Амос спустился к ним и приветствовал всех коротким кивком.— Как дела на судне? — спросил Мартин.Траск скорчил жалобную гримасу.— Бедная посудина! Глаза б мои на такое не глядели! Точно благородную леди превращают в портовую шлюху! — Ответом ему был дружный смех всех троих, и Амос в свою очередь не удержался от улыбки. Он обернулся и снова взглянул на свой корабль. — Еще неделя, и ее было бы нипочем не отличить от заправского брига флибустьеров. Но время не ждет, да и то сказать, ведь эти мерзавцы видели «Орла» ночью и успели уж позабыть, каков он из себя. Пожалуй, что сойдет и так.— Я тоже думаю, что все обойдется, — поддержал его Мартин.— Так когда же мы отплываем? — нетерпеливо спросил Николас.Амос помотал головой:— Я знаю, что ты твердо вознамерился плыть вместе с нами, Ники, но заклинаю тебя, одумайся, пока не поздно!— Это еще почему? — Николас вскинул голову и с вызовом взглянул на адмирала.Амос протяжно вздохнул.— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя как родного внука и желаю тебе добра. А потому выслушай меня спокойно, без сердца. — Николас нехотя кивнул. — Меня тревожит, что ты ведешь себя как влюбленный юнец, а вовсе не как принц крови, коему надлежит глядеть на вещи здраво и быть рассудительным. — Николае собрался было возразить ему, но Траск не дал ему заговорить. — Подожди, я еще не закончил. Я ж ведь не слепой! Я видел, как ты переменился в лице, когда в первый раз увидел леди Эбигейл. Останься все как прежде, я от души пожелал бы тебе успеха и присоветовал бы как можно скорее затащить ее в постель. — Щеки Николаса покрыл густой румянец. Амос сдержанно усмехнулся и потрепал его по плечу. — Но теперь слишком многое поставлено на карту, понимаешь?Принц упрямо помотал головой:— Нет!— Давно ли ты гляделся в зеркало, дружок? Ведь ты ж копия своего папаши, да продлят боги дни его высочества Аруты! Он правит Крондором вот уж три десятка лет, и за эти годы любой из тех головорезов с Островов Заката, что напали на Крайди, мог его увидеть и запомнить. И вот ты, его живой портрет, заявишься во Фрипорт под видом пирата…— Я могу изменить свой облик, — с вызовом ответил на это Николас. — К примеру, отращу бороду. Да мало ли…— Взгляни-ка лучше сюда, — мягко, но настойчиво прервал его Траск. Принц проследил за взглядом адмирала и понурил голову. Траск смотрел на его сапоги. Левый заметно отличался от правого. — Ведь о твоем увечье, дружок, — добавил адмирал, переходя почти на шепот, — как и о вашем с Арутой сходстве, известно всякому.— Но я мог бы… — с глазами, полными слез, пробормотал принц и запнулся, не зная, возможно ли скрыть увечье от посторонних взоров.Рука Мартина легла на его плечо:— С этим ничего нельзя поделать, Николас. Тебе остается только одно: смириться и не искушать судьбу.Принц резко отпрянул от него. Неподдельное сочувствие, нотки которого он уловил в голосе дяди, больно кольнуло его самолюбие. Он исподлобья посмотрел сперва на Амоса, потом на Мартина и наконец — на Пага. Взор чародея был красноречивее всяких слов. В душе Николаса затеплилась надежда.— Неужто вы мне поможете?— Я мог бы тебя исцелить, но помочь себе сумеешь только ты сам, — с загадочной полуулыбкой отвечал ему Паг.— Я готов.— Боюсь, у тебя для этого недостанет смелости, — мягко возразил волшебник.Николас нахмурился и помотал головой.— Скажите мне, что я должен сделать, чтоб избавиться от своего увечья! — потребовал он. — И я исполню все в точности, чего бы мне это ни стоило.— Все, что нам с тобой нужно на первых порах, — это тишина и уединение. — Паг улыбнулся и положил руку на плечо Николаса. Увлекая его за собой прочь от остальных, он замедлил шаги, обернулся и обратился к Мартину:— Мы будем в замке. Нам потребуется помощь. Скажи Накору и Энтони, чтобы они отправились туда следом за нами. — Мартин кивнул, и Паг с Николасом продолжили свой путь.Они молча шли через сожженный город. Паг погрузился в размышления, Николас же был слишком взволнован, чтобы говорить. Но у ворот крепости чародей внезапно остановился.— Давай подождем здесь остальных.— Да. Как вам угодно, — поспешно ответил Николас.— Что ты сейчас чувствуешь? — Паг пристально, изучающе взглянул на юношу.Принц смешался и беспомощно развел руками:— Не знаю… Сказать по правде, я… Мне страшно.Паг ободряюще ему улыбнулся:— Чего же именно ты боишься?— Я боюсь потерпеть поражение. А еще того больше — навлечь беду на других. Боюсь, что злодеи дознаются, кто мы такие, и умертвят пленников. — Он опустил голову и глухо, с горечью добавил:— Похоже, я боюсь всего на свете!— Но что-то ведь страшит тебя более всего остального?Николас долго ему не отвечал и наконец с усилием произнес:— Показать себя слабым, трусливым, никчемным человеком.