жизнь Ч блес
тящая, среди даровой бесчеловечной роскоши Ч в тоненьком пласте вельмо
жного дворянства; жизнь Ч расчетливая до полушки, жизнь Ч грабительска
я Ч в гнездах молодой породы: крупных коммерческих дельцов, фабрикантов
, именитого купечества, Ч вся эта неустроенная жизнь, бедная богатством,
богатая малограмотными попами, разбойниками при больших дорогах, прода
жными сенаторами, подкупными судьями, всякой строкой приказной и тому по
добными паразитами, сосущими кровь людскую, Ч эта сумеречная, бесправн
ая жизнь во всей полноте своей и наглом обнаженности текла неспешно над
головами людей большого сердца, людей несчитанных, незнаемых.
И вот, несчитанный, незнаемый купец Остафий Долгополов пылко восхотел сч
итанным да славным сделаться, и, того не ведая, из незнаемых он-таки в русс
кую восемнадцатого века историю попал. С превеликим злоключением, опасн
остью, страхом Ч того достиг. А достигнув, не рад был своей жизни.
В конце февраля, после масленичной гульбы с блинами, Остафий Долгополов
помчался на ясные очи Петра Федорыча Третьего Ч в его царские нози булт
ыхнуться, должок сквитать, всякие, корысти ради, выгоды себе заполучить…

Знай, ямщик, кого снежными полями мчишь. Легче, ямщичок, на поворотах, гром
че свищи, удалей песни пой, подстегивай кнутом своих кобылок!
Сани скользом-скользом, снегом голубеющим осыпаны просторы, серебристы
е посвисты в ушах, колокольчик под дугой выбрякивает заунывную какую-то,
тоскливую, тоскующую музыку: «Со святыми упокой душу новопреставленног
о раба твоего Остафия». Но никто не скажет: в смерть или к преуспеянию жите
льскому несется смелый Остафий Долгополов.
Остафий Долгополов несется скользом-скользом прямо в пекло, на опасное
свиданьице к самому Емельяну Пугачёву.

5

До Москвы Долгополов ехал вполне благополучно. Правда, в пути, по наущени
ю дьявола, были мелкие невзгоды, впрочем сказать, денег за постой он не пла
тил, а при прощаньи объявлял хозяевам, что, мол, правится в Москву за благо
словением к митрополиту, оттуда же через море-океан во святой град Еруса
лим, к святой пасхе, и нет ли, мол, у вас, хозяева, усердия записать ваши имен
а в «о здравие», чтоб ерусалимский владыка-патриарх помянул их на Голгоф
е. Ну, известно дело, благочестивые хозяева постоялых дворов с радостью с
овали купцу деньги на красную свечу ко гробу господню, купец деньги прин
имал, а святые имена доброхотов вписывал в книжицу свою. Так, не торопясь,
и ехал, незаметно прихватывая впопыхах то новые рукавицы, то девичий пла
ток, то старушечьи чулки из толстой шерсти.
Лишь в притрактовом селе Паскудине заминка вышла. Ночевал Долгополов у п
опа, приветливая матушка накормила его пирогом с солеными груздями да ух
ой, он в благодарность благовествовал, либо сказывал побаски, утром расп
рощался по-приятельски и поехал с миром.
И только миновал лесок, глядь-поглядь, нагоняют двое верховых:
Ч Стой, ворище, стой!
Долгополов вскочил дубом, выхватил у парнишки-ямщика кнут, стал с плеча о
хаживать лошадок. Однако всадники настигли, рослый дьякон сгреб коренну
ю под уздцы, седовласый плюгавенький попик, исказясь в лице, шумел:
Ч Ты, тать, мою серебряную лжицу хлебальную украсть спроворил! Грех тебе
. Подавай хапаное!
Рослый дьякон соскочил с коня, вытряхнул мешок Долгополова, подхватил за
звеневшую увесистую ложку, подал батюшке. Купец пал на колени, сдернул ры
сью шапку, стал большие кресты класть, стал лбом в землю бухать:
Ч Богом клянусь, не брал! Подсунул кто-то, не иначе Ч сатана…
Дьякон загнул Долгополову салазки, в меру потрепал его и, подбив левый гл
аз, оставил купца лежащим на снегу, в безмолвии.
