Рейчел не смела глянуть на свекровь, сидевшую перед огромной урной с оранжерейными цветами, лицом к собравшимся друзьям. Да это было и ни к чему. Она и так чувствовала с трудом подавляемую злобу, которая волнами исходила от Лоретты. Лицо свекрови пылало, губы, которые она пыталась сжать, дрожали. Рейчел не завидовала тому, что ждет Мэри Маргарет после того, как уйдет последний гость.
Его револьвер – холодный, жестокий,
несущий гибель,
спрятанный, но готовый убить, искалечить.
Прославился он повсюду,
как разбойник с большой дороги,
как грабитель.
У него горячие руки и холодное сердце.
Рейчел почувствовала, как Роберт смущенно ерзает на своем стуле. Они просидели уже почти час, заключенные в эту душную комнату. Наклонившись к молодой женщине, Роберт прошептал ей на ухо:
– Мама на самом деле вот-вот взорвется, как вулкан, или это только мне кажется?
Рейчел кинула на свекровь взгляд из-под опущенных ресниц. Такое впечатление, что Лоретту, по меньшей мере, хватит удар. Невидящим взглядом она смотрела куда-то над головами сидящих гостей. Голос Мэри Маргарет поднялся на октаву. Мрачный герой ее поэмы подходил к дому своей возлюбленной дамы. И там при вспышке выстрела умер на ее руках с пулей, застрявшей «подле его безрассудного сердца».
Декламация пошла крещендо, когда Мэри Маргарет, возопив «безрассудное сер-р-рдце», поднялась на цыпочки и простерла руки к потолку так, что они колыхались взад-вперед у нее над головой. Она раскачивалась, словно борясь с сильным ветром, и руки ее извивались.
– Боже правый, – прошептал Роберт.
Он начал бурно аплодировать, вскочив на ноги, потом мгновенно оказался подле своей тетки. Он обхватил ее руками, и это движение произвело эффект опрокинутого ушата воды, положив конец громогласной вибрации. Роберт принялся похлопывать старую деву по спине, поздравляя ее.
Потом, обняв ее за плечи, обернулся к онемевшей публике и попросил:
– Пожалуйста, похлопайте моей тетушке за удивительную сценическую интерпретацию ее же собственного произведения. Вот это приветствие! Вряд ли можно представить себе что-то более приятное по возвращении домой. А теперь, я уверен, матушка будет рада, если все перейдут в столовую, где сервирован десерт и шампанское.
Рейчел смотрела, как ее деверь провожает Мэри Маргарет к табурету, стоящему у фортепьяно. Он ласково поглаживал тетушку по плечу, пока ее ярко-красное лицо немного не остыло. Рейчел еле слышала, что он говорит, поскольку говорил он приглушенным голосом, ей удалось поймать лишь отрывочные фразы: «очень ново…», «впечатляющее чтение…», «очень смело».
Как только Рейчел поняла, что может спокойно оглянуться и посмотреть на реакцию зала, она это сделала. Не одна женщина прятала нижнюю часть лица за распахнутым веером, в то время как мужчины старались сдержать приступы смеха. Стюарт-старший уже вышел из комнаты. Рейчел предположила, что он подкрепляется бренди и сигарой в библиотеке.
Когда в музыкальной комнате никого не осталось, кроме Мэри Маргарет, Роберта, Рейчел и Лоретты, старуха наконец поднялась. Она прошла через комнату и, дрожа от ярости, нависла над Мэри Маргарет. С каждым словом ее голос повышался на октаву.
– О чем ты только думаешь, Бог мой!
Мэри Маргарет вздрогнула, как бы выходя из транса, и уставилась на Лоретту, словно не могла понять, где она находится.
Наконец она спросила кающимся голосом:
– Что ты имеешь в виду, сестрица?
– Я имею в виду то, что ты со мной делаешь! Ты же знаешь, что говорят в городе на этой неделе о Рейчел и этом… этом… этом ганфайтере.
Роберт быстро поднял глаза, встретился взглядом с Рейчел и нахмурился. Она произнесла беззвучно, одними губами: «потом расскажу» и поднялась, надеясь незаметно ускользнуть из комнаты. От множества оранжерейных цветов, наполнявших комнату сладким тяжелым запахом, у нее немилосердно разболелась голова.
– В том, что я написала, нет ничего дурного, – фыркнула Мэри Маргарет. – Ты разговариваешь со мной так, словно Лейн Кэссиди приходил ко мне, а не к Рейчел. Я просто написала стихи о выдуманном ганфайтере. Я, по крайней мере, не принимала его у себя дома.
Рейчел не могла не заметить ревнивых и завистливых ноток, прозвучавших в голосе Мэри Маргарет, и ей стало совсем не по себе. Когда же Мэри Маргарет разразилась слезами, Лоретта повернулась к Рейчел прежде, чем та успела уйти.
– Я говорила вам, что это ни к чему хорошему не приведет. Как можно принимать такого человека! Полюбуйтесь на дело рук своих!
Застигнутая на полпути к двери, Рейчел остановилась и обернулась, пригладив тяжелую юбку своего черного бомбазинового платья.
