Ч Ах, верно, друг, ах, верно… Истинно сад мудрости… Ч обрадованно загнус
ил, зашамкал Остафий Долгополов и, юрко протянув руку к лежавшему на стол
е немецкому гаечному ключу, незаметно сунул его на ходу в карман свой.
Ч Ах, ах! Ну, до чего речи твои мудрые, до чего пресладок глас твой…
Они вышли из покоев, пересекли двор; барбосы, виляя хвостами, залаяли на чу
жака, хозяин и гость вошли в избушку возле бани, маленькую красочную фабр
ичку.
Ч Отец мой, царство ему небесное, был, как тебе ведомо, часовщиком, искусс
тву от немцев обучен, и жил он в скудной бедности. Нешто часами в сем город
ишке проживешь! И стал он яркие краски выделывать Ч кармин да бакан. Толь
ко краски, надо прямо сказать, были плоховаты у отца. А тут, сам знаешь, арми
я наша зело возросла, сукна для обмундирования занадобилась бездна, на к
раски страшный спрос. Ну вот, значит, как возмужал я, начал с красочным дел
ом возиться, сорт улучшать…
Ч Терентий Иваныч, свет, одолжи ты мне, бога для, кармину да бакану своего.
Еду я в Казань-город, тамо-ка, сказывают, в красках великая нужда, вот поеду
, продам с барышом и денежки тебе доставлю, свет, с поклоном низким… А нет, л
исьих мехов в орде куплю… Уж я не обману, я человек верный, кого хошь спрос
и.
Хозяин знал, что слава про Долгополова идёт худая: прощелыжник, жох, но по
мягкому нраву своему не смог отказать купцу:
Ч Ладно, краски дам, ни-то. (Долгополов косорото осклабился Ч рот до ушей
, бороденка уперлась в левое плечо.) А кармин у меня добрецкий, можно сказа
ть Ч на всю Россию знаменитый, пробу посылал в Санкт-Петербург, в Академи
ю художеств, постановлено признать кармин Терентия Волоскова «зело отл
ичным и пригодным для изображения на картинах багрянца и малинового бар
хата с отливом», так и в грамоте на сей счет прописано. Да и на фабриках для
ситцепечатания, для сукон кармин мой в ход пошел, заказов не обери-бери!
Ч Волосков выпрямился, гордо откинул голову. Ч В сем звании красочных д
ел мастера служу государству и промышленности нашей… и сим горжусь…
Ч Исполать тебе, свет Терентий Иваныч! Ч вновь отвесил ему купец поясно
й поклон.
Льстивостью, нахрапцем Долгополов сумел выклянчить у хозяина два изряд
ных тюрючка красок и сто рублей наличными деньгами.

2

Мороз крепчал. На базаре крик, гам, толчея. Долгополова за полы хватают, вс
як рвет покупателя к себе:
Ч А вот поросеночек, а вот!..
Купил Долгополов живого поросенка, взвалил в мешке на загорбок и посемен
ил мелкими шажками к воеводе. «Первеющее дело Ч пашпорт. А ну как не даст?..
»
Воевода Ржева-города всем воеводам воевода, секунд-майор Сергей Онуфри
евич Сухожилин, а по прозванью «Таракан». Такое от народа прозвище он пол
учил не зря и вовсе не за свою наружность, а по причине практичного, во бла
го градожителей, ума. Но об этом замечательном событии мы своевременно ч
итателей оповестим.
Воевода Сухожилин-Таракан Ч сын полка, он в армии Елизаветы дослужился
до сержанта, а по хлопотам проживавшей во Ржеве княгини Хилковой был про
изведен в офицерский чин и назначен ржевским воеводой.
Несет он бремя службы вот уже двадцать лет, сначала был корпусом строен, з
атем стал богатеть, толстеть. Сначала ходил бритым, в парике, затем, махнув
рукой на приказ, отпустил бородищу и лохматые волосы, как у кержака. Нрав
у воеводы крутой, горячий, глаза завидущие, руки загребущие, да к тому же и
добрым разумом не наделил его господь, водились за ним такие фокусы, что
Ч ах! Но милостию божией, доброхотным заступлением престарелой княгини
Хилковой, а наипаче через взятку златом, снедью и чем попало, воевода Тара
кан всякий раз выходил из-под суда бел и чист, аки снег блистающий. Слава т
ебе, господин, и тебе, княгиня, и вам, продажные суды, продажные души, велика
я слава и честь во веки веков. Аминь.
