– Нужно ли это делать, Горад? – осторожно заметила Руни.
– Мы ведь трое суток искали проход, чтобы выйти навстречу. Зачем же теперь отступать?
– Тогда им угрожала опасность, сейчас нет. У них будет все хорошо.
– Я не понял, о чем речь, и мне надоели секреты, – вмешался Ионн. – Нужно взглянуть, что там, в люке, и разобраться во всем самому.

Глава 20.

– Сколько мы здесь? Два-три дня? – осторожно спросила Илана, открыв глаза. – Мы еще живы?
– Да.
– Трудно поверить.
Илана отчетливо помнила кокон и вспышку огня. Мужчина, который ее нес, не мог быть живым. Спутник давно погиб в подземелье, вбирая в себя «паука».
– Скажи, кто ты? Что тебе нужно? Куда ты несешь меня?
– Тише, Илана. Ты знаешь, что я – Ливтрасир. Если бы мы открыли, в чем смысл испытания, вышло бы проще. Я должен был раньше понять, чего ждет существо.
– Испытание?
– Помнишь те, первые, еле заметные искры в воде? Они сразу насторожили меня. Я тогда ощутил, что энергия, скрытая в них, может как-то влиять на рассудок. Сначала я думал, что их цель – будить в человеке агрессию и заставлять проявлять ее в самых немыслимых, часто обманчивых формах.
– И что?
– Я ошибся.
– В чем?
– Искры в подземной реке – это капли особой субстанции. Они парализуют контроль воли и поднимают со дна души твой главный страх. Дарят шанс осознать то, что ты отрицаешь в себе всеми силами. Чем ближе страх, тем крупнее туманные «капли». А желтый зал – место встречи с тем, что ты боишься признать в себе.
– Да? – тихо спросила Илана, опять закрывая глаза.
Смысл слов ускользал, важен был мягкий бархатный голос, который ее успокаивал, и тепло сильных уверенных рук.
– Вступив в борьбу с белым «коконом», каждый боролся с собой. С той своей половиной, которую считал плохой, недостойной. Я понял, как нужно действовать, в самый последний момент.
– А я не поняла…
– Ты была не готова столкнуться с тем, что поджидало нас. Мне жаль, что так получилось.
– Я тебе мешала?
– Нет, ты помогала. Не будь тебя, я бы не справился с тем, что мы встретили здесь.
Илана ему ничего не ответила, только прильнула еще крепче. Эрл хорошо ощущал состояние спутницы. Он понимал, что Илана не захотела принять испытание и войти в страх до конца. Протест вызвал душевную боль и лишил ее воли, поставив в зависимость.
Психологический маятник… Человек думает, что изменился, открыл в себе новую грань, не умея понять, что его «превращение» – лишь краткий миг перехода из крайности в крайность. «Медаль» повернулась другой стороной, но осталась собой. Круг замкнулся. Опомнившись и отдохнув, Илана, как неразумный зверек, начнет снова «крутить колесо», полагая, что мчится вперед, и не видя стен собственной клетки.