– Я не считаю, что я в этом виновата и что вы имеете право возлагать на меня вину.
Она взглянула на Мэри Маргарет, которая, согнувшись над фортепьяно, оперлась на его крышку и закрыла лицо руками. Она рыдала просто душераздирающе. Роберт стоял подле тетки, но почти не обращал на нее внимания. Он изучал свое отражение в зеркале с позолоченной рамой, висящем над мраморным камином, и поправлял воротничок и шелковый галстук.
– Простите, но у меня просто раскалывается голова. Я должна побыть на воздухе, – сказала Рейчел.
– Я пойду с вами, – и Роберт быстро отошел от тетки.
Он был одет в загородный костюм из тонкой клетчатой шерсти; у него были каштановые с рыжеватыми прядями волосы, новомодные, аккуратно подстриженные усы; движения его были изящны, но властны. Он достиг того уровня изысканной элегантности и утонченности, которых его мать так и не смогла достичь, как ни старалась.
– Давайте выйдем в сад, – предложил Роберт молодой женщине. – Судя по всему, кое-какие подробности о жизни Ласт Чанса вы для удобства опустили во время нашего разговора за обедом.
Она улыбнулась в ответ, совершенно согласная с этим предположением. С того вечера, как Стюарт привел ее в дом познакомиться с его родителями, они с Робертом стали друзьями. Хотя Роберт был младшим братом, он часто казался старше Стюарта. Он хорошо разбирался в делах и обладал проницательностью, необходимой для делового человека. Стюарт отказался заниматься скотоводством на ранчо вместе с отцом и, чтобы еще больше разозлить Стюарта-старшего, стал шерифом в Ласт Чансе. Хотя Роберт и признался ей как-то раз, что не собирается возвращаться на ранчо и вести там хозяйство, он убедил отца, что, занявшись прибыльным делом в Нью-Орлеане – импортом и экспортом, – он сможет вложить их капитал в различные предприятия, что и сделал.
Звуки музыки, доносившиеся из комнат, плыли в ночном воздухе, пропитанном запахом жасмина. Рейчел и Роберт под руку шли по просторному саду; какое-то время они молчали. Им было так хорошо друг с другом, и они не нуждались в праздной болтовне.
– Вы не могли объяснить мне, что все это значит?
Рейчел раскрыла веер и стала не спеша обмахиваться, чтобы остудить разгоряченное лицо. Они свернули за угол, прошли мимо огромной урны, из которой ниспадал яркий водопад красной герани и белой петунии.
– Четвертого июля появился один из моих бывших учеников и пригласил меня на танец на глазах у всего города. Ваша матушка узнала об этом, и на следующий же день она и Стюарт-старший явились ко мне.
– А что это за прославленный бывший ученик? Уж не какой-нибудь бродяга, герой нового стихотворения Мэри Маргарет?
– Его зовут Лейн Кэссиди. Вряд ли вы о нем слышали.
Роберт, по-видимому, задумался.
– Он не родственник Чейза Кэссиди?
Рейчел кивнула.
– Племянник. Лейн уехал из нашего города десять лет назад.
Роберт остановился у необыкновенно красивой желтой розы, охватил ее ладонью и, склонившись, зарылся носом в глубь цветка. Выпрямившись, он улыбнулся с аристократически легкомысленным видом – Стюарт никогда не умел так выглядеть.
– Вот как опасно так часто уезжать из дома, тебя все местные сплетни проходят мимо.
– Лейн прославился, и не только у нас, в Монтане. Он ничего не рассказывал о своей жизни. Очевидно, он перемещается из города в город.
Молодая женщина захлопнула веер, и он повис, покачиваясь, на украшенном кисточкой шнурке, который обвивал ее запястье. Слушая стихи о Лейне, она почувствовала себя так же глупо, как в тот вечер, когда Тай рассказал ей о лифе на шлюхе из салуна.
Неужели она действительно так неуверенна в себе, так нуждается во внимании, что готова рискнуть своей репутацией, стать объектом порицания и насмешек всего города? Она, наверное, на мгновение сошла с ума, если позволила Лейну Кэссиди убедить себя в том, что между ними есть какое-то магнетическое притяжение, что-то такое, чего нельзя избежать… И все же она оказалась в его объятиях.
Роберт вывел ее из задумчивости.
– Вы ведь ничего серьезного не испытываете к этому человеку, не правда ли, Рейчел? Если он был вашим учеником, он должен быть значительно моложе вас.
Лицо ее залил румянец, и она порадовалась, что вокруг темно.
– Он моложе всего на четыре года, но, конечно, я не испытываю к нему ничего необычного.
Не успела она еще произнести эти слова, как поняла, что это неправда. Ее чувства к Лейну Кэссиди были такими запутанными, что она не смогла бы выразить их словами. Она надеялась, что Роберт не заметил фальшивой нотки в ее голосе.
Они остановились у просторной беседки с решетками для вьющихся растений, которую Лоретта велела выстроить в саду. Оттуда был виден весь фасад дома с двумя балкончиками, шпилем и воротами. Дом окружала железная изгородь, ворота охраняли каменные львы высотой пять футов. Дом был построен из самого лучшего дерева, в каждой комнате был камин. Маккенна не пожалели денег на дом.