Затем духовные лица, оба-два с отцом Прокофием, поскакали обратно, радуяс
ь и славя бога.
Остафий же Трифонович, заохав, приподнялся мало, спросил ямщика-парнишк
у, не закрылся ли, мол, поврежденный глаз, тот ответил: «не совсем чтобы»; До
лгополов, благословясь, встал, вынул из денежной кисы медный сибирский с
двумя соболями пятачище, приложил его к опухшему глазу, обвязался белым
платком, сел в сани, с горестной ухмылкой взглянул на истоптанное в сугро
бе место и тяжело вздохнул.
В первопрестольный град Москву прибыл он в середке марта. На окраинах, на
д Кремлем и за Москвой-рекой по рощам граяли грачи, встречали весну, гнезд
а вили. Остафий Трифонович то и дело на соборы, на монастыри, на церквушки
крестился, аж десная рука устала, аж зазябла голова. Ну и храмов божьих, ну
и звону на Москве!
По иным улицам и переулкам, где проезжал купец, особливо на Варварке, мног
ие дома как бы нежилые: двери заколочены, стекла в окнах побиты.
Ч А это, вишь ты, в третьем годе чума в Москве шалила, поди, слыхал?
Ч пояснил седоку старик-возница. Ч Ена, чтоб ей лихо было, тьма-тьмущую
народу загребла, прямо счету нет.
Долгополов остановился в купеческом подворьи, у знакомого купца-раскол
ьника Нила Титова. Посещал Рогожское кладбище , в чуму 1771 года отведенное с
тарообрядцами для погребения. В нововыстроенной деревянной часовне со
бирались многие раскольники-капиталовладельцы.
Долгополов старался завязать с ними торговые дела с расплатой векселям
и, но раскольники, сами жохи, видели Долгополова насквозь, в руки не давали
сь.
Бродил Долгополов по кабакам, трактирам, иногда бывал вполпьяна, а больш
е притворялся пьяным, вынюхивал, чем дышит народ московский, нельзя ль, мо
л, из подслушанных речей какую ни есть корысть себе извлечь.
А народ по кабакам собирался разный. Тут тебе и младший повар княгини Ува
ровой с приезжим из деревни земляком пришли продернуть по стакашку сиво
драла. Тут тебе с фиолетовым запойным носом долгогривый монах-бродяга
Ч на груди жестяная кружка с образком, десятый год собирает на сгоревши
й прошлым летом храм Преполовения в несуществующем селе Крутые Задки Ч
человек бывалый, беспаспортный, битый, не единожды в тюрьме сиживал. Тут и
воинственный будочник Ч угощает его пойманный на барахолке жулик: «Не в
еди, дяденька, в приказ, пойдем выпьем». У жулика Ч желтая опухшая рожа, ще
ка подвязана просаленной тряпицей, из-под тряпицы кончик носа и рыжий ус
торчат. А больше всего пригородных крестьян в добрых овчинных тулупах, и
звозчиков и господских челядинцев в цветных камзолах, в сермяжных свитк
ах, в стареньких ливреях. Большой трактир Ч «распивочно, навынос» Ч зан
ял нижний этаж каменного дома у Петровских ворот.
Вечер. Чадят под потолком заправленные деревянным маслом два фонаря, на
кабацкой стойке сальные свечи; плешивый чахоточный целовальник, послюн
ив пальцы, то и дело срывает со свечи нагар. Меж грязными столами с пьющей
братией шныряют половые Ч парни в красных рубахах с засученными рукава
ми, в руках деревянные, а то и железные подносы, на подносах штоф с водкой, с
такашки, кучками разложены огурчики, рыжики, рубленое осердие, печенка. Ш
ум, крики:
Ч Эй, половой! А поджарь мне на три копейки рыбки боговой, салакушки…
Ч Сбитню, сбитню нацеди погорячей…
Ч А ну, завари на пробу китайской травки, по-господски желаю!
Долгополов съел целую селедку, рыгнул, брусничного квасу запросил. За од
ним столиком сидел с ним молодой приказчик богатого купца Серебрякова.

