник в нее.
И это причинило боль. Это причинило боль им обоим, она издала стон, а он откинул голову назад, и все его тело содрогнулось с большой силой. Приглушенный стон вибрировал в его горле. Он держался над нею, с силой входил в нее, мускулы на его плечах, руках, подбородке напряглись, как струны.
Леда поняла, что издает звуки отчаяния с каждым вздохом, испуганные всхлипы, выражающие ее удивление и панику. Момент холодного насилия казался бесконечным.
Он бурно вздохнул. Его тело ослабило жесткое напряжение. Он глотнул воздуха, как после быстрого бега.
Все еще было больно. Это было так неловко – горение в таком интимном месте, соединившимся с ним. Он не глядел ей в лицо, не освобождал ее от себя, но, опустив голову на подушку возле ее уха, снова и снова гладил ее волосы.
– Леда, – прошептал он, – о, боже, Леда…
А она истерично думала: «Какая я глупая… ведь это было… теперь я падшая женщина…»
Он знал, что она плачет. Сквозь биение собственного сердца он скорее чувствовал, чем слышал каждый ее всхлип, каждое рыдание. Стыд и страсть сжигали его. По зову разума он должен был встать, остановиться, прекратить то, что ее обижало. Но тело его только теснее прижималось к ней, его руки обхватывали ее, он хотел уже снова войти в нее.
Сэмьюэл целовал девушку и говорил с ней, пытаясь успокоить, хотя он даже не понимал, что она произносила. Он целовал ее глаза, слезы на щеках, ее обнаженное плечо, выбившееся из халата. Он называл ее по имени и пытался сказать, что сожалеет, объяснить что-то, хотя не было другого объяснения, кроме него самого. Он не мог контролировать себя, не мог.
Она ощутила… сладострастие, находясь рядом с ним. Сэмьюэл понял по ее слезам, что сделал ей больно, в то время как он испытал исключительное наслаждение.
– О, – пробормотала она, когда он вошел в нее снова.
Он поднялся на локтях, лаская губами ее щеку, слизывая языком ее соленые слезы. Она закрыла глаза, когда он целовал ее брови и ресницы.
Ее облик – с открытой шеей, бледной кожей и волосами, рассыпанными по подушкам – сладостный, возбуждающий, снова разжег пламя в его венах. Он пытался утешить ее, но убеждение оказалось чувственным, и его поцелуи становились все более крепкими и долгими в местах, которых он жаждал. Сэмьюэл положил руки ниже ее груди, и, наклонив голову, наслаждался нежными округлостями под ее халатом. Живое воспоминание о том, как она прошлой ночью почувствовала прикосновение его языка, заставило его снова открыть рот, полизать ее кожу.
Леда издала короткий возглас, слабый протест, двигаясь под ним. А потом – он почувствовал, что в ней исчезла скованность и новое, сладострастное напряжение заняло ее место.
Его язык нашел кончик соска, захватил его. Сэмьюэл сделал более резкое движение, ощутил под собой ее дрожание. Халат упал, обнажив ее сосок – круглый, розовый на белой коже.
Тлеющее в нем пламя вспыхнуло. Он прижался губами к ее груди в то время как продвигался внутри нее все глубже и сильнее. Открыв рот, он страстно трогал языком округлые поверхности. Он взял сосок зубами, и она издала сладостный стон, которого он никогда в жизни не слышал и который вовсе не означал боль.
Его рука поднялась, чтобы взять ее другую грудь, нежно приласкать обе, в то время как она лежала с закрытыми глазами, издавая те же тихие звуки.
Сэмьюэл понял, что вызвало ее боль – его вторжение в нее, и в глубине души он догадался, что эти другие его ласки заглушали боль.
Девушка выгибалась под ним, такая прекрасная во всем своем розовом тепле, что стыд и злость рассыпались в пыль перед реальностью ее облика при серебряном свете утра. Он обнял Леду и снова вошел в нее глубоко, с той пронизывающей все его существо страстью, ведущей к яркой вспышке.