Смех и голоса доносились из дома как приглушенное жужжание и улетали с ночным ветерком. Опьяняющие запахи цветущих растений образовывали самую экзотическую смесь. Рейчел не заметила, что Роберт подошел ближе к ней, пока он не взял ее за руку.
– Я хочу, чтобы вы знали – я всегда готов помочь вам всем, что в моих силах, – сказал он.
Она опустила взгляд на их сплетенные пальцы, потом заглянула в его темные глаза, пристально смотревшие на нее. Ей хотелось, чтобы ее обдало жаром, хотелось почувствовать хоть в небольшой степени то, что она чувствовала, когда к ней прикасался Лейн.
– Благодарю вас, Роберт, – отозвалась она, зная, что он делает это предложение совершенно искренне.
На какое-то мгновение она задумалась – как ей жилось бы, если бы она вышла за Роберта, а не за его брата. Ей точно так же пришлось бы иметь дело со старшими Маккенна, но, в отличие от Стюарта, Роберту не доставило бы ни малейшего удовольствия то и дело препираться с отцом. Он просто держался бы подальше от родителей и жил так, как ему хочется.
– Вы – красивая женщина, Рейчел, – прошептал он. – Любой мужчина гордился бы, если бы мог назвать такую женщину своей. Не бросайте свою жизнь и доброе имя под ноги храброму негодяю, как бы ни щекотала вам нервы возможность завязать роман с опасным человеком.
– Я не завязываю с ним роман, – возразила молодая женщина, сожалея, что Роберт оказался так близко к истине.
– Рейчел, посмотрите на меня, – сказал он требовательным голосом.
Рейчел недоуменно взглянула на него. Когда она подняла к нему лицо, он обхватил ее рукой и приблизил к ней губы прежде, чем она сообразила, что он собирается сделать. Она не пыталась вырваться или не позволить ему сорвать поцелуй. Слишком велико было искушение сравнить его умение с умением Лейна. Она заставила себя расслабиться и воспользоваться случаем, чтобы проверить, окажет ли поцелуй Роберта такое же воздействие на нее, как поцелуй Лейна.
Его поцелуй словно вопрошал, тогда как поцелуй Лейна был исполнен силы и в то же время, в отличие от самого Лейна, нескрываемо нежен. Рейчел закрыла глаза, ожидая, что поцелуй станет глубже, но он всего-навсего обвел языком ее губы, не сделав ничего большего, чтобы заставить ее ответить. По сравнению с поцелуем Лейна, это было чуть больше, чем просто братская ласка. Может быть, Роберт именно этого и хотел, или, возможно, просто вел себя осторожно, чтобы не напугать ее.
И в том, и в другом случае поцелуй разочаровал ее. Вероятно, Роберт – утонченная натура; он богат и образован – чего не скажешь о Лейне, – но в его поцелуе не было никакого откровения. И никаких чувств он у нее не вызвал, кроме замешательства, сменившего первоначальное удивление.
– Мой брат был глуп, – тихо проговорил Роберт, отступая, но не отпустив ее руку.
Так мне и говорили, подумала она, вспомнив при этих словах то, что совсем недавно сказал ей Лейн.
– Я хочу раскрыть веер, – мягко проговорила она, желая чем-то отгородиться от Роберта.
Он был вынужден отпустить руку Рейчел, исполняя ее просьбу. Распахнув веер, Рейчел принялась обмахиваться, чтобы остудить лицо, вспыхнувшее румянцем смущения. Взяв ее за локоть, Роберт повел молодую женщину к дому.
– Не забывайте о том, что я сказал, Рейчел. Я с удовольствием помогу вам, как только понадобится. Только скажите. Я знаю, как трудно иметь дело с моими родителями.
– Я часто говорю себе: все, что они делают, они делают в интересах Тая. В конце концов, это их внук. – И она оглянулась на дом.
– Пожалуйста, подумайте о том, что я сказал. Стюарт уже год как умер. Вряд ли будет очень грубо с моей стороны сообщить вам, что я всегда восхищался вами издали.
Я бы очень хотел поселить вас где-нибудь в Нью-Орлеане – и вас, и Тая, конечно. Я с радостью помог бы вам увидеть мир, если бы вы согласились.
Она была потрясена. Он предлагал ей гораздо больше чем дружбу! Не думая о том, куда она ступает, Рейчел ударилась ногой о камень. Роберт тут же подхватил ее, чтобы она не упала.
Подойдя к дому, она увидела, что в дверях стоит Лоретта Маккенна. Она стояла в тени, но все же свет, проникавший через двустворчатую дверь, превращал ее суровое лицо в подобие барельефа. Испугавшись, что свекровь могла увидеть, как они целовались, Рейчел кинула взгляд на сад и с облегчением поняла, что та ничего не смогла бы разглядеть сквозь темноту, окутывающую дорожку.
Лоретта шагнула к перилам веранды.
– Будет очень мило с твоей стороны, Роберт если ты побудешь с гостями, которые приехали, чтобы повидаться с тобой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40