Ч А где ж твой хозяин торговлю имеет и промышляет чем? Ч пришепетывая, з
аговорил с незнакомцем Остафий Трифонович.
Ч А как же! Ч встряхнул кудрями шустрый молодец. Ч Наша лавка на три рас
твора упомещается в Красных рядах, аккурат насупротив храма Василия Бла
женного. Ситцы, сукна, шелк, веревки, хомуты.
Ч Так-так-так. Веревки?
Ч А как же! Мы веревки на Волгу продаем, опять же на Макарьевскую ярмарку.
Нам веревки ржевские фабриканты поставляют. А как же!
Ч Так-так-так. Эй половой! Ч весело крикнул Долгополов и стал бороденку
свою на пальчике крутить. Ч А ну-ка, друг, спроворь полштофика винца да яи
шенку на двоих, глазунью. Ч И обратясь к молодцу:
Ч А знаешь, кто пред тобой сидит? Я пред тобой сижу, ржевский купец Аброси
м Твердозадов, фабрикант.
Приказчик открыл рот и вытаращил глаза. Долгополову показалось, что малы
й сомневается в истинности слов его, и, чтоб убедить приказчика, заметил:

Ч Ты не взирай, голубь, что одежонка скудная на мне, здесь кабак, опасаюсь
в сряде-то обснимают. А в церковь, скажем, я в бобрах хожу, человек я самосил
ьный.
Веснушчатое лицо молодца сразу поглупело, он встал, осклабился, сладким
голосом сказал:
Ч Ах, какая честь… Я даже сести теперича не смею.
Ч Садись, садись… Молви-ко ты мне, парень хороший, сам-то дома?
Ч Нету-с, Ч робко присаживаясь, ответил молодец. Ч К Троице-Сергию гов
еть уехали Сила Назарыч-то, грехи повез. И с хозяйкой со своей. И с доченько
й, с невестой. Честное слово-с…
Ч Жаль. Ах, жаль до чего, Ч пригнул Долгополов голову, по-несчастному уст
авился глазами в пол. Ч А я у Силы-то Назарыча хотел товаров красных отоб
рать, ведь он же у меня веревки-то покупает, сиречь моей выделки… Я в обмен
хотел.
Ч Ах, не извольте печаловаться, господин фабрикант: замест Силы Назарыч
а его сынок-с, наследник-с… А как же! Пожалуйте к нам в лавку за всяко-прост
о, я с превеликим усердием потщусь вам добрый товарец подобрать.
Ч Так-так-так, Ч радость подкатила к сердцу Долгополова, пронырливые г
лазки то пропадут в узких щелочках, то выскочат. Ч Эх, друг… Ведь сам знае
шь, я изо Ржева-города-то и не выезжаю николи, не токмо сына, а и самого Силу-
то Назарыча в очи не видал. Вот в чем суть. Ч И Долгополов, слезливо замига
в, посморкался в клетчатый платок. Ч А ты слушай, приятель, удружи мне, пот
олкуй с молодым хозяином-то: так, мол, и так, фабрикант Твердозадов, мол, при
ехал в Москву, на пятнадцать тысяч товаров накупил, пеньки, красок, парчи п
опам на ризы; деньгами, мол, поистрясся, а нуждается, мол, еще в красных това
рах… Понял, друг?.. А мы бы с молодым хозяином твоим дело сделали. Я договор п
одписал бы на постав веревок и вексель выдал бы.
Молодец с готовностью воскликнул:
Ч Милости просим, вашество, уж я все подлажу, будьте-те без сумнения-с…
Ч Ну, спасет тя бог, дружище. И я тебя не оставлю. Уж поверь. Ты вот что: ты пр
иезжай во Ржев, я тебя, кудрява голова, на богатой купеческой дочери женю,
в люди выйдешь… Ей-богу, правда.
Молодец от прилива чувств всхрапнул, затряс головой и ну целовать руки Д
олгополова, обливая их пьяными слезами:
Ч Ну, такого обходительного человека впервой вижу… Верьте совести-с!!
Ч Ну, полно, полно… Эй, половой! А ну-ко-сь романеи по стакашку на двоих.
