Волки частенько играют друг с дружкой, к тому же у них весьма утонченное чувство юмора.Лицо Закета сделалось задумчивым.— Знаешь, что пришло мне на ум, Гарион? Человек считает себя властелином мира, но все прочие существа, соседствующие с ним, относятся к его величию с полнейшим равнодушием. У них своя жизнь, свое общество и, полагаю даже, свои разнообразные культурные традиции. Ведь они же не обращают на нас никакого внимания, правда?— За исключением тех случаев, когда мы причиняем им неудобство.— Какой сокрушительный удар по моему императорскому достоинству! — Закет криво улыбнулся. — Мы с тобою — самые могущественные люди во всем мире, а волки смотрят на нас лишь как на источник досадных неудобств.— Это урок смирения, — согласно кивнул Гарион. — Смирение благотворно для души.— Возможно…Уже вечерело, когда они добрались до пастушеского стойбища. Поскольку подобные поселения гораздо реже перемещаются с места на место, нежели походные лагеря путешественников, порядка и размеренности здесь было куда больше. Просторные, натянутые на прочные каркасы из крепких шестов, шатры образовывали некое подобие улиц, даже вымощенных плотно пригнанными бревнами. Загоны для овец располагались в конце каждой такой улицы, а один из горных ручьев перегораживала бревенчатая плотина, образуя сверкающий на солнце небольшой прудик, откуда брали воду, чтобы поить животных. В уютной долине, где раскинулось поселение скотоводов, уже сгущались вечерние тени, а в безветренном недвижном воздухе поднимались синеватые столбы дыма от костров.Высокий и худой человек с обветренным загорелым лицом и снежно-белыми волосами, облаченный в такой же белый балахон, как и у всех прочих пастухов, вышел из шатра сразу же, как только Гарион и Закет достигли границы поселения.— Ваше явление было предсказано, — глубоким и тихим голосом произнес он. — Окажите нам честь и разделите с нами вечернюю трапезу.Гарион внимательно глядел на пастуха, отмечая его сходство с Вардом — тем самым человеком, которого встретили они на острове Веркат, на другом краю света. Теперь у него уже не было сомнений, что далазийцы и раса рабов из Хтол-Мургоса родственны друг другу.— Мы почтем это за честь, — ответил Закет. — Но нам не хотелось бы вас обременять.— Это не бремя для нас. Меня зовут Берк. Я прикажу слугам позаботиться о ваших лошадях.Тут подъехали и остальные путники.— Добро пожаловать всем вам, — приветствовал их Берк. — Соблаговолите спешиться. Угощение для вечерней трапезы почти готово, и для вас уже разбит шатер.Он серьезно посмотрел на волчицу и кивнул ей в знак приветствия. Видно было, что ее присутствие никоим образом его не беспокоит.— Ваша учтивость достойна всяческих похвал, — спешиваясь, сказала Полгара, — а столь радушное гостеприимство совершенно неожиданно, особенно вдали от очагов культуры.— Человек приносит культуру с собою туда, где поселяется, госпожа, — ответил Берк.— С нами раненый, — сказал Сади. — Это несчастный путник, которого мы подобрали в горах. Мы помогли ему чем смогли, но неотложные дела зовут нас, а тряска в седле, боюсь, разбередит его раны.— Можете оставить его здесь. Мы о нем позаботимся. — Берк внимательно поглядел на одурманенного зельями жреца, покачивающегося в седле. — Это гролим, — безошибочно определил он. — Целью вашего странствия, видимо, является Келль?— Нам предстоит сделать там остановку, — осторожно ответил Белгарат.— Тогда гролиму никак нельзя сопровождать вас.— Мы слышали об этом, — сказал Шелк, ловко соскакивая наземь. — А что, гролимы действительно слепнут, если пытаются войти в Келль?— Если понимать буквально, то так оно и есть. У нас в лагере живет один такой жрец. Мы нашли его блуждающим в лесу, когда перегоняли овец на летние пастбища.Глаза Белгарата сузились.— Как думаешь, добрый человек, могу я с ним перемолвиться? Я давно изучаю подобные явления и рад был бы получить ценную информацию.— Разумеется, — кивнул Берк. — Он в последнем шатре по правой стороне улицы.— Гарион, Пол, пойдемте, — бросил через плечо Белгарат и двинулся по бревенчатому настилу улицы.— Откуда столь живое любопытство, отец? — спросила Полгара, когда они отошли достаточно далеко, чтобы никто не смог их услышать.— Я хочу непременно выяснить, насколько сильно проклятие далазийцев, тяготеющее над Келлем. Если оно преодолимо, то мы можем наткнуться на Зандрамас, когда, в конце концов, доберемся туда.Гролим неподвижно сидел на полу в шатре. Острые и резкие черты его лица словно смягчились, а незрячие глаза утратили безумный фанатизм, характерный для жрецов. Теперь лицо его выражало некое странное удивление.— Как поживаешь, друг? — вежливо спросил жреца Белгарат.