Приторно-сладкий запах, ударивший в нос, был знаком. Он напомнил ему аромат красной ягоды из гальдорхеймских лесов, росшей мелкими гроздьями в густой траве.
– Запах ягоды мягче, естественней, чем эта вонь от дешевых духов, продающихся в лавках, – негромко сказал Эрл.
Илана ему не ответила. Запах смягчился. Он стал куда ближе к тому аромату, которым дышали поляны, прогретые солнцем.
– Так, так… Кто-то хочет со мной поиграть?
В этот раз Эрл не стал говорить вслух, он просто подумал. В ответ в двух десятках шагов засиял огонек.
– Это что?
Светлячок, словно бы выполняя приказ, на глазах превращался в красивую веточку с гроздьями ягод.
– Они не такие. Они у нас красные. И не блестят, – вновь подумал Эрл, направляя мысленный луч на светящийся кустик, который менялся почти на глазах, обретая все большее сходство со сладостью из гальдорхеймских лесов.
– Съешь меня! – словно бы говорил хитрый кустик, качая роскошными гроздьями.
– Спасибо, я не хочу. Я не ем умных ягод, которые могут общаться.
Ответ не понравился. Веточки гневно встряхнулись, а ягодки стали мигать, как глаза.
– Кустик, ты кто такой?
Никакого ответа. Любой человек, повстречавшись во тьме катакомб с «умной ягодой», должен был или сорвать ее, чтобы попробовать, или перепугаться до смерти. Но после борьбы с «пауком» упражнения кустика были скорее забавны, чем страшны. Приемы воздействия сходной субстанции были иными, чем те, что использовал белый «паук», суть одна.
– Ты, наверно, еще малыш? – задал вопрос Эрл, и кустик проворно сместился в центр прохода.
Эрл различал, что под кустиком мрак куда гуще, чем в других местах. Яма или какая-то щель? Хитрый кустик заманивал гостей в ловушку.
– Ты милый ребенок, но я не люблю черных дыр на дороге. Мне нужно пройти.
– Не пущу! – «кустик» не произнес это вслух, но Эрл понял его и без слов. – Перекрою дорогу, и будешь со мною играть!
– Нет, не буду. Мне некогда. Меня давно ждут. Играй сам.
– А я не пущу!
«Кустик» вместе с пятном темноты неожиданно быстро «разросся», утратив прежнюю плотность.
– Так, хватит капризничать! Я рассержусь, и тебе будет больно. Ты понял? Ты помнишь огонь, пролетевший сквозь этот проход?
«Кустик» вздрогнул, попятился и отступил, открывая дорогу. «Малыш» понял, что с ним не шутят, и явно обиделся. Когда Эрл прошел мимо, он сжался, уменьшившись в несколько раз. Потом вдруг засверкал и рассерженно «плюнул» в людей, потревоживших древний покой катакомб, горстью бабочек и мотыльков, взмывших вверх серебристым сверкающим облаком.
Эрл рассмеялся, а «кустик», лукаво мигнув, растянулся и быстро уполз в темноту.
– Ты заметила «кустик»? – спросил Эрл Илану. – Он был рожден той же энергией, что создала «паука» и блестящие искры в реке.

Илана опять не ответила, и Эрл тихонько вздохнул. Едва увидев Илану, он почувствовал, что эта встреча сыграет важную роль в его жизни. Илана его привлекла неуемной энергией, страстностью и безрассудством, несвойственным магам.
Расстанься они сразу, Эрл бы ее не забыл. Память вечно хранила бы яркий и чувственный образ, тихонько стирая черты, вызывавшие в нем недоверие, и наделяя массой новых достоинств. Эрл думал бы, что жизнь могла повернуться иначе, будь рядом Илана. Не видя источника боли, не смея признать, что он сам отравляет себе жизнь, Эрл чувствовал бы, что несчастлив.
Привыкнув контролировать каждую мысль, опасаясь причинить боль тем, кто рядом, он подавлял свои чувства, скрывал то, чего не хотел признавать в себе. Взгляды других Наделенных в Кругу были сходны с его установками и не могли подтолкнуть к осознанию и исцелению. Каждый из них нес свой груз, не желая бередить чуть зажившие раны.
Илана не признавала тех норм, что царили в Кругу. Она делала все, чтобы их спровоцировать на нарушение принципов, и Эрлу это понравилось. Но он остался бы прежним, не будь катакомб, не будь той, первой, битвы у входа.
Поступок Иланы в нем что-то сломал и заставил иначе взглянуть на нее. Своим шагом Илана сняла некий давний запрет, разбудила в нем мощное чувство, которое он подавлял. Не любовь, не страсть, даже не похоть, а вседозволенность. Самый мучительный страх, похороненный так глубоко, что Эрл даже не знал, что он есть. Страх нарушить моральный запрет, сделать нечто такое, чего он себе не простит, за что станет наказывать муками совести всю жизнь.
Уроком, который Эрл вынес из путешествия, стало открытие: «страшные» вещи, которые он осуждает в себе, не являются чем-то чудовищным. Если ты не привык унижать других, то причина не в том, что ты это себе запретил. Тебя не привлекают подобные «игры», не нравится чужая боль. Когда ты выбираешь, как действовать, не рассуждая о том, правильно или нет, открываешь, что конфликт желания с долгом снимается сам собой. Поступая, как хочешь, ты вновь возвращаешься к главному, сам выбираешь то, что «велит долг», потому что тебе это нравится.
Приходит чувство свободы, уверенность в собственных силах, желание жить и готовность признать за собой право быть человеком со всеми страстями, ошибками и неудачами. И понимание, что, придавая излишне большое значение форме поступка, ты часто теряешь смысл, перестаешь понимать, для чего ты это делаешь, и чего хочешь добиться.