Мороз за щеки хватает, поросенок визжит, купец покряхтывает. А вот и богат
ый каменный воеводский дом. У ворот в полосатой будке дремлет будочник с
алебардой на плече, возле его ног рыжая шавочка по-сердитому пошавкивае
т.
Ч Песик, песик, на! Ч с опаской оглядываясь на собачку купец юркнул во дв
ор, сдал поросеночка на кухне с низким поклоном воеводихе, сам Ч в канцел
ярию.
Пусто, столы заляпаны чернилами, гусиные перья разбросаны, пол в плевках,
в рваных бумажонках. На воеводском, под красным сукном, столе Ч петровск
их времен зерцало, пропыленные дела, на делах разомлевший кот дремлет, на
д столом в золоченой раме её величество висит, через плечо генеральская
лента со звездой, расчудесными глазами весело на Долгополова взирает.
Нет никого, в открытую дверь мужественный храп несется, надо быть, сам вое
вода после сытой снеди дрыхнет. Долгополов топнул, кашлянул. Храпит нача
льство. Долгополов двинул ногой табуретку, двинул стол, барашком крикнул
:
Ч Здравия желаю! Это я…
Храп сразу лопнул, воевода замычал, застонал, сплюнул и мерзопакостно из
волил обругаться:
Ч Эй, писчик! Ты что, сволочь, там шумишь, спать не даешь? Рыло разобью!
Ч Это я, отец воевода, Ч загнусавил высоким голосом Остафий Трифонович.
Ч Раб твой худородный, купчишка Долгополов челом тебе бить пришел. Не пр
огневайся, выйди, отец-благодетель…
В доме жара, от печей горячий воздух тек, обрюзгший большебрюхий воевода
выплыл из покоев в подштанниках, в расстегнутой рубахе, босой.
Волосы всклочены, борода лохмата, глаза бараньи, губы толстые. За окном су
мерки, в канцелярии серый полумрак.
Ч Ты чего, дьявол, стучишь? Ч крикнул воевода. Ч Ах, это ты, Долгополов? Я
думал Ч подканцелярист… Пошто поздно? Присутствие закрыто ведь, Ч вое
вода рыгнул, перекрестил рот, почесал брюхо, сел за стол. Ч Что скажешь?
Ч Ой, отец воевода. Сергей Онуфрич, до твоей милости я, пашпорт хочу исхло
потать, хочу в Москву да в Казань-город ехать по спешным делам моим.
Ч Эй, дай-ко-те квасу мне! Ч опять крикнул воевода и пожевал пересохшими
губами. Потом прищурился на Долгополова, державшего под пазухой два тюр
ючка с красками, подумал: «Прощелыжник… Давно бы тебя, прощелыжника, надо
бно в кнуты взять, в тюрьме сгноить… Ишь ты, тюрючки.
Мне люди добрые мешками носят». И воевода, отдуваясь, прохрипел:
Ч Пашпорт тебе надобен? В Москву? В Казань?
Ч Так точно, милостивец, Ч переступил Долгополов мозольными ногами и б
лагопристойно покашлял в горсть.
Воевода вдруг заорал:
Ч Марья! Квасу! Ч и стукнул жирным кулачищем по столешнице.
Спавший на столе кот в испуге вскочил, хищно прижал уши, хозяин сшиб его на
пол, а купчик рыбкой нырнул в кухню, принес деревянный жбан и кружку белог
о фаянса. Воевода окатил душу холодненьким, перевел дух и сказал:
Ч Нет, не будет тебе пашпорта. Ты весь век свой шляешься, не сидится тебе н
а месте-то… Ты хлюст порядочный…
Долгополов сунул тюрючки на скамейку, всплеснул руками и, скосоротившис
ь, повалился на колени:
Ч Милостивец, батюшка! Не губи, выдай… Самонужнейшие дела у меня в Казани
.