— Хорошо, я всем доволен, — отвечал гролим. Эти слова странно прозвучали в устах жреца Торака.— Зачем тебе понадобилось идти в Келль? Разве ты не знал о проклятии?— Это не проклятие. Это благословение.— Благословение?— Жрица Зандрамас приказала мне попытаться проникнуть в священный город далазийцев, — продолжал гролим. — Она обещала возвысить меня над прочими, если мне это удастся. — Он слабо улыбнулся. — Думаю, на самом деле она просто хотела испытать силу чар. Хотела узнать, можно ли ей самой решиться на путешествие туда…— Насколько я понимаю, ответ она получила отрицательный.— Трудно сказать. Попасть туда было бы для нее величайшим благом.— Не нахожу, что ослепнуть — это благо.— Но я не слеп.— Но ведь именно в этом и заключается заклятие!— О нет. Правда, я лишен возможности видеть окружающий меня мир, но это лишь оттого, что я вижу нечто иное — и оно наполняет сердце мое великой радостью.— Что? Что это такое?— Я вижу лик бога, друг мой, и буду видеть его до конца моих дней. Глава 3 Гора всегда была рядом. Даже блуждая в холодных дремучих лесах, они постоянно чувствовали, как возвышается она над всем миром — спокойная, белоснежная, безмятежная. Гора постоянно маячила у них перед глазами, настойчиво напоминала о себе, даже во сне являлась. Путники уже много дней ехали к этой сверкающей белой громадине, и день ото дня Шелк все больше мрачнел.— Как вообще можно отдаться какому-то занятию в этом краю, где эта штука застит полнеба? — взорвался он однажды погожим вечером.— Наверное, они просто не обращают на нее внимания, Хелдар, — мило улыбнулась Бархотка.— Как можно не обращать внимания на такую громадину? — раздраженно ответил Шелк. — Интересно, известно ли ей самой, насколько она помпезна? Да что там, она просто вульгарна!— Ты теряешь рассудительность, — ответила девушка. — Горе совершенно безразлично наше мнение о ней. Она будет вот так же стоять и тогда, когда никого из нас уже не будет. — Девушка помолчала. — Может быть, именно это и беспокоит тебя, Хелдар? Ну, то, что ты столкнулся с нетленным и вечным в своей бренной жизни?— Звезды тоже вечны, так же, кстати, как и грязь у нас под ногами, — возразил Шелк, — но они не бесят меня так, как эта штуковина. — Он поглядел на Закета и спросил: — А кто-нибудь взбирался на ее вершину?— А зачем это нужно?— Да чтобы победить ее, чтобы унизить! — Маленький драсниец рассмеялся. — Хотя это еще менее разумно, не правда ли?Но Закет оценивающе глядел на громадину, скрывающую половину неба на юге.— Не знаю, Хелдар, — сказал он. — Я никогда даже не думал о возможности сражения с этой горой. Биться со смертными легко. Но биться с горой — это нечто совсем иное.— А не все ли ей равно? — раздался голос Эрионда.Юноша говорил столь редко, что порой казался немым, подобно гиганту Тофу. А в последнее время он еще больше ушел в себя.— Гора, возможно, даже будет рада, — продолжал он. — Представляю, как ей одиноко. Наверное, она с радостью разделит удовольствие любоваться со своих высот этим миром со смельчаком, который отважится взойти на нее.Закет и Шелк обменялись красноречивыми взглядами.— Нам понадобятся веревки, — будничным тоном заявил Шелк.— И еще некоторые приспособления, — прибавил Закет. — Всякие штуки, которые можно вбивать в лед, притом достаточно крепкие, чтобы выдержать вес человека.— Дарник все придумает и сделает.— Послушайте-ка, вы, двое, не пора ли остановиться? — резко остудила их пыл Полгара. — Сейчас не об этом надо думать.— Мы просто рассуждаем, Полгара, — беспечно отвечал Шелк. — Не вечно же будет длиться наше путешествие, ну, а когда мы закончим дела — тогда…Горы заставили их всех перемениться. Все реже и реже возникала надобность в словах, мысли делались более размеренными и длинными, и, сидя у огня во время ночных привалов, они делились ими друг с другом. Путешествие по горам словно стало для всех периодом очищения и духовного исцеления, а соседство величественной громады еще сильнее сблизило друзей.Однажды ночью Гарион пробудился оттого, что вокруг стало светло, как днем. Он выскользнул из-под одеяла и отодвинул полог. Над миром стояла полная луна, щедро проливая на землю серебристое сияние. Гора, холодная и белоснежная, четко выделялась на фоне звездной россыпи, сияя в лунном свете столь ярко, что казалась почти живой.Краем глаза Гарион заметил какое-то движение. Полгара выскользнула из палатки, где безмятежно спал Дарник. На ней был белый плащ, сиявший в свете луны столь же ярко, как вечные снега на далекой вершине. Она некоторое время постояла, любуясь величественным зрелищем, потом повернулась к палатке.— Дарник! — шепотом позвала она. — Выйди и погляди!