Создание ринулось сверху с пронзительным писком, стараясь вцепиться ему прямо в волосы, но не смогло.
– Кыш-ш-ш! Пошла прочь! – с досадою шикнул Эрл на слишком смелую мышку.
Крыло зацепило его, мягким бархатом шерстки скользнув по лицу, дав понять, что мышонок живой. Настоящий.
– Совсем дурной, да? – спросил Эрл летуна. – Я ведь мог уронить ее!
Мышка, описав пару кругов, опустилась к нему на плечо. Коготки осторожно царапнули голую кожу.
– Вам что, очень скучно? – тихонько спросил ее Эрл. – Хочется пообщаться?
Мышка снова раскрыла маленький рот, издавая пронзительный звук. Эрл, посмотрев вперед, обнаружил, что слишком ушел в свои мысли. Перед ним блестела вода. Не река, озерцо. Но, возможно, глубокое. Пять – шесть шагов, и он вместе с Иланой нырнул бы в прохладную воду.
– Спасибо, красавица, – слегка коснувшись щекой крыла мышки, шепнул он. – А то я совсем замечтался.
Мышонок, вспорхнув, полетел к краю озера. Эрлу пришлось опустить свою спутницу, чтобы пройти по гряде камней, не замочив ног. Илана вела себя так, словно не понимала, что делает. Она как будто боялась разжать руки и отпустить шею Эрла.
– Мы скоро дойдем, – сказал он, чтобы вновь успокоить ее. – Хочешь пить?
Илана опять ничего не ответила, словно не слыша вопрос. Но когда, миновав озерцо, Эрл присел, зачерпнув рукой воду, она тоже стала пить. (Фляжка Иланы вместе с мечом и поясом сгинула в бурной реке.)
Мышка явно решила лететь с ними дальше.
– Хозяйка пещер приглашает гостей осмотреть ее дом, – пошутил Эрл, стараясь немного взбодрить свою спутницу.
Шутка прошла незамеченной.

Дальше Илана пошла сама. Она не выпускала его руки, словно боясь, что отстанет, заблудится и пропадет. Осторожно ведя ее между обломков, Эрл думал о том, что осталось у них позади.
Повстречавшись в пещере, они понимали, что у них есть одна общая цель: выбраться на поверхность, спастись. Эрл был ранен, Илана не видела в сумраке. Но, понимая рассудком всю важность поставленной цели, оба играли в игру, разную по внешней форме, но удивительно схожую внутренней сущностью.
Каждый доказывал спутнику, что он сильнее и лучше. Зачем? Чтобы обезопасить себя. Эрл – играя в героя, который всегда и во всем безупречен, Илана – используя женские чары. Оба считали привычную маску прекрасной защитой, а образ требовал сил, отвлекая от главной задачи, хотя оба думали, что движутся к выбранной цели прямым путем.