Ч С пустыми руками к воеводе не ходят. Нет, не дам…
Ч Я твоей супруге поросеночка живенького принес. Сосунок. К Рождеству Х
ристову выкормишь.
Ч Поросеночка? Сам ешь. Не больно корыстен поросенок твой. Ступай с богом
, не дам.
Ч Батюшка, воевода пречестной! Ч взмолился Долгополов. Ч Я ныне челов
ек разорившийся, панкрут, сам изволишь знать… А в дороге чаю дела поправи
ть, может, паки богатым стану, паки откуп в Питере сниму, золотом засыплю т
ебя, отец.
Ч Ты на посуле, как на стуле… Знаю тебя, хлюст ты… Ступай!
Воевода встал и ушел в покои, захлопнув дверь.
Долгополов покачал сокрушенно головой, вышел ни с чем на улицу.
Сумерки сгущались. На западе широкая заря стояла. На желтом небе, как на зо
лоте, синели маковки церквей и колоколен. Будочник, взгромоздившись на п
риставленную к столбу лестницу, оправлял фонарь, подливая в него конопля
ное масло. На мрачно прошагавшего Долгополова рыжая шавочка пошавкивал
а. На душе у Долгополова кошки скребут. Ну да ничего, он этого воеводу-хаба
рника еще уломает.

Ч А ну-ка, стукнусь к Твердозадову, авось еще не дрыхнет, авось деньжат с н
его сдерну; без деньжат куда пойдешь, Ч вслух подумал опечаленный Остаф
ий Трифонович.
Купец Абросим Твердозадов канатную фабричку имел, почитался в больших т
ыщах, недавно кирпичную церковь старообрядцам пожертвовал, но был груб,
суров и на руку дюже ерзок. Во Ржеве до пятнадцати таких канатных завезен
ий, купцы делали из конопли веревки самым незатейливым способом, а в рабо
тных людях у них городская голытьба да оброчные крестьяне.
Подошел Долгополов к кирпичному двухэтажному дому. Над дубовыми ворота
ми крест восьмиконечный врезан, под ним Ч медный складень. Постучал в ка
литку, спросил дворника:
Ч Сам-то дома?
Ч Дома. Токмо ной у него в поясах, спину пересекло, кажись, лежит.
По блоку злющий кобель на цепи взад-вперед сигал и люто лез на оробевшего
купца. Творя молитву от укусов песьих, Долгополов на черное крыльцо, дерн
ул в кухню дверь Ч не подается, дернул со всей силы Ч плохо заложенный кр
ючок слетел, дверь разом распахнулась. Долгополова обдало паром, как из б
ани. Он шагнул в кухню и, чтоб тепла не упустить, захлопнул за собой дверь. Д
ва сальных огарка сквозь пар чадят. Опершись о печку руками, согнув широк
ую красную спину (бородатую с плешью голову вниз), стоял голый человечище,
хозяин Абросим Силыч Твердозадов, а его дородная красавица жена, тоже го
лая по пояс, в какой-то коротенькой юбчонке, со всем усердием и с молитвен
ным от немощи причетом растирала редькой поясницу супруга своего. Голый
человечище кряхтел, охал, жалостно постанывал.
И лишь захлопнул вошедший Долгополов за собой дверь, вспугнутая хозяйка
с визгом: «Ой-ой, кто это такое вперся?» бросилась в покои, голый же человеч
ище, не меняя положения, только обернул бородатый лик свой в сторону воше
дшего и сипло закричал:
Ч Дворник, ты? Эк тебя, дьявола, прости меня, господи, черти-то носят. Никак,
крюк в двери сорвал. Пошел, стерва, вон!..
Ч Не извольте беспокоиться, Абросим Силыч. Это не дворник, а самолично я,
Долгополов Остафий…
Ч Ты? Пошто ты, тварь, не в показанное время лезешь, пошто двери чужие лома
ешь, аки тать? Тут женщина в нагом естестве, а он, собака…
Ч Я, Абросим Силыч, видит бог, защурившись стоял и наготы вашей супруги н
е приметил, Ч врал Долгополов, отлично зная, сколь ревнив был Твердозадо
в к красавице жене своей. Ч Я, Абросим Силыч, в простоте душевной деньжон
ок у вас попризанять насмелился-с… Дозарезу нужны, Абросим Силыч… Погиб
аю-с, Ч пел елейным голосочком Долгополов.