Из палатки показался Дарник. Он был обнажен до пояса, и серебряный амулет на его груди сверкал в лунном свете. Он обнял Полгару за плечи, и оба они замерли, упиваясь волшебной красотой этой изумительной ночи.Гарион уже собрался окликнуть их, но что-то его остановило. Этот момент был слишком интимным для супругов, чтобы посторонний мог позволить себе вмешаться. Некоторое время спустя Полгара потянулась к уху мужа и что-то зашептала, и они оба с улыбкой рука об руку направились к своей палатке.Тихонько опустив полог палатки, Гарион вернулся туда, где расстелены были его одеяла.Постепенно, когда путники взяли направление на юго-запад, лес стал меняться. Пока они ехали по горам, их окружали лишь хвойные вечнозеленые деревья да кое-где попадались купы тонких осинок. По мере приближения к подножию величайшей в мире горы им все чаще стали встречаться березы и вязы. И вот наконец они въехали в дубовую рощу.Проезжая под сенью развесистых ветвей вековых дубов, Гарион невольно вспомнил Лес Дриад в южной Толнедре. Он взглянул в лицо своей миниатюрной жене и тотчас же понял, что сходство это не ускользнуло и от нее. Сенедра пребывала в состоянии мечтательной созерцательности — казалось, она вслушивается в голоса, внятные ей одной.Однажды в ясный солнечный полдень они нагнали еще одного путника — седобородого старца, облаченного в одежду, сшитую из оленьих шкур. Орудия, торчащие из переметной сумы на спине покорного мула, выдавали занятие их владельца — золотоискатель, один из тех бродячих отшельников, ищущих покоя и уединения вдали от мирской суеты. Старик ехал верхом на косматой лошаденке, такой низкорослой, что ноги всадника почти касались земли.— Значит, мне не послышалось, что кто-то едет следом за мной, — сказал он, поравнявшись с Гарионом и Закетом, облаченными в кольчуги и шлемы. — Вообще-то в этих лесах мне редко кто-то попадается — ну, из-за проклятия и всего такого прочего.— Я полагал, что проклятие относится исключительно к гролимам, — сказал Гарион.— Почти все считают, что доискиваться истины себе дороже. А вы куда путь держите?— В Келль, — ответил Гарион. Он не видел никакого смысла делать из этого тайну.— Надеюсь, вы едете по приглашению. Жители Келля не обрадуются чужеземцам, которым втемяшилось в голову явиться туда незваными.— Там знают, что мы едем.— Тогда все в полном порядке. Странное местечко этот Келль, и народец там необычный. Впрочем, долгая жизнь подле этой горушки хоть кого сделает странным… Если не возражаете, я поеду с вами до самого поворота на Баласу — это в нескольких милях отсюда.— Чувствуй себя вполне спокойно, — сказал Закет. — А почему ты не моешь золото? Сейчас для этого самое что ни на есть подходящее время.— Я прошлой зимой крепко застрял в горах, — принялся объяснять старик. — Вскоре у меня вышли все припасы. И потом, я стосковался по беседам с людьми. Лошадка моя и мул — прекрасные слушатели, но вот собеседники никудышные, а волки так быстро бегают, что и с ними разговора не получается. — Старик поглядел на волчицу и ко всеобщему изумлению обратился к ней на ее языке: — Здорова ли ты, матушка?Акцент его был ужасен, да и фраза выстроена не вполне правильно, но говорил он, без сомнения, по-волчьи.— Потрясающе! — Волчица слегка оторопела, но ответила на традиционное приветствие: — Волчица всем довольна.— Брат рад это слышать. А как случилось, что ты путешествуешь с двуногими?— Сестра примкнула к ним некоторое время тому назад.— А-а-а…— А как удалось тебе овладеть языком волков? — спросил Гарион.— Так ты его тоже понимаешь? — Старика это открытие отчего-то очень обрадовало. Он поудобнее уселся в седле и сказал: — Я почти всю жизнь свою провел поблизости от волков. А правила вежливости велят выучить язык ближайших соседей. — Старик ухмыльнулся. — Честно говоря, поначалу я ни черта не понимал — но если долго вслушиваться, начинаешь в конце концов кумекать, что к чему. Лет пять тому назад я целую зиму прожил в волчьем логове. Это здорово помогло.— И они вот так запросто позволили тебе жить вместе с ними? — усомнился Закет.— Звери довольно долго ко мне привыкали, — признался старик, — но я был им небесполезен, вот они и приняли меня.— Небесполезен?— В логове было тесновато, а у меня при себе инструменты. — Старик указал на переметную суму. — Я расширил пещеру, и волкам это пришлось по нраву. Ну, а позднее я приглядывал за щенками, пока старшие охотились. Чудные ребятки! Играли, словно котята. Позже я пытался поладить таким же манером с косолапым. Ничего из этого не вышло. Мишки — чересчур высокомерные создания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55