Он начал движение с еще большей силой, закрыв глаза, охваченный возрастающим ощущением. Это длилось дольше на этот раз, стало сильнее, каждый толчок добавлял и усиливал необыкновенную теплоту, пока он не забыл о том, что дышит, видит и слышит… забыл обо всем, кроме страсти, которая поглотила его и ворвалась в нее как взрыв черного пороха.
Когда все завершилось, запахи и ощущения, казалось, ввели его в странную летаргию. Леда смотрела на Сэмьюэла своими любящими темно-зелеными глазами, как будто слова покинули ее.
Смешанные чувства чередовались в нем – облегчение и наслаждение, близость и то, что не воплощается в слова. Мысли его уползали. Он хотел только одного – спать в ее объятиях.
– С тобой все в порядке? – его слова казались медлительными в то время как он склонился над нею, а его губы касались ее губ.
– Не знаю, – сказала она жалобно, как ребенок.
Он попытался сообразить, как может ее успокоить, и понял, что должен покориться этому волшебству. Она слегка поморщилась, когда его сильное тело покидало ее.
Сэмьюэл нежно целовал девушку, чувствуя радость и угрызения совести одновременно. Сон одолевал его, как и желание тесно прижать ее к себе. Покрывало закрывало их ноги, и, подвинувшись, он накрыл им ее и себя, чтобы уберечься от холода раннего утра.
Он лег на бок, обнимая ее одной рукой за талию, а другую положив ей на грудь. Она затихла в его объятиях и взяла его за руку.
– Дорогой сэр, – сказала она и замолчала. Это был конец. Смутное чувство медленно овладело им. Он погрузился в бархатную мглу, не отвечая, не зная, было это выражением привязанности или обвинением.
В дремоте ему показалось, что кто-то постучал в дверь.
Он открыл глаза.
Комната была залита дневным светом, ярко освещающим все – кровать, мисс Этуаль, ее роскошные каштановые волосы и черный контур его рукава на кремовой поверхности покрывала, подобно тени ушедшей ночи.
Выше ее головы он увидел дверь. В дверях стояла леди Тэсс. У нее был в руках подарок, завернутый в бело-зеленую полосатую бумагу, завязанный красной лентой.
Он знал, что всю жизнь будет помнить эту ленту. Та самая лента, с зеленым оттенком, того же размера и формы коробка была у нее в руках.
Он вздрогнул от неожиданности, но не пошевелился. Мисс Этуаль спала. Их глаза встретились.
Мгновение она стояла молча, ее рука – на ручке полузакрытой двери. Откуда-то издали прозвучали голоса мужчин, занятых разговором.
Леди Тэсс взглянула на свой подарок, как будто не зная, что с ним делать.
Она закусила губу, покраснев как юная девушка, и молча покинула комнату, закрыв за собой дверь.
26
Леда резко села в постели и вытерла слезы, когда горничная постучала в дверь. Она принесла постельное белье и покрывало, и была загружена всем этим до самого подбородка. Только несколько минут назад Леда сняла простыни и обнаружила темнеющие пятна, которые, казалось, были на всем: на ней, ее халате и белье, даже на покрывале.
Так много! Она не знала, что так поранена. Острая боль была, как только он – как только он…
Она даже не могла об этом вспоминать. Леду воспитывали как утонченную девушку. У нее даже не было слов о том, что он сделал.
Он ушел, исчез, когда она спала. Если бы не эти пятна, неведомые запахи, – все это можно было бы принять за кошмар. Она быстро стала искать светлый камень, который он уронил, но он тоже исчез.
Горничная вошла, не дождавшись ответа на свое привычное утреннее царапанье в дверь. Девушка даже не взглянула на Леду, только сделала короткий поклон и поставила поднос у постели.
– Миледи сказала, что, если мисс плохо себя чувствует и будет поздно спать, то можно позавтракать в постели.
– Да, пожалуйста, – голос Леды был хриплым и низким, будто она не говорила несколько дней. От наивной доброты леди Тэсс она чуть не расплакалась.
Были лишняя чашка и блюдце на подносе. Горничная ничего об этом не сказала, только установила поднос на коленях Леды и затем стала разжигать огонь. Обычно это делалось гораздо раньше; потрескивание огня в камине пробуждало Леду по утрам. Странно, что сегодня утром, возникли, очевидно, задержки с исполнением утренних обязанностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49