Лицо Пага просветлело:— В таком случае ты почти наверняка избавишься от своего недуга.Вскоре на вершину холма поднялись Энтони и Накор. Придворный чародей поклонился Пагу:— Герцог Мартин сказал, что вы желали нас видеть.Паг кивнул:— Николасу предстоит пройти через серьезное испытание. Мы должны будем ему помочь.— С превеликой радостью, — улыбнулся Накор, Энтони же озадаченно нахмурился:— Боюсь, я не понимаю, в чем дело.Николас с волнением и надеждой взглянул на Пага:— Мастер взялся избавить меня от увечья.— Ничего подобного, — запротестовал чародей.— Но как же так…Паг жестом велел ему замолчать:— Подобное не под силу никому, Николас…— …Кроме тебя самого, — подхватил исалани.— Мы можем лишь помочь тебе в этом. Если ты будешь нуждаться в помощи.Николас растерянно заморгал:— Я решительно ничего не понимаю.Паг взял его за руку и повлек к руинам замка.— Пойдем, я все тебе объясню.Они вошли в обезображенный огнем главный зал и направились к лестнице, что вела в северную башню. Поднявшись по ступеням. Пат кивнул в сторону открытого проема, который зиял на месте сгоревшей двери.— Прежде это была моя комната. А Кулган, мой добрый учитель, жил наверху.— А теперь ее занимаю я, — со смущенной улыбкой сказал Энтони. — Вернее, я жил тут прежде, до пожара. Сперва я хотел было поселиться наверху, но тут было гораздо теплее, да и воздух всегда оставался свежим. Весь дым выходил из комнаты по изогнутой трубе над печкой. — Он указал на потеки расплавленного метала под отверстием для трубы в наружной стене.— В свое время я заказал эту трубу и вытяжной зонт над печью замковому кузнецу, — с грустной улыбкой кивнул Пат. По лицу его скользнула тень. Было очевидно, что он перенесся мыслями в далекое прошлое. Оба чародея и Николас молчали, почтительно ожидая, когда он вновь заговорит с ними. Паг снова обвел глазами комнату, которая много лет назад была его жилищем, и с улыбкой обратился к принцу:— Я рад, что ты именно здесь подвергнешься назначенному тебе испытанию. — Он кивком пригласил Николаса пройти в каморку. Принц с готовностью ему повиновался. — Сядь у окна. Сбрось сапоги.Николас послушно уселся на черный от пепла пол и один за другим стянул с ног сапоги. Паг опустился на корточки напротив него. Накор и Энтони остановились рядом с чародеем.— Николас, прежде всего ты должен уяснить себе кое-что важное о своей собственной природе, о ее свойствах, которые роднят тебя с большинством людей, что живут на этой планете, да и на многих других тоже.— Что именно? — живо спросил принц.— Мало кому из живущих удается познать самих себя. Мы отдаем себе отчет в том, что нам нравится, а что нет, что делает нас счастливыми и что заставляет грустить. Но бренная реальность слишком над нами довлеет, и потому мы зачастую до смертного своего часа не можем постичь глубинной сути своего «я». — Николас после некоторого колебания коротко кивнул, и Паг продолжил:— Знай же, что причины врожденных увечий, подобных твоему, почти не поддаются определению. На этот счет существует множество всяких теорий. Святые отцы и монахи из разных орденов перечислят тебе десятки и сотни таковых, если ты их об этом спросишь, но доподлинно об этом ничего и никому не известно. Мы можем лишь строить догадки.— Может статься, что твой врожденный изъян — это испытание, ниспосланное тебе богами, из коего ты должен извлечь урок, Николас, — вставил Накор.Паг согласно кивнул:— Многие полагают, что именно так все и обстоит.— Чему же может научить меня это уродство? — в голосе принца звучали досада, недоверие и некоторый вызов.— Многому, — твердо ответил Паг. — Смирению и гордости, отваге и осторожности, мужеству, милосердию…— Или вовсе ничему, — с усмешкой вставил исалани.— Много лет назад, когда ты был ребенком, твой отец призвал в Крондорский дворец множество магов и священников, и те пытались тебя исцелить. Помнишь?— спросил Паг.Николас пожал плечами:— Смутно. Мне запомнилось лишь, что было очень больно.Паг накрыл рукой ладонь принца.— Так я и думал. — Он пытливо заглянул в глаза Николаса и улыбнулся ему. Голос его, когда он заговорил, звучал ласково и проникновенно:— Поверь, Николас, лишь тебе одному под силу избавить себя от этого изъяна. Знаешь ли ты, что есть страх?Николас пожал плечами. Веки его начали тяжелеть, по телу пробежали мурашки.— Страх? — повторил он, едва ворочая языком. — Почему вы об этом спросили?