Правда, как мы знаем, он уже и до этог
о обхаживал власть, чтобы заручиться её благоволением, и его признание, б
удто бы он «с 1919-го по 1923-й год вообще не думал ни о чём, а только о государстве
нном перевороте»
Из выступления 8 ноября 1936 года, цит. по: VB, 9.XI.1936.
, нельзя понимать буквально, но теперь он учился рационализировать
свою скорее инстинктивную тягу быть под сенью власти и превращать эту т
ягу в тактическую систему национал-социалистической революции. Ибо ноя
брьские дни научили его, что захват современной государственной структ
уры насильственным путём бесперспективен и что успех тут может обещать
только путь конституционный. Разумеется, это отнюдь не означало готовно
сти Гитлера признавать конституцию как обязывающую границу в ходе осущ
ествления его притязаний на господство, а было всего лишь решением держа
ть курс на нелегальность под защитой легальности, так что никогда и не во
зникало сомнения, что все его многочисленные уверения в приверженности
конституции в последующие годы имели в виду только одного кумира Ч зако
номерность борьбы за власть, да и сам он открыто говорил, что потом придёт
время расплаты. «Национальная революция, Ч писал Шойбнер-Рихтер ещё в с
воём меморандуме от 24 сентября 1923 года, Ч не может предшествовать захвату
политической власти, а вот завладение средствами полицейской власти со
здаёт предпосылку для национальной революции»
Цит. по: Heiden К. Geschichte, S. 135.
. Сделавшись «Адольфом Легалите»
От франц. legalite Ч «легальность»; ироническая
параллель с Филиппом Эгалите («равенство»), герцогом Луи-Филиппом-Жозеф
ом Орлеанским (1747-1793), избравшим себе такое имя, чтобы подчеркнуть привержен
ность Великой французской революции, что, впрочем, не спасло его от гильо
тины Ч Ред.
Ч такой титул дали ему понимавшие что к чему и знавшие толк в ирони
и современники, Ч Гитлер стал приверженцем строгого порядка, пожинал с
импатии знати и влиятельных инстанций и маскировал свои революционные
намерения без устали повторяемыми клятвами о своём примерном поведени
и и заверениями о приверженности традициям. Прежние тона склонной к наси
лию агрессивности отныне приглушаются и прорываются весьма робко и дов
ольно редко Ч он искал не поражения государства, а сотрудничества. Тако
ва была эта тактическая поза, вводящая и по сей день в заблуждение многих
обозревателей и толкователей революционных амбиций Гитлера и породивш
ая упрощённую и искажённую картину консервативной, а то и просто реакцио
нной партии мелкой буржуазии.
Концепция Гитлера требовала прежде всего изменения отношения к рейхсв
еру. Неудачу 9 ноября он не в последнюю очередь объяснит тем, что не сумел п
ривлечь на свою сторону верхушку вооружённых сил. Поэтому уже заключите
льное слово перед мюнхенским народным судом положило начало тому обхаж
иванию рейхсвера, что стало одним из незыблемых, защищавшихся с прямо-та
ки догматическим упорством принципов. «Придёт час, Ч воскликнул он в за
ле суда, Ч когда рейхсвер будет стоять на нашей стороне», и этой цели без
жалостно подчинялась, к примеру, и роль собственной партийной армии Ч в
ключая сюда и кровавый верноподданический адрес от 30 июня 1934 года. Но однов
ременно он вывел свои штурмовые отряды из-под зависимости от армии Ч СА
не должны стать ни составной частью, ни соперником рейхсвера.
Отсюда поэтому следует, что Гитлер вышел из поражения у «Фельдхеррнхалл
е» не с одним только резко обозначившимся тактическим рецептом Ч оно, п
омимо этого, во многом изменило и его отношение к политике вообще. До этог
о он проявлял себя прежде всего своей категорической безусловностью, св
оими радикальными альтернативами и действовал при этом «как стихийная
сила»; политика Ч по приобретённой им на войне модели бытия Ч это штурм
позиций врага, прорыв его линий, схватка и в конечном итоге всегда победа
либо поражение. И только теперь, кажется, Гитлер начинал понимать во всём
объёме смысл и шанс политической игры, тактических изысков, лжекомпроми
ссов и долговременных манёвров и преодолевать своё диктуемое эмоциями,
наивно-демагогическое, «художническое» отношение к политике. И тем самы
м окончательно уходит со сцены захватываемый событиями и собственными
импульсивными реакциями агитатор, освобождая место для методически де
йствующего технолога власти. Поэтому неудавшийся путч 9 ноября Ч одна и
з огромных и решающих вех в жизни Гитлера: закончились годы его ученья, а в
более точном смысле можно сказать, что только теперь и состоялось вступ
ление Гитлера в политику.
Ханс Франк Ч адвокат Гитлера, а впоследствии генерал-губернатор Польши