Зеркало было кривым. Эрл впервые встречался с подобным. Куски полированной бронзы были вмурованы в стены пещеры неведомым способом. Фрагменты зеркала выгнули так, что любой человек, отразивший в них, выглядел, как урод. Вся поверхность металла была отшлифована, и отражала детали лица и одежды, вплоть до мелких прыщиков и стежков нити, скреплявших куски ткани.
– Зачем оно? – удивился Эрл, глядя, как гребни металла меняют лицо, деформируя его черты. – Для чего?
Илана шла рядом, крепко держа его локоть. Она не видела зеркала. К счастью. Эрл не мог представить, чтобы подобное зеркало нравилось женщинам. Оно, скорее всего, нагнало бы тоску.
– А ведь зеркало – это наш взгляд на себя и на жизнь, – вдруг пришло ему в голову. – Мы очень сильно гордимся какою-то частью своей души, укрупняя ее до огромных размеров, а что-то вообще не хотим замечать. Мы уродуем сами себя, полагая, что делаем лучше. Когда нет гармонии – нет красоты. И нет счастья. Благие намеренья…
– Кто здесь? – спросила Илана, прильнув к нему.
– Это летучая мышка. И зеркало. Оно кривое. Оно нас уродует, делая очень нелепыми.
– Зачем?
– Не знаю.
– Те, кто его создал, хотят запугать и лишить сил?
– Я думаю, нет. Показать, как смешон тот, кто хочет казаться другим, чем он есть, подчиняясь чужому желанию.
– Да? Хочешь мне доказать, что ты умный?
– Конечно, – ответил Эрл, точно скопировав тон.
Он был рад, что Илана приходит в себя и уже начинает шутить. Эрл был не уверен, что с ней все в порядке. Испытанный шок мог сказаться. Когда Эрл вбирал в себя «кокон», он знал, для чего это делает, и был уверен в себе, но Илана едва не лишилась рассудка.
Илана не могла уловить, о чем Эрл думал, но ощутила тревогу.
– Мне страшно, – сказала она. – Страшно и одиноко. И холодно.
Ее слова удивили. Огонь выжег страх до конца, вокруг было тепло и спокойно. Грози им опасность, Эрл понял бы это куда раньше.
– Мы идем к люку. Дорога вполне безопасна.
– Возьми меня на руки. Как тогда.
– Ты что, не можешь идти?
– Не хочу.
До встречи со сгустком Эрл не сумел бы выполнить просьбу Иланы. За несколько дней в катакомбах без света и пищи он тоже устал. Много сил отняла рана и постоянные споры. Но, выпустив страх, что дремал в глубине, Эрл почувствовал мощный прилив сил.

Конфликт, поглощавший энергию, был порожден тем, что каждый, подобно волшебному зеркалу, отражал то, что другой не хотел признавать в окружающем мире. И что мучительно остро влекло к себе. Лучше вообще отрицать, что нуждаешься, чем обнаружить, что именно ты не способен принять эту часть бытия, потому что ее не достоин.
Весь жизненный опыт Иланы учил, что любой человек ищет способ использовать тех, кто с ним рядом. Обжегшись несколько раз, она стала себя убеждать, что чем праведней маска, тем хуже нутро, и Илана должна быть одна. Разрешив себе верить красивым словам и поступкам, она испытает боль. Чем сильнее ты хочешь быть с ней понимающим, нежным, заботливым, тем она больше провоцирует на откровенную грубость. Илана считает, что открывает обман лицемера, не видя того, что агрессия – просто ответ на ее поведение.
После знакомства с Гутруной, еще не достигнув пятнадцати лет, Эрл открыл, что женщина может использовать страсть как приманку. Она презирает мужчин, поддающихся чувству, и видит в них лишь инструмент для своих целей. Выяснив это, Эрл перестал реагировать на провокации. Он не верил им.
Но, отрицая такую любовь, Эрл не раз задавался вопросом, почему никто не пытался заигрывать с ним. Даже Альвенн, певица, которую он защитил, и которая стала потом женой Норта, в те дни тосковала по Орму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25