– Все зависит от того, что ты сейчас скажешь.
– Что я скажу? Вот тут, но это весьма приблизительно, потому что находится – как бы это объяснить? – этажом ниже. В другом пространстве. Они не уничтожены, но заперты в нем, и Каэ говорит, что никто, кроме нее, их оттуда не достанет через тысячу лет.
– Почему именно через тысячу?
– Потому что проникнуть в это пространство можно только раз в тысячу с лишним лет.
Магнус серьезно занимается своим чертежом. Астерион с интересом наблюдает за работой мага. Полностью поглощенный своим занятием, молодой чародей вынимает недостающие предметы из воздуха, как это обычно делают бессмертные, раскладывает по полочкам, видным только ему, а потом по мере надобности снимает оттуда.
– Потрясающе, – говорит бог. – Ты давно так умеешь?
– Как? – не поднимая головы, спрашивает Магнус. – А-а, так... Конечно, это же совсем просто.
– Интересно, что ты еще считаешь совсем простым, – бормочет Астерион негромко.
Пока он пытается понять, каким образом Магнусу удается управляться с пространством – ведь заклинаний, как его коллеги, он не читает и даже не похоже, чтобы он произносил их про себя, – молодой чародей находит искомую точку.
– Ну и ну! – произносит он, откидываясь на спинку стула. – Я и сам не ожидал. Она все-таки сделала это, Астерион. Вот он – знак Лавара. И теперь остается решить всего один вопрос – что с этим делать?
– Как это что? – Бог Ветров смотрит на мага с безграничным изумлением. – Немедленно открыть проход тем, кто до сих пор не может выбраться из западни. Ведь моим братьям только этого знака и не хватает... Ну, может, не только его, но попробовать стоит. Неизвестно, правда, где и как. И скажи правду, твои учителя никогда не рассказывали тебе о сущности этого знака?
– Весьма приблизительно, – говорит Магнус. – Насколько я представляю себе, он может снять любую печать. То есть абсолютно любую. И потому можно выпустить на волю как добро, так и зло.
– Дорогой мой! – восклицает Астерион. – Так не читай же его над чем попало. Или используй свою волю, чтобы при наложении знака Лавара вызвать именно то, что тебе необходимо. Или того, кто тебе необходим. Ты не будешь против, если в первый раз это попробую я?
– Кто я такой, Астерион, чтобы быть против?
– Ты, – серьезно говорит Бог Ветров, – самый сильный чародей, который когда-либо рождался под этим небом, даже если это небо еще ни о чем не подозревает...
Внезапно бессмертный прерывает себя на полуслове, прислушивается.
– Извини, Магнус, – бросает через плечо. – По-моему, я нужен на Охе...
В темной библиотеке смертельно уставший чародей роняет голову на стол. Стол, конечно, твердый, но он этого не чувствует. Он уже спит.

Лурды выглядели более чем странно, и на какой-то краткий миг Теконг-Бессар усомнился в правильности своего выбора. Но отступать было поздно, да и некуда.
Люди с Гобира прибыли на трех кораблях; была их всего тысяча, разбитая на сотни; все десять сотников беспрекословно подчинялись Баяндаю, из чего Золотой шеид сделал вывод, что его гость является персоной еще более важной, нежели он считал. Сотни выстраивались во дворе замка, распаковывали тюки, в которые были уложены их вещи и оружие. Командиры лурдов отправились в конюшню, где заранее предупрежденные конюхи делали все, чтобы угодить этим статным, сильным людям с лицами каменных изваяний. Правда, иногда сотники вежливо улыбались, но под их улыбками подданные Тиладуматти терялись, смущались и испытывали безотчетный ужас.
Приблизительно так и должны чувствовать себя обычные люди, когда палач, занося топор над их головой, решает вдруг по-дружески улыбнуться.
Стражники скептически рассматривали прибывших, вполголоса споря, как обернется дело: в пользу унгараттов или на руку шеиду.
– Нет, они, правда, люди сильные и ловкие, это сразу видно, – втолковывал один из охранников своим товарищам. – Но ведь без доспехов их просто раздавят. Конница налетит и затопчет – унгаратты сплошь в броне их так сразу не достанешь. А эти ну ровно червяк земляной – мягкие, гибкие, тощие и податливые.
– Авось знают, что делают, – неуверенно возражал другой. – Не могут лурды эти ничего не знать о доспехах. Да ты сам посуди – ты их клинки заметил?
Воцарилось почтительное, чуть ли не торжественное молчание. Охрана мельком увидала мечи прибывших воинов и надолго потеряла дар речи. Недавно вся Кортегана гудела от страсти к мечам Гоффаннона... Так вот, мечей Гоффаннона охранники шеида не видели, но зато видели лурдские клинки.
– Клинки и впрямь драгоценные, – согласился не колеблясь спорщик. – Но одним клинком жив не будешь. Господа рыцари недаром придумали полное вооружение и доспехи. Ты ж погляди – клинки тоненькие, ежели топором против них, то от мечей лурдских ничего не останется.
– А я говорю – останется! – не выдержал первый охранник.