Ч в своих показаниях на Нюрнбергском процессе заметит, что «вся жизнь Г
итлера в истории», «субстанция всего его характера» проявились в зароды
ше уже в дни ноябрьского путча. И что тут в первую очередь бросается в глаз
а, так это сочетание самых противоречивых состояний, характерные самона
гнетания и спады чувства, так откровенно напоминающие истерические сны
наяву и веру в свои фантазии подростка, планирующего города, сочиняющего
оперу и что-то изобретающего, а затем Ч безо всякого перехода Ч тяжкое
похмелье, жестикуляция все просадившего, отчаявшегося игрока и его спол
зание в апатию. Ещё в сентябре он самоуверенно объяснял одному из людей е
го окружения: «Вы знаете римскую историю? Так вот, я Ч Марий, а Кар Ч это Су
лла; я Ч вождь народа, а он представляет господствующий слой, но на этот р
аз победителем выйдет Марий»
Ibid. S. 165. Замечание Франка см.: Frank H. Im Angesicht, S. 57.
, но при первом же признаке сопротивления, не совладав с нервами, он
бросил все. Он оказался не мужчиной, а лишь конферансье, объявившим номер.
Да, конечно, он доказал свою способность ставить перед собой большие зад
ачи, однако его собственным нервам его жажда деятельности оказалась не п
о силам. Он предсказывал «Битву титанов» и ещё недавно, в тот час экзальта
ции в «Бюргербройкеллере», заявлял, что назад пути нет, что дело стало «уж
е всемирно-историческим событием», но потом, перед ликом Всемирной исто
рии, бесславно ударился в бега и «не хотел больше и слышать об этом изолга
вшемся мире»
Из выступления 26 февраля 1924 года, цит. по: Boepple Е. Op. cit. S. 110.
, или, как заявил он на суде, ещё раз сыграл по-крупному и проиграл.
И только красноречием спас он все. Превращение поражения в победу сделал
о очевидным, как мало умел он понимать действительность и как необыкнове
нно много Ч то, как можно её преподать, какие придать ей краски и как сдел
ать все это средствами пропаганды. Лихорадочность его действий, поспешн
ой, колеблющейся и замирающей неуверенности самим решительным образом
противостоят хладнокровие и присутствие духа в его поведении на суде.
Во всём этом ощущался элемент игры наудачу и погони за счастьем Ч отчая
нная тяга в безвыходность, к проигранным ставкам. Во всех решающих ситуа
циях 1923 года он проявлял склонность не оставлять себе возможности тактич
еского выбора Ч всегда казалось, что в первую очередь он ищет стену, о кот
орую может опереться спиной, и удваивает затем и без того перенапряжённо
е усилие, что позволительно характеризовать как поведение истинного са
моубийцы. Именно в этом смысле он высмеивал старания политики чураться б
еспощадных инициатив как идеологию «политического лилипутства» и выра
жал своё презрение по поводу тех, кто «никогда не перенапрягается»; ссыл
ку же на выражение Бисмарка, что политика Ч это искусство возможного, он
называл всего-навсего «дешёвой отговоркой»
См. речь Гитлера в гамбург
ском «Национальном клубе». Цит. по: Jochmann W. Im Kampf, S. 103 f.; Luedecke К. G. W. Op. cit. S. 253; см. также
: McRandle J. H. Op. cit. P. 146 ff.
. И, конечно же, как нечто большее, нежели только отображение его мел
одраматического темперамента, следует воспринимать тот факт, что начин
ая с 1905 года его жизнь сопровождается чередою угроз покончить с собой, что
и обрело свою развязку лишь в результате наиглавнейшего вызова Ч снова
безальтернативной ставки на власть над миром или гибель Ч на диване в б
ункере рейхсканцелярии. Примечательно, что и его вступление в большую по
литику тоже прошло под аккомпанемент такой угрозы. Разумеется, многие из
его выступлений все ещё казались натужными и не были лишены того пристр
астия к патетическому фарсу, от которого он освободился с немалым трудом
, но можно ли действительно принимать лишь за одну из проекций последующ
его опыта ощущение, что вокруг этого возбуждённого актёра уже на том, ран
нем этапе прямо-таки концентрировалась атмосфера великой катастрофы?

9 ноября 1923 года явилось прорывом. Ещё в полдень того дня, когда колонна при
ближалась к площади Одеонсплац, один из прохожих спросил: а что, этот Гитл
ер, что марширует во главе, «вправду парень с угла улицы»
Цит. по: Deuerlein E. Aufstieg, S. 197.
? Теперь он принадлежал истории. К совпадениям, проглядываемым меж
ду 9 ноября и его жизнью в целом, относится, наконец, и то, что доступа в исто
рию он добился благодаря поражению Ч точно так же, как и потом, но в неизм
еримо увеличенном масштабе, он обрёл прочное место в ней с помощью катас
трофы.

Конец второй книги



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56