Забыв про поясницу, ревнивый муж вгорячах быстро распрямился, от резкой
боли застонал и, шагнув к попятившемуся Долгополову, весь затрясся в зло
бе:
Ч Тебе… денег… Тьфу!.. Ты, мошенник, чуть в трубу меня не выпустил. Плут ты, п
о тебе давно тюрьма плачет… Уйди, зелье лихое, пока я те щелоком морды не о
шпарил!
Долгополов схватился за дверную скобку:
Ч Не извольте гневаться, Абросим Силыч. Уж ежели я мошенник да плут, так в
ы вдвое…
Великан хозяин молниеносно сгреб ухват, замахнулся им на Долгополова, пи
нком ноги вышиб его за дверь и, выскочив вслед за ним, орал:
Ч Митька! Ивашка!.. Спускай собак… Трави его, асмодея!
Впереверт кувыркаясь с лестницы, заполошно орал и Долгополов:
Ч Постой, постой, длиннобородый черт! Я те покажу, как честных людей увеч
ить… Я самому воеводе жалобу подам! Он те бороду-то рыжую убавит…
Ч Чихал я на твоего воеводу-дурака! Жулик твой воевода, крохобор.
Ивашка, черт, чего смотришь? Дуй его!
И Твердозадов, опять заохав, скрылся в кухню, а дворник схватил Долгополо
ва за шиворот и поволок со двора, как волк барана.

3

На другой день мрачный Остафий Трифонович, похлебав толокна с квасом, сн
ова направился в воеводскую канцелярию. Скучала поясница, побаливала го
лова от вчерашней затрещины. Подьячий в медных больших очках, писчик и дв
а подкопииста, поскрипывая гусиными перьями, строчили бумаги. Кот сидел
на полке с законами, умывался лапой, зазывал гостей. Воеводы не было. По сл
учаю рождественского поста он говел, еще из церкви не приехал.
Долгополов вышел на улицу, ждал у ворот, вел беседу с будочником.
Ч Идёт, идёт такой слушок, Ч охрипшим голосом говорил бударь, для сугре
ва переминаясь с ноги на ногу. Ч Токмо я сему веры не даю, ни боже мой! Може
т ли такое статься, чтобы из мертвых царь воскрес? Ни боже мой!
Вчерась двоих пьяных загребли в кабаке за язычок, маленько попытали бато
жьем острастки ради, да с пьяного чего возьмешь…
Подкатил воевода с бубенцами. Прохожие, сдернув с голов шапки, низко клан
ялись начальству. Долгополов подхватил воеводу под ручку, подсобил из са
ней выпростаться, на крыльцо взойти.
Ч Не дам, не дам, Ч бормотал воевода, обдирая сосульки с густых усов.
Ч За пашпортом? Не дам…
Ч Я, отец воевода, с жалобой к твоей милости пришел. Дай защиту…
Ч С жалобой? На кого показываешь?
Ч На ирода и разбойника, на Аброську Твердозадова.
Ч Ась, ась? Ч и воевода, чтоб лучше слышать, отогнул стоявший кибиткой ли
сий воротник. Ч На кого? На Аброську Твердозадова? Давай-давай его сюда…
Он предо мной шапки не ломает, его гордыня заела. Он, подлец, на меня в Тверь
жалобу писал… Он вроде тебя Ч хлюст, а нет, так и погаже… Давай-давай… В че
м обвиняешь? Шагай за мной…
Воевода стал веселым, суетливым, сказал:
Ч Обожди, пожалуй, в канцелярии, я чайку испью. Приобщался сегодня я…
Через час в канцелярии появился воевода в кургузом мундире и при шпаге. В
се вскочили, бросили перья, с низким, подобострастным поклоном гулко про
кричали:
Ч С принятием святых таинств поздравляем, васкородие! Имеем честь!
Ч Спасибо, ребята… Долгополов! Показывай, в чем дело. Иван Парфентьич, са
дись сюда, пиши.
Долгополов и подьячий подошли к красному столу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13