Они бы еще долго спорили, но тут один из лурдов, несильно размахнувшись, перерубил бревно с человека толщиной. Он вовсе не красовался, и на застывших с открытыми ртами охранников внимания не обращал – просто проверял остроту меча.
– Ах ты!.. – отреагировала толпа.
Во двор замка высыпала целая толпа слуг, поваров, придворных и воинов внутренней охраны. Слух о прибытии диковинных людей, нанятых шеидом для войны с унгараттами, моментально облетел столицу, и у стен крепости уже бесновался простой люд, изнывая от желания хоть одним глазком поглядеть на пришельцев.
Теконг-Бессар досадливо поморщился, когда ему доложили о непосредственной реакции его добрых граждан.
– И что ты посоветуешь сделать, Баяндай? – спросил он. – Разгонять толпу силой я не могу. Было бы абсолютной глупостью настраивать против себя своих подданных в столь неудачный момент. А терпеть их выходки я тоже не намерен.
– Ты позволишь мне заняться этим делом? – с легкой улыбкой спросил лурд.
– Конечно. – И Теконг-Бессар всплеснул пухлыми руками, всем своим видом показывая, что он полностью поддерживает Баяндая в любом начинании, и даже спрашивать не стоило.
Тот скользящими шагами прошел через весь зал, отворил дверь и... ничего не сделал: ни голоса не подал ни махнул, даже мускулы на его лице не дрогнули, насколько мог со своего места заметить шеид. Однако спустя несколько секунд перед Баяндаем так же бесшумно и внезапно возник один из его лурдов. Был он на полголовы ниже своего предводителя и немного шире в кости; Но так же коротко острижен; одет в кожаные одежды – облегающую безрукавку с глубоким вырезом на груди, узкие штаны и кожаные наручи. Тонкая талия была перетянута широким – в две ладони – поясом, за которым тускло поблескивали рукояти кинжалов.
– Мадурай, – обратился к нему предводитель, – те люди во дворе замка и за стенами ведут себя нескромно. Они мешают.
Лурд склонил стриженую голову, и в его правом ухе сверкнула бриллиантовой каплей серьга. Так же молча удалился из поля зрения шеида, и Теконг-Бессар не смог понять даже, в какую сторону он направился.
Мадурай же выскользнул с черного хода, открыл боковые ворота замка и вышел наружу. Толпа бесновалась прямо у центрального входа, вопила, кричала; большинство собравшихся, особенно те, кто прибыл в последние полчаса, понятия не имели, зачем вообще здесь находятся. Человек в толпе – это совсем не то же самое, что он же, но в одиночестве. Толпа пробуждает самые низменные инстинкты, причем происходит это моментально и не объясняется ничем.
Граждане Маягуаны прыгали, делали непристойные жесты, улюлюкали. Кто-то внезапно завопил:
– Смерть чужакам!!! Зачем нам чужаки?
– Правильно! – поддержал его второй голое. – Унгаратты, хассасины, теперь эти... Люди! Что же с нами делают? Что же мы, на своем горбу всю жизнь кого-нибудь возить будем?!!
– Унгаратты в трех переходах от столицы! – вы крикнул истеричный голос. – Если мы выдадим им шеида и чужаков, они пощадят нас!
– Верно! Верно! – раздались вопли и справа, и слева.
Волнующаяся многотысячная толпа не поняла, когда как появился перед ней высокий, бронзовокожий человек с коротко остриженными светлыми волосами. Одет он был настолько необычно, а стоял в такой свободной и раскованной позе, что все поневоле затаили дыхание, рассматривая его. Видимо, по чистой случайности стоял он на таком месте, что был хорошо виден отовсюду. Даже те, кто стоял в задних рядах, могли свободно его разглядеть.
– Друзья мои, – мягко произнес Мадурай, – вы утомились, ожидая загадочных лурдов. А это нехорошо. Вам следует идти по домам, друзья мои.
Толпа вздохнула как один человек. Ничего угрожающего не было ни в словах, ни в интонациях странного воина. Однако всех охватил ужас. Они почувствовали, что виновны перед ним, а он волен карать и миловать по своему усмотрению. Людям стало страшно, и они попятились, отступили. Всего на один или два шага, но начало было положено.
– Может, вы хотите что-нибудь сказать моему командиру? – столь же спокойно продолжил Мадурай, и его указательный палец внезапно уперся в какого-то толстяка, стоявшего в первом ряду. – Наверное, ты? Или ты? – Указующий перст переместился на соседнего человечка, моментально ставшего жалким и испуганным.
– Нет, нет, господин!
– Тогда что же вы делаете здесь? – спросил лурд жестко.
Все стали переглядываться, недоумевая: кажется, вообще перестали соображать, и толпа, поволновавшись, начала медленно разваливаться. Задние ряды уже мчались со всех ног по направлению к Маягуане.
– Убирайтесь, друзья мои, – посоветовал Мадурай и улыбнулся.
Его улыбка подействовала сильнее любой угрозы. И спустя несколько минут холм был чист. Лурд довольно огляделся по сторонам, затем снова вошел в замок через боковые ворота.
