Она все еще сидела, прижав руку ко рту, когда вошел мистер Джерард. Леда резко вскочила.
Он оперся на костыли и, увидев ее виноватое лицо, посмотрел с любопытством.
– Я напугал вас?
– Нет, я просто читала. Он поднял бровь.
– Вы не дали мне никаких поручений.
Донесся какой-то шум. Она глянула на дверь в ужасе. Замок щелкнул, но дверь не открылась к великому облегчению Леды. Через несколько мгновений послышались отдаленные голоса и шаги в зале.
Она знала, что вся красная, но ничего не могла поделать.
– Скрываете тайных вздыхателей? – спросил он.
Леда перешла на официальный тон:
– Я полагаю, вы хотели, чтобы я явилась сюда, мистер Джерард? – Он отставил один костыль и плотно закрыл за собой дверь.
– Я говорил с лордом Грифоном, – сказал он.
Она подавила в себе желание выпалить: «Я знаю». Вместо этого она подошла к секретеру, взяла свою записную книжку.
– Тогда мы можем это вычеркнуть из списка, – она открыла блокнот и села. – Я обдумывала рекомендации по поводу вашего следующего шага, но боюсь, что ваша травма может послужить препятствием. Вряд ли вы сможете пригласить леди Кэтрин на вернисаж в Академию или на прогулку в парк.
Он облокотился на дверь.
– Я не инвалид.
– Я уверена, что вы не сможете ходить по галерее на одной ноге, – сказала Леда уныло. – К тому же вы совсем не выглядите героической фигурой на костылях. По крайней мере, в качестве эскорта молодой леди, выходящей в общество впервые.
– Это не для меня. Я должен вас покинуть.
Леда пристально взглянула ему в глаза,
– Я получил известие с Гавайев. Необходимо, чтобы я вернулся. Немедленно.
Этот удар заставил ее умолкнуть. Она сидела, уставившись на него в отчаянии.
– Мне нужна каюта на первом же пароходе. Позвоните по телефону и закажите. Не имеет значения, какой порт – Нью-Йорк или Вашингтон. И частный экипаж до Ливерпуля. – Его рот скривился. – Следите за дыханием, мисс Этуаль.
Леда схватила воздух и проглотила. Она смотрела в блокнот и записывала дрожащей рукой: «Каюта. Первый пароход. Частный экипаж».
Она резко вскочила:
– Полиция что-то обнаружила? И поэтому вы должны оставить страну?
– Все это не связано с тем делом, – его тон был легким и ничем не примечательным. – В Гонолулу политический кризис. Короля заставила подписать отречение реформистская партия. К пятнице Капиолани и принцесса Лидия будут информированы об этом. Они вернутся также, я предполагаю, и счастье, если их трон останется в целости.
– А вы об этом узнали раньше их?
– Да.
Она хотела спросить, каким образом он узнал; что-то в его взгляде остановило ее.
– Я не могу вести дела на расстоянии, когда государство рушится. – добавил он.
Леда смотрела вниз. Она предвидела, что это долго не продлится. Это было слишком прекрасно, чтобы продолжаться.
– Ну что же, – сказала она покорно, – было честью и удовольствием работать секретарем у вас, мистер Джерард.
– Я надеюсь, что и в будущем это доставит вам удовольствие.
Ее сердце прыгнуло.
– Вы хотите, чтобы я сопровождала вас?
– Нет, в этом не будет необходимости. Вы можете остаться здесь.
В смятении чувств разочарования и облегчения она смогла только сказать:
– Здесь? В этом доме? Он пожал плечами.
– Где бы ни была семья.
– Я говорил вам, что они могут переехать в Вест-парк.
– Они не едут на Гавайи?
– Я позабочусь о том, что необходимо сделать. Мы уже говорили об этом с лордом Грифоном.
Леда вспомнила о голосах в зале, которые не привлекали ее внимание до тех пор, пока они не коснулись его.
– Но… они не станут возражать? Разрешат, чтобы я осталась с ними?
Он слегка улыбнулся.
– Я считаю, они смотрят на вас, как на естественную опору жизни среди социальных бурь.
– О! – воскликнула она.
– Продолжайте все, как было, за исключением того, чтобы открывать все двери в доме, поскольку я уезжаю.
– Думаю, в этом нет необходимости после вашего отъезда, – сказала она, подавляя свой страх, поддержанная мыслью, что она – «опора жизни среди социальных бурь».
Он выглядел сосредоточенным, заметила Леда. Быть может, она имела какое-то облагораживающее влияние на него, в конце концов? Она воздержалась от упоминания о том, что лорд и леди Эшланд любят друг друга более, чем это можно было бы ожидать, и предпочитают держать двери закрытыми.
– Что вы скажете, мисс Этуаль, если я поговорю с леди Кэтрин до отъезда?
– Нет, вы не должны, – Леда поймала на лету падающий блокнот, – это будет слишком… слишком преждевременно.
Она встряхнула блокнот так, как будто он все-таки коснулся пола.
– Она мне откажет, – холодно сказал он без признаков отчаяния, и Леда увидела то, что знала леди Эшланд: смятение, неопределенность, тщательно скрываемые на этом красивом лице. Его руки вцепились в костыли так, что пальцы побелели.
– Что касается этого… я ничего не могу сказать, – Леда выбрала один из самых нравоучительных тонов мисс Миртл, как будто речь шла о правилах этикета. – Но учитывая естественную деликатность леди, джентльмен не должен смущать девушку и игнорировать условности, будучи слишком поспешным в проявлении своих чувств.
На его губах заиграла вновь легкая улыбка.
– Даже в особых случаях?
– Вы же не на войну уезжаете, мистер Джерард. Есть смысл надеяться, что вы вернетесь живым и здоровым.
Он склонил голову.
– Вы правы, как всегда.
– Мне кажется, что в вашем случае лучше поступить так. При всем к вам уважении. – Скромно сказала она.
– Но есть еще одна вещь, – сказал он. – Согласитесь ли вы мне помочь?
– Я к вашим услугам всегда.
– Хорошо, – он коснулся головой двери, посмотрел сверху вниз на Леду; его глаза были полузакрыты, но из-под ресниц проникал такой ледяной взгляд, что девушка стала сожалеть о выраженной готовности. – Есть одна вещь, которую нужно забрать из вашей бывшей комнаты до того, как я уеду. Этим вечером, мисс Этуаль, вы и я отправимся туда и сделаем это.
18

Гавайи, 1882
Говорят, что Халиакала расположена на высоте десять тысяч футов над уровнем моря.
Десять тысяч рек собираются в океан.
Одно неистовое намерение одержит победу над десятью тысячами людей.
Здесь – только ветер, ветер и облака, проплывающие сквозь расщелину в скалах. Туманы беззвучно скользят и входят в Дом Солнца, стирая красноватые краски скальных пород, холмов, обожженных светом. Облака сталкиваются, образуя кипящую пену, и исчезают.
Сэмьюэл и Дожен шли полдня, окутанные туманом, но дальние скалы ясными очертаниями высились над горизонтом – казалось, они не ближе и не дальше, чем были в начале пути. Последние десять миль стомильного пути можно считать за половину дороги.
Сэмьюэл не задавал вопросов. Он никогда не был здесь раньше, как и Дожен. Уже прошло два дня, как они покинули Гонолулу. Вначале на пароходах добрались до Мауи, затем шли горными тропами, потом – по густому лесу вышли из зоны лесов, чтобы очутиться на краю огромного кратера. Воздух был разрежен, сухой кашель начал сотрясать легкие. Какая-то чужеземная тишина правила здесь свой бал – даже редкие растения казались заледеневшими серебряными актиниями, центр которых светился, когда обрамляющие его лепестки поглощали дневной свет и превращали его в серебристое сияние.
Здесь не было никого; Дожен, не скрывая, нес свой меч, Сэмюэль предпочел менее мощное оружие – огромный нож, хотя он умел обращаться с мечом как с оружием, и как с инструментом для резки, и как опорой для подъема в горах. Он знал также о тайном кармане в ножнах Дожена (ножны его ножа имели такой же), в котором хранились отрава и ослепляющий порошок.
– Отдохни, – сказал Дожен, резко останавливаясь у пологого склона, ведущего к круглому отверстию в шлаковом выступе. Дожен пошел вперед.
Сэмьюэл остановился, удаляющаяся фигура Дожена все время уменьшалась, а шлаковый выступ, казалось, увеличивался. И вскоре Дожен превратился всего лишь в черную точку, движущуюся по склону. Наконец, он исчез за краем горизонта.
Тишина, казалось, обрела физическую плоть, превратившись в видение, гулко отдаваясь в ушах Сэмьюэла. Он переступил ногами, и маленький камешек с грохотом покатился вниз. Это место обманывало чувства, маленькое начинало казаться большим, а огромное представлялось совершенно незначительным.
Он ощущал пустоту, открытое пространство, пугающее одиночество – он чувствовал, что его сердце отзывается на то, что не беспокоило его никогда. Он был даже рад, что Дожен покинул его. Здесь Сэмьюэл был в полной безопасности: некому угрожать ему оружием, никакой позор не коснется его.
Он опустился на колени, выжидая. Когда облака спустились вниз, наступил леденящий холод. Годами он не ощущал подобного холода.
Впервые за долгое время он вспомнил продуваемые ветром помещения, холодную воду, от которой опухли его руки, а кисти горели, когда он вырывался из тугих пут. Он судорожно рвался, чтобы убежать. Сэмьюэл никогда не вспоминал о побеге, он только вздрагивал, когда его ударяли или касались и не мог от этого избавиться и до сих пор.
Было несколько человек, кто не выжил, заболел и зачах, кто кричал до тех пор, пока кое-кому надоедало слушать. Он был сильнее, но не настолько, чтобы знать превратности судьбы.
Леди Тэсс сделала все, она освободила его, а сейчас он находился здесь, дыша чистым, высокогорным ясным воздухом, – таким чистым, свободным, без примесей с земли, даже шлак под ним был чист. Он взял горсть его и покатал в ладонях комок с черными углами. Его грани сверкали, уродливые и красивые одновременно, как кратер вулкана, из которого они изверглись.
Он развернул кусок материи, положил в него сверкающий окатыш, чтобы сделать ей подарок. Когда он завернул камень, то резко ощутил, что на него обрушилась темнота. Казалось, рухнул сам мир; Сэмьюэл покатился по склону, у него засвистело в ушах, блеснул меч, но он избежал его острия, изо всех сил меч вонзился в землю, в твердую породу.
Дожен разжал рукоятку, которую держал двумя руками, меч одиноко высился, воткнутый в землю.
Сэмюэль нашел точку опоры, вновь ожидая удара. До-жен, словно тень, метнулся к нему – Сэмьюэл отпрыгнул от руки, готовой схватить его за горло, и отразил скрещенными запястьями надвигающийся удар. Удары следовал – один за другим; Сэмьюэл обернулся тенью, избегая их. Его сосредоточенный ум думал только о том, как избежать удара. Он даже наслаждался ситуацией. Дожен нападал на него, каждое движение было полноценным, смертоносным, полным устрашающего намерения.
Сэмьюэл не атаковал, а только уворачивался от ударов, становясь скользким, как змея. Дожен сделал резкий выпад, но лишь изо всей силы ударился оземь и покатился. В сгущающихся сумерках тень удалялась вместе с туманом, как будто бы ее никогда и не было.
Сэмьюэл встал, тяжело переводя дыхание, не в силах поверить, что земля рухнула, солнце превратилось в прах, море стало сухой пустыней: Дожен нарушил клятву.
– Зо-о-о, – промычал Дожен, положив руки на бедра. – Я обещать тебе. Не ударять Сэмьюэ-сан, да?
Губы Сэмьюэла скривились. Он видел меч уголком глаза, воткнутый в землю там, где он только что сидел.
«Ты – негодяй, – хотел он закричать. – Я доверял тебе!»
Дожен передернул плечами, будто услышал эти слова.
– Очень стараться. Трудно. Чертовски трудно.
Сэмьюэл вдохнул в себя воздух, глядя на меч. Он вспомнил клятву Дожена. Казалось, она была выгравирована на лезвии меча: «Я обещаю тебе, я никогда не ударю тебя намеренно, что бы ни случилось».
Дожен попытался ударить его. Но потерпел неудачу. Сэмьюэл поднял глаза, пораженный, он начинал осознавать правду.
– Ты не смог этого сделать? Ты знал, что не можешь.
– Ты более молод, да? – Дожен тяжело дышал. Он был очень-очень близко.
Сэмьюэл сжал зубы, а потом рассмеялся. Он откинул голову и беззвучно смеялся, глядя в небеса.
– Асса сделать тебя? – угрюмо сказал Дожен, – думать, ты человек номер один сейчас?
Он улыбался, говоря это. Подошел и выдернул меч из земли, искоса взглянув на Сэмьюэла.
– Хорошая песня, Сэмьюэ-сан. Удача мне, да? Этот меч убивать тебя. Что делать я?
Он мог убить. Этот смертоносный последний взмах можно было не избежать.
Дожен заговорил на японском:
– В тренировочных залах мы упражняемся. Упражнения учат тебя. Есть «куитжутсу» – искусство стрелы и лука. Есть «джуижутсу» – искусство уступить. Есть «кенэкутсу» – искусство меча. Есть первый «дан», есть второй «дан», третий «дан», и так вверх, словно в лестнице, – он положил меч в ножны. – Искусство, которому я учу, не имеет лестницы. Для него нет тренировочных залов. Ты живешь. Или умираешь. Это единственный выбор.
19
Мистер Джерард обладал истинным даром перевоплощения. На глазах Леды он внезапно превратился в капризного инвалида, жалуясь пришедшему Шеппарду, что у него болит нога, начал отказываться выполнять указания врача и настаивать, что ему нужен свежий воздух и он хочет размяться.
Невзирая на вежливое предложение открыть все окна, поставить стул на террасу, выходящую на Парк Лейн, посидеть на лавочке в саду или же объехать в коляске вокруг парка, – все эти предложения были отвергнуты. Ему нужно упражняться. Он не привык сидеть дома и ничего не делать. Короче говоря, он хочет пройтись.
Поскольку он уже в течение трех дней встает и ходит по всему дому, никто не может его убедить, что он не в состоянии ходить по улице. Он хотел бы попросить леди Кэтрин сопровождать его. Шеппард пробормотал, что ее сиятельство и ее брат катаются на велосипедах с молодыми леди и джентльменами. Была послана записка к леди Эшланд, но пришел ответ, что она не собирается гулять по парку. Мистер Джерард бросил украдкой взгляд на Леду и сказал, что они поедут вдвоем, что не нужно ни лакея, ни чертовой коляски на колесах – боже мой, всего лишь пересечь улицу.
Переход на несколько менее изысканный язык шокировал Шеппарда. Леда не считала себя вправе одергивать шефа в присутствии слуг, она бросила на него укоризненный взгляд из коллекции взглядов мисс Миртл.
Невзирая на его травму, она не считала, что будет совершенно приличным для нее гулять с холостым мужчиной без сопровождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49