Им подали романею и, ради уваженья, сальную зажженную свечу.
Ч Братия! Ч гнусаво вопил в темном углу, где сгрудилось простонародье,
пьяный самозванец монах-бродяга. Ч Братия, православные христиане!.. А в
едомо ли вам, от царя-батюшки, из Ренбург-города, манифест на Москву прише
л… Черни избавитель, духовных покровитель, бар смиритель, царь! На царицу
войной грядет…
Народ зашумел, задвигался, потом притих.
Ч Слыхали, ведомо! Ч отозвался кто-то из середки. Ч Намеднись сотню гус
ар на телегах погнали в Казань, шуряка моего заграбастали, гусар он.
Ч Правда, правда, Ч поддержали голоса. Ч Слых есть, царь по Яику-реке гу
ляет, города берет, на Волгу ладит.
Ч Посмотри на Калужскую заставу, Ч по два гонца на день оттедов по Моск
ве к генерал-губернатору скачут… Война там.
Ч А пошто ж о сем по церквам не объявляют?
Ч Трусу празднуют…
Ч Ха-ха!.. Ч шумел народ.
Многие, выпрастываясь из столов, пошагали к кучке, где монах. Резкий разда
лся свист.
Ч Ого! А ну еще подсвистни, Ч опять загнусил человек, одетый монахом.
Распаленный сочувствием толпы, он залез на скамейку, вскинул руки вверх.
Ч Готовься, Москва, великого гостя встретить!.. Будя нам под бабой жить!..
Точите, ребята, топоры!
Тут двое ражих из другого темного угла, опрокидывая скамьи, подскочили к
лохматому монаху, ударом по шее сбили его с ног, Ч кружка с медяками взбр
якала, Ч сгребли за шиворот, вон поволокли.
Ч Прошибся, ой, прошибся, слуги царские, облыжно говорю! Ч вырываясь, воп
ил бродяга и лаял по-собачьи. Ч Гаф-гаф-гаф! То вино во мне глаголет, бес хв
остатый вопиет во мне… Гаф-гаф! Заем! Порченый я, слуги царские, зело порче
ный… Гаф-ууу!.. А матушке Катерине верой-правдой…
Поднялась суматоха. Стражники хватали людей без разбора. Народ сразу оро
бел. Всей толпой, давя друг друга, хлынули на улицу, косяки дверей трещали.
Чахоточный целовальник внаскок налетал на завязших в дверях гуляк, визг
ливо орал им в спины:
Ч Православные! Робята! А деньги-т, деньги-т! Напили-нажрали… Побойтесь б
ога-т… Кара-у-ул!

На другой день, простояв обедню в раскольничьей часовне на Рогожском кла
дбище, Долгополов вошел в покои своего квартирного хозяина, купца Титова
, отвесил поясной поклон, поздравил с праздником Благовещенья пресвятые
богородицы и, помявшись мало, сказал:
Ч Отец Нил Сидорыч! Уважь мне в твоей лисьей шубе знатнецкой да в шапке б
обровой по городу взад-вперед проехать на лошадке на твоей…
Ч Пошто это? Ч строго вопросил горбоносый, в большой бороде старик.
Ч А так, что дело у меня, отец, не маловажное. Кой к кому заехать надлежит и
з людей великих. Подарок привезу тебе, отец.
Старик подумал, провел по морщинистому лбу рукой.
Ч Бери… Токмо не изгадь, мотри, одежину-то, да и лошадь не упарь.
Касаясь пальцами цветных половиков, Долгополов поклонился старику, ска
зал: «Спаси бог за доброту твою», Ч и на цыпочках пошагал обратно.
Ч Стой, Остафий! Ч Старик подобрал длинные полы кафтана и сел в мягкое к
ресло. Ч Вот собираешься ты в Казань-город ехать да в Ренбур…
Смотри, брат, не влопайся в оказию. Тамтка сугубая волноваха заварилась, г
оловы с плеч, аки кочаны, летят, народ вешают, кровь льется.
Ч Откудов ведаешь?
Старик-раскольник, как бы опасаясь чужих ушей, огляделся по сторонам Ч и
тихо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13