— Потому, — назидательно проговорил Паг, — что именно страх определяет многие из наших поступков, он оплетает наши души незримыми путами, он подталкивает нас к проторенным, исхоженным путям и принуждает остерегаться всего нового и неизведанного. Он редко себя обнаруживает, и мы склонны принимать его нашептывания за голос разума, а то разрушительное воздействие, которое он на нас оказывает, — за приверженность здравому смыслу, рассудительность и житейскую мудрость. — Он ободряюще улыбнулся принцу и сжал его руку. — Храбрец — это вовсе не тот, кто ничего не боится. Истинная смелость проявляет себя в готовности идти на риск вопреки всем страхам, в уменье их преодолеть. Ты можешь добиться успеха, лишь осознав всю сложность того, что тебе предстоит, и всю опасность задуманного. Ведь риск поражения очень велик. Но тебе этот урок необходим.Николас слабо улыбнулся и пробормотал:— Отец когда-то говорил мне почти то же самое. — Мысли его начали путаться, в голове звенело. Он чувствовал себя так, словно выпил лишнего.— Николас, когда бы ты, будучи несмышленым дитятей, пожелал исцелиться от увечья, лекари, маги и святые отцы смогли бы совладать с твоим недугом. Всем их усилиям противостоял страх, что и поныне гнездится в твоей душе. По неведомым мне причинам ты все эти годы слишком дорожил тем обличьем, которое он принял, и душа твоя была не готова его отринуть. Теперь тебе надлежит понять его подлинную суть и от него избавиться. Лишь так ты победишь свой недуг. Готов ли ты к этому, Николас?Принц не смог вымолвить ни слова. Он лишь слабо кивнул в ответ Пагу. Глаза его закрылись, голова бессильно свесилась на грудь.Откуда-то издалека до него снова донесся голос чародея:— Спи, Николас. Сон, что тебе приснится, непременно окажется вещим. *** Николаса объяла густая, теплая, влажная тьма. Ему было уютно и покойно. Он чувствовал себя здесь в полной безопасности. Внезапно кто-то негромко позвал его:— Николас?— Что?— Ты. готов?Вопрос этот его озадачил.— К чему я должен быть готов?— К тому, чтобы узнать правду о себе.Его охватила паника. Чувство покоя и уюта исчезло без следа. По телу пробежал озноб. Помедлив, он едва слышно прошептал:— Да.Его ослепил яркий полуденный свет. Он очутился в просторных дворцовых покоях, под самым потолком, близ распахнутого настежь окна. Внизу он разглядел дитя, горько рыдавшее на руках у дородной рыжеволосой женщины. Кормилица. Губы ее шевелились. Он не мог расслышать слов, но откуда-то ему было известно, о чем она говорила. Она уверяла своего питомца, что не даст его в обиду и никому не позволит причинить ему зло.Николаса охватила ярость. Женщина лгала! Она никогда и ничем его не защитила от бесчисленных обид и от насмешек окружающих. Видение подернулось дымкой, потускнело и вскоре исчезло. Он увидел себя ребенком, который медленно, припадая на левую ногу, брел по длинному дворцовому коридору в свою спальню. Навстречу ему шли два маленьких пажа. Они поклонились ему и, стоило ему отойти на несколько шагов, принялись оживленно шептаться между собой. Он знал, что они говорят о его увечье и уж конечно насмехаются над ним. Он бросился в свою комнату с горящими щеками и глазами полными слез, изо всех сил хлопнул дверью и поклялся никогда больше не переступать порога спальни. Его душили слезы обиды и ярости. Он проплакал в одиночестве несколько долгих часов. К вечеру один из пажей доложил ему о скором приходе отца.Он с трудом заставил себя подняться с постели, ополоснул лицо прохладной водой из серебряного кувшина, что стоял на умывальном столике, и стал дожидаться принца. Когда тот пришел, мальчик постарался принять веселый и беззаботный вид. Он знал, что отец терпеть не может слез. Арута поманил его за собой. Николасу следовало выйти в зал приемов и участвовать в очередной церемонии. Он подчинился, позабыв о своей клятве не покидать пределов спальни. Он сотни раз давал себе этот обет и неизменно его нарушал. Ему было шесть лет от роду.Вскоре и это видение сменилось другим. Старшие братья, великовозрастные юнцы, высокие, стройные, сильные, с медно-рыжими волосами, унаследованными от принцессы Аниты, веселились вовсю и наперебой острили на его счет, делая вид, что вовсе его не замечают. Они называли его то мартышкой, то черным тараканом. Не помня себя от обиды и боли, он бросился прочь.Картины прошлого замелькали перед его глазами с лихорадочной поспешностью. Он видел красавицу сестру, слишком занятую собой, чтобы обращать внимание на младшего брата, родителей, все время которых было посвящено государственным делам, сонм вышколенных слуг, за чьим усердием проглядывало полное равнодушие к застенчивому и замкнутому ребенку.Но внезапно все эти образы прошлого, что навек впечатались в его память, уступили место настоящему, и Николас снова услыхал голос Пага:— Готов ли ты остаться один на один со своей болью?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109