– А вы, – бросил охранникам, – немедленно на стены. Начать готовиться к обороне замка! – рявкнул так, что у солдат уши заложило. Спотыкаясь, роняя на ходу мечи, они кинулись врассыпную, словно стайка кроликов.
Слуги и придворные попятились при виде Мадурая и не стали дожидаться, пока он обратится конкретно к ним, – сами исчезли в недрах замка.
Лурд отправился к своим товарищам, им предстояло готовиться к большому сражению.

Аджахак доставил Каэтану в Сонандан уже под утро. Небо медленно серело, Салмакида еще спала; Храм Истины тоже был тих и спокоен.
– Наверное, Траэтаона не стал никого оповещать о своем прибытии, – предположил Тиермес. – А то бы Нингишзида донял его заботой и расспросами о тебе. Думаю, наш Вечный Воин завалился в какой-нибудь беседке и спит как суслик. Набирается энергии.
– Он очень правильно решил, – одобрила Каэ. – А то не миновать бы нам теплой встречи.
– Ну, дети мои, – вмещался в их разговор дракон. – Отпустите старую, полудохлую ящерицу, и она тоже последует примеру мудрого Траэтаоны. А потом можете беседовать под открытым небом сколько вашей душе угодно. Только не жалуйтесь никому на усталость – вас все равно не поймут...
– Конечно, конечно, – сказала Каэ, спускаясь с шеи Аджахака на руки Тиермеса. – Извини. Еще раз благодарю тебя за помощь.
– Скоро увидимся, – пообещал дракон.
Он поднялся в воздух и стремительно понесся к Демавенду.
Каэ и Тиермес остались стоять недалеко от храмового парка; как-то само собой вышло, что Владыка Ада Хорэ все еще держал на руках свою драгоценную ношу. Заметив это, он опустил ее на землю со всей осторожностью.
– Что ж, – сказал, улыбаясь, – если хочешь, я сейчас же отправлюсь в Курму, к твоему Зу, и расскажу ему, что ты вернулась и все благополучно закончилось. Думаю, он уже знает, что ты улетела невесть куда на драконе, и теперь империя разваливается на части от его стенаний.
– Не дразни его, это нехорошо, – мягко укорила Каэтана.
Она смотрела на Тиермеса странным, долгим взглядом, и глаза ее – влажные, лучистые – сияли ярче утренних звезд.
– Что с тобой? – встревожился Жнец.
– Ничего особенного. Просто, когда ты исчез там, на Джемаре, я ощутила пустоту. Я пыталась, но так и не смогла себе представить, что буду делать без тебя, если случится самое непоправимое.
– Постой-постой, – прервал ее Тиермес. – Это неправильно!
– Что неправильно? – изумилась Каэтана.
– Обычно я говорю тебе о своих чувствах, а ты прерываешь меня и даешь понять, что все, что было когда-то, – было когда-то. И к настоящему не имеет отношения. Не отбирай у меня мой хлеб и не вторгайся на мою территорию. Я грозен и свиреп, когда защищаюсь.
Странное это зрелище – растерянный владыка Царства Мертвых.
Богиня Истины – хрупкая, маленькая, такая слабая на фоне величественного сияющего Жнеца – подошла к нему вплотную, встала на цыпочки и обвила его руками. Движение это было отнюдь не дружеским, а полным чувства и тоски по нему.
Недоумевающий Тиермес легко подхватил ее на руки, приблизил свое лицо к ее – залитому слезами, отчаянному:
– Да что с тобой?
– Знаешь, Тиермес, вдруг этот мир и вправду придет к концу? Вдруг мне не удастся то, что задумано? И я вовсе не хочу умереть до того, как ты узнаешь, что я совсем не случайно спустилась тогда в Ада Хорэ... Что я, я люблю тебя.
Тиермес хотел было спросить: «А как же Зу-Л-Карнайн?» – но он был слишком мудрым, слишком древним существом, чтобы выяснять для себя очевидные истины.
Каэтана любила не так, как может любить простое смертное существо. Будучи бесконечной по своей природе, она могла вместить в себя бесконечное количество душ.
Истина одна.
Но для каждого – своя.
Тиермес был уверен еще в одном: в том, что его обожаемая богиня любит не только его и Зу-Л-Карнайна;
Он даже мог назвать имя этого человека, но не хотел причинять ей боль.
В ту ночь в покоях Богини Истины никто не спал. Ровное серебристо-голубое сияние заливало и комнату, и здание храма, и окрестности, словно тут рождалась голубая звезда. Когда Владыка Ада Хорэ испытывает неземное блаженство, даже в Царстве Мертвых наступают мир и покой. Арнемвенд облегченно вздохнул, хотя и не понял, что же случилось с ним: обновление, радость, дарованная свыше? Мир особенно не задумывался над этим вопросом.
А потом в рассветном небе, когда уже пели птицы и первые жрецы торопились по своим делам, протирая заспанные глаза, когда Куланн только-только вылил на себя первый кувшин ледяной воды, – в бездонную синь поднялись две диковинные птицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70