Он взглянул на нее, слегка сузив глаза.
– Мисс Этуаль, будьте любезны, войдите в библиотеку на минуту.
Она сильнее прижала блокнот и опустила голову, подчинившись ему с опаской, что не соответствовало ее недавним намерениям продемонстрировать свое достоинство. Как только он закрыл за ними дверь, она повернулась и вновь открыла. Он подождал, пока она подойдет к стулу и сядет на него, после чего он, не глядя на нее, с шумом захлопнул дверь.
– Мисс Этуаль, я хочу со всей ясностью дать вам понять, что вы ответственны за этого ребенка. Ни леди Эшланд, ни Кэй. А вы, если хотите держать его здесь.
– Конечно, – она не показала своего отчаяния. – Но…
Он отвернулся к книжным полкам.
– Вы найдете кормилицу и организуете все, что нужно ребенку. Если детская нуждается в переделке, и леди Тэсс этим озадачена, вы проследите за работой. Принесите мне перечень расходов и включите туда любые счета. Вам ясно?
Она подняла голову, задетая тем, что он, казалось, думал, что она пренебрегает своими обязанностями.
– Совершенно ясно, мистер Джерард.
Ее подчеркнутая сухость не произвела на него впечатления. Он глядел на ряд кожаных с позолотой переплетов латинских книг, как будто это было предпочтительнее, чем смотреть Леде в лицо.
– Если они хотят развлечь себя ребенком, это их привилегия.
– Его имя Сэмьюэл Томас.
– Имя ничего не имеет общего с тем, что я вам сказал, мисс Этуаль.
– Леди Кэй зовет его Томми.
Наконец он обернулся к ней, подняв одну бровь от удивления. Он может рассердиться, но он неглупый человек.
– Она привязалась к ребенку? – в его вопросе прозвучало легкое удивление.
– Мистер Джерард, если вы желаете вызвать восхищение леди Кэй, вы в этом уже преуспели сегодня утром. Вы предстали перед ней в сверкающих доспехах рыцаря.
– Только за то, что я разрешил вам его оставить?
– Мистер Джерард, я бы посоветовала вам называть его Томми в присутствии леди Кэй.
Он подошел к окну, стоял и смотрел на дождь. Казалось, все эти новости не очень его обрадовали. Через мгновение у него появилась ироническая улыбка.
– И что из всего этого следует? Я не знаю, как доставлять ей детей достаточно регулярно.
Леда вспомнила об острой иронии мисс Миртл по отношению к мужчинам:
– Я полагаю, что это стало бы первейшей целью вашего брака, не так ли?
Мистер Джерард замолк. Жесткая тень прорезала его щеку. Он закрыл глаза и медленно откинул голову. Улыбка на его лице казалась высеченной из камня, холодная и горькая.
– Конечно, вы правы, конечно. Как всегда, мисс Этуаль.
Прежде чем он заговорил, она уже успела покраснеть.
Мисс Миртл в своем возрасте и при ее эксцентричности завоевала себе репутацию остроумного собеседника – предмет всеобщей гордости на Южной улице. Мисс Миртл обычно прощали ее откровенные высказывания среди дам. Но Леда за свое смелое замечание посчитала нужным извиниться.
Она склонила голову:
– Я непростительно дерзка, простите.
– В самом деле? – он уставился в потолок с жесткой холодностью. – Это правда.
Он склонил голову и смотрел в оконное стекло. На фоне мрака снаружи слабое отражение его лица на стекле создавало впечатление оконного портрета. Неожиданно он спросил:
– Я хотел бы знать мисс Этуаль, кто этот Хэй? Леда уткнула угол записной книжки в свой подбородок.
– Вы имеете ввиду лорда Хэя?
Он начал легко ходить по комнате, касаясь рукой спинки стула, стола с мраморным верхом.
– Я говорил себе, что должен быть более откровенны с ней. – Он остановился, глядя, склонившись, на Леду.
– В Нью-Йорке я пошел к Тифани. Купил колье. Что вы об этом думаете?
Леда не знала, что ей думать. От разгоревшегося угля в камине было очень жарко. Эшланды расходовали топливо, как будто это была морская вода, держа хороший огонь в каждой комнате под присмотром холл-боя.
– Могу ли я подарить его ей? – нота нетерпения прозвучала в его голосе. – На Рождество, я думаю.
– О! – она кашлянула, понимая, что должна разрешить эту проблему.
Леда хорошо знала драгоценности леди Кэй. Она предпочитает скромные и элегантные, весьма подходящие ее возрасту. Такой очень личный и дорогой подарок, наверное, не был вполне подходящим. Если бы это было нечто простое – жемчужина или камея. А потом Леда подумала, что леди Кэй и мистер Джерард давно знают друг друга, и это допустимо.
Она утвердительно кивнула.
– Я думаю, что это зависит от того, какие именно камни, какого стиля и ценности.
– Я покажу их вам, я не уверен в выборе. – Он снова пожал плечами. – Я не знаток женских туалетов и украшений.
– Думаю, я смогу угадывать, что понравится леди Кэй. – Она следила за своим голосом, чтобы исправить первоначальную неделикатность.
– Тогда зайдите в библиотеку перед обедом. – Он положил руку на дверную ручку. – Я принесу это сюда.
Он чувствовал себя обессиленным до крайности, ожидая ее в назначенное время в библиотеке. Велюровая коробка от Тифани лежала на широкой поверхности полированной конторки, освещенная свечой, свет которой вздрагивал, когда дождь с градом ударял в темнеющие окна. Деревянные стеллажи и ряды книг заглушали свет, лишь зеркальные дверцы закрытого секретера у дальней стены отражали освещение.
Закрытый в коробке, выбранный им подарок лежал на синем ситце. Взволнованный интерес к ее мнению был проявлением его слабости, но он не противился этому. Лучше следовать своим побуждениям, выяснить все неясное и от этого неожиданно стать сильнее.
Было в Леде что-то такое, а что он хотел понять. Она была источником правды, сбивала с толку, казалась непонятной, постоянно изменчивой женщиной, и ее женская логика разрушала даже то, чему его годами учил Дожен.
Она понимала то, что было недоступно Сэмьюэлу. Его жизненная неопытность была столь огромной, что он, остерегаясь действительности, балансировал между неловкостью и цинизмом. Конечно, Кэй любила детей и, конечно, хотела своего собственного ребенка. Весь день она ничего не делала, только обнимала Томми и болтала с ним, отбирая его у леди Тэсс. И это не было минутным капризом. Он знал, что так было на протяжении многих лет. Дети вовлечены были во все ее дружеские привязанности, в ее добровольную работу, в ее увлечения.
Он знал это все время. И никогда, вплоть до сегодняшнего дня, не сталкивался лицом к лицу с тем, что это значило.
Он был уверен, Кэй и сама не знала, что это значило. Если бы она знала, то сама была бы другой, она не была бы такой легкой и веселой, не обращалась бы так открыто с ним или с кем-нибудь другим, ее объятия и поцелуи были похожи на объятия и поцелуи детей, безгрешные и чистые.
Люди, взрослые дети, подобные ей, тем не менее, существовали. Он хотел, чтобы не существовало подобных ему самому. Он всегда хотел только охранять Кэй от того, что познал сам.
И от себя самого. От разницы между его любовью к ней и тем, что произошло с ним вчера, когда мисс Этуаль прижалась к нему своим телом. Из всех его побуждений самым определенным было то, что он никогда не хотел причинить Кэй боль. С ним она была в полной безопасности. Он не хотел от нее ничего большего, кроме этих невинных объятий и поцелуев, ему ничего не было нужно, лишь быть ее щитом и защищать ее хрупкую невинность. Он пришел к этому, как к итогу его жизни: он женится на ней, и они оба будут в безопасности. Они будут защищены. Он останется верным избранному пути воина.
А она хотела детей.
Он перебирал все это в своем уме, ища тропинку в обход этой ямы. Соединить вместе Кэй и то, что таилось в нем, было невозможно, как запах яда в чае Дожена. Все его инстинкты, все его существо говорило – нет.
Кэй ничего в этом не понимала, не видела того, что он скрывал, но, возможно, мисс Этуаль знала. Кэй бросилась в его объятия: та же самая Кэй, то же полное доверие, пьяна она или трезва. Мисс Этуаль защищает себя шипами, кроме того случая, когда она была пьяна от вишневого бренди. Она держала себя отчужденно… Может быть, она поняла… Может быть, она чувствовала то же, что и он, и так же старалась владеть собою.
Это было бы облегчением, подумал он. Темное, желанное облегчение – оказаться рядом с ней и утолить этот голод.
Он угадал момент, когда она остановилась за дверью. Она всегда была открыта для него – ясное чувство жизни. Запах, шаги, нежное дыхание, шелест ткани – все эти признаки он, конечно, знал, но было нечто за порогом его обычных представлений, тоже светлое, столь светлое, что проникало в глубь его существа. Со времени ночи, когда он начал пользоваться ее комнатой как местом для хранения украденных сокровищ, он знал ее, мгновенно узнал ее в ателье, хотя никогда раньше не видел ее лица при дневном свете.
Она была женщиной по самой природе. Казалось еще более женщиной, более ему противоположной, более окутанной тайной, чем Кэй или леди Тэсс. Та слабость, что была внутри него, томилась по ней.
– Ты должен быть открытым, – часто говорил Дожен. – Расценивай слабость только как ошибку, ограничивающую твои намерения. Надо повернуться лицом к правде, а затем использовать ее.
Но это была слабость, которую он не смел использовать. Чтобы поддаться слабости, нужно знать, к чему это приведет, а этого он не знал, хотя хотел узнать.
В холле с ней были другие, он не знал никого из них, он слышал голоса, ее поспешное извинение, обещание, что она не задержится. Она не постучала, не тронула дверь до тех пор, пока не прозвучали шаги удаляющихся из холла людей.
Запах листьев ворвался вместе с ней, освежая воздух в сухой теплой комнате.
Леда быстро закрыла дверь, не делая попытки оставить ее открытой.
На ней было зеленое платье с глубоким вырезом, задрапированная юбка полоскалась изумрудной тенью, ее кожа, открытая шея были как бледный белый цветок, распускающийся ночью.
Он ощутил невесомость, как если бы вдруг прыгнул с утеса. Месяцами он общался с Доженом и бизнесменами. Китайские лавочники, архитекторы, плотники, кондукторы на железных дорогах, морские капитаны, матросы. Что касалось женщин, то он мог бы считать себя монахом-воином на вершине горы.
Она была одета к обеду. Он это понял. Он никогда не видел ее одетой в иное, чем в платья с высокими воротничками, кроме того случая, который волновал его, когда он увидел в ее комнате, как она расчесывается, обнажив нечаянно грудь, спину, плечи.
Эти каштановые волосы, те самые, которые легко коснулись вчера его подбородка. Она подняла их вверх и собрала в свободную пышную прическу. Ее лицо не отличалось классическими чертами, как у Кэй. Лицо мисс Этуаль можно было назвать, в лучшем случае, хорошеньким, ее глаза не были чисто зелеными, а подбородок был в форме сердца. У ее рта был красив изгиб даже тогда, когда она не улыбалась. Как хорошо он это изучил, наблюдая за ней украдкой. Казалось, что она не броской внешности, но он ее заметил.
Сейчас Леда не смотрела на него. Она стояла, держа руки за спиной на ручке двери, – Жанна д'Арк у столба.
– Я не заставлю вас пропустить звонок к обеду, – сказал он, прибегнув к спасительному ироничному тону, раздраженный ее и своим напряжением.
– Конечно. – Она взглянула на него и слегка пошевелила руками за своей спиной. – Это девицы Голдборо и их мать, они меня ждут.
Она надеялась, что он сделает какое-то замечание, но он молчал.
– Знаете, они не поймут, – она перебирала свои пальцы, волнуясь, – что я ваш секретарь. Я боюсь, что миссис Голдборо это может не понравиться. Они считают, что я компаньонка леди Кэй и помощница леди Эшланд.
– Вы им это говорили?
– Конечно, нет! – она опять приняла позу оскорбленной невинности, готовой защищаться до конца, что обычно вызывало его улыбку. Сегодня же он смотрел на ее обнаженные плечи и на изгиб талии. – Не было необходимости кривить душой. Я просто выполняла обязанности, которые мне выпадали, и позволяла гостям делать собственные выводы.
– Не означает ли, что вы больше не находитесь в моем личном распоряжении?
Леда закусила губы. Ясно, что она бы это предпочла. Девушка прошла мимо него и повернулась, поддержав юбки.
– Конечно, я полностью у вас на службе. Но мне бы очень не хотелось, чтобы пала тень на семью.
– Я бы тоже этого не хотел. – Слабое раздражение усиливалось в нем. Он положил руку на велюровую коробку. – Посмотрите на колье?
– Да, конечно. Сегодня утром я пересмотрела драгоценности леди Кэй. У нее нет жемчуга – если бы вы выбрали его.
– Это не жемчуг. – Он открыл крышку и протянул ей коробку.
Канделябр ярко освещал камни. Он посмотрел на мисс Этуаль, наблюдал за ее дыханием, ждал. Лицо ее порозовело. Она закрыла глаза, а затем широко их открыла.
– Боже милостивый! – выдохнула она быстро.
Колье было сделано в виде воротника, представляющего собой широкую филигранную ленту, полностью сделанную из бриллиантов, с бриллиантовыми цветами и листьями, сплетенными посередине. Спереди оно расширялось, в центре находился большой камень, два изящных ответвления изгибались вниз к подвескам с мягко поблескивающими бутонами. На каждом конце подвески заканчивались тремя бриллиантовыми каплями величиной с горошину.
Он ожидал. Наконец, он вынужден был прямо спросить:
– Вам нравится?
Она приложила кулак ко рту и молча покачала головой.
Сэмьюэл опустил коробку. Положил ее на конторку, трогая пальцем одну из бриллиантовых подвесок. Он смутно побаивался отрицательного ответа. Видимо, так и будет. О боже, он считал, что ожерелье красивое, но оно не было, не было…
– Я отправлю его назад. – Он говорил спокойно, боясь, что она обнаружит в голосе его разочарование.
– Нет! – она опустила руку. – Нет. Оно великолепно. Простите меня. Я была минуту в волнении. Он взглянул на нее. Леда покачала головой и слабо улыбнулась.
– Какая счастливица леди Кэй. – Она часто замахала ресницами. – И какая я глупая. Вы меня довели до слез, мистер Джерард.
Она легким жестом достала носовой платок, который был в складке рукава.
– Вы одобряете?
Она еще раз слегка улыбнулась.
– Уверяю вас, ваш вкус безупречен, но… – она подняла голову и глубоко вздохнула, засовывая свой платочек в